– Карточку принесли вчера вместе с букетом цветов. А письмо – одно из тех, которые приходили ему в последние полтора года.

Патрик посмотрел на жену долгим взглядом и начал открывать пакет.

– Думаю, будет лучше, если ты попытаешься прочесть их, не вынимая. К ним уже прикасались и я, и Кристиан – новые отпечатки пальцев ни к чему.

Он снова кинул на нее многозначительный взгляд, однако последовал ее совету и прочел содержание писем через полиэтилен.

– Как бы ты это истолковал? – поинтересовалась Эрика, чуть подвинувшись вперед на сиденье, но тут же вынуждена была перераспределить свой вес по-другому, ибо стул чуть не перевернулся.

– Ну, звучит как угроза. Хотя и не прямая.

– Да, мне показалось именно так. И сам Кристиан точно воспринимает эти письма как угрозу, хотя и утверждает, что все это ерунда. Он категорически не хотел показывать письма полиции.

– Так, значит, это?.. – Патрик поднес пакет к лицу Эрики.

– Ай-ай-ай, они случайно завалились ко мне в сумку. Какая неуклюжесть с моей стороны!

Она склонила голову набок и напустила на себя самый невинный вид, но ее мужа не так легко было сбить с толку.

– Стало быть, ты украла их у Кристиана?

– Что значит – украла? Я их ненадолго одолжила.

– И как, по твоему мнению, я должен теперь поступать с этими… одолженными материалами? – спросил Патрик, прекрасно понимая, каков будет ответ.

– Кто-то угрожает Кристиану, и тот боится – я заметила это сегодня по его поведению. Для него все это очень серьезно. Почему он не желает обращаться в полицию, я до конца не понимаю, но, может быть, ты сможешь осторожно выяснить, нет ли на карточке и письме отпечатков пальцев?

Голос Эрики звучал умоляюще, и Патрик уже понимал, что ему придется капитулировать. Когда Эрика в таком настроении, ее невозможно переспорить – в этом он уже не раз имел возможность убедиться.

– Ну ладно, ладно, – проговорил он и поднял руки вверх. – Сдаюсь. Посмотрим, можно ли там что-нибудь найти. Но это не первый приоритет.

Эрика улыбнулась.

– Спасибо, мой дорогой!

– А теперь отправляйся домой отдыхать! – скомандовал Патрик и, не удержавшись, наклонился к жене и поцеловал ее.

Когда она ушла, он стал в растерянности вертеть в руках пакет с угрожающими письмами. Мозг работал туго, однако какие-то мысли в нем зашевелились. Кристиан и Магнус дружили. А вдруг?.. Он немедленно отогнал от себя эту мысль, но она тут же снова возвратилась, и он посмотрел на фотографию на стене. А что, если связь все же существует?

Бертиль Мелльберг толкал впереди себя коляску. Лео, как обычно, сидел в коляске, довольный жизнью, и время от времени улыбался, обнажая два зубика на нижней челюсти. Эрнсту пришлось сегодня остаться в участке, хотя обычно он тоже послушно трусил рядом с коляской, охраняя от малейшей угрозы того, кто и для него стал центром вселенной. Для Мелльберга это было именно так.

Бертиль и не подозревал, что в состоянии испытывать такие сильные чувства. С тех пор, как ему довелось присутствовать при родах и первым взять в руки крошечное существо, Лео крепко держал его за сердце своей маленькой ручкой. Ну, строго говоря, бабушка Лео тоже вполне успешно проложила путь к сердцу Мелльберга, но в его списке значимых людей Лео, вне всяких сомнений, занимал сейчас первое место.

Мелльберг неохотно направился в сторону полицейского участка. На самом деле в обеденный перерыв за малышом должна была присмотреть Паула, чтобы дать возможность подруге Юханне отправится по своим делам. Но Пауле пришлось срочно выехать на дом к одной женщине, к которой собрался в гости бывший муж с целью «выбить из нее всю дурь», и Мелльберг тут же с готовностью вызвался погулять с Лео. А теперь ему так не хотелось возвращать малыша назад. Бертиль ужасно завидовал Пауле, которая скоро возьмет отпуск по уходу за ребенком. Он и сам с удовольствием сократил бы свое пребывание на работе, чтобы проводить больше времени с Лео. Кстати, неплохая идея – как начальник и руководитель он должен дать своим подчиненным возможность развиваться. Кроме того, маленькому Лео с самого начала нужен мужской образец для подражания. С двумя мамами и полным отсутствием папы следовало бы подумать о благе ребенка и дать ему возможность пообщаться с настоящим мужчиной. Например, с таким, как он – Мелльберг.

Придержав бедром тяжелую дверь участка, Бертиль втянул за собой коляску. Анника просияла, увидев их, а Мелльберг буквально раздулся от гордости.

– А, я смотрю, у вас была небольшая прогулка, – сказала Анника и поднялась, чтобы помочь Мелльбергу с коляской.

– Да, девочкам понадобилась моя помощь, – ответил Мелльберг и стал осторожно снимать с малыша верхнюю одежду. Анника с улыбкой наблюдала за ним. Кто сказал, что чудес не бывает?

– Ну пошли, малыш, посмотрим, здесь ли мамочка, – ласково проговорил Мелльберг и взял Лео на руки.

– Паула еще не вернулась, – сказала Анника, возвращаясь за свой стол.

– Ай-ай, как жаль! Значит, придется тебе еще некоторое время пообщаться с дедушкой, – с удовольствием произнес он и направился в сторону кухни, неся Лео на руках. Девочки сами это предложили, когда он пару месяцев назад переехал к Рите – называть его дедушкой Бертилем. И теперь он пользовался всяким удобным случаем, чтобы произнести это слово, привыкнуть к нему, насладиться им. Дедушка Бертиль.

Людвигу исполнилось тринадцать, и Сия изо всех сил старалась делать вид, что это самый обычный день рождения. Тринадцать лет. Столько лет прошло с того дня, когда она еще в роддоме со смехом отметила невероятное сходство между отцом и сыном. За все эти годы оно не исчезло, а даже усилилось. И вот теперь из-за этого сходства она в самые тяжелые минуты едва могла заставить себя поднять глаза на Людвига. Снова и снова увидеть эти карие глаза с чуть заметным зеленоватым оттенком, светлые волосы, которые уже в начале лета выгорали и становились почти белыми. И фигурой, и движениями Людвиг напоминал Магнуса. Высокий, жилистый, а его ладони, когда он клал их ей на плечи, были такими же, как у отца.

Дрожащими руками Сия пыталась вывести имя сына на торте. И это тоже роднило отца с сыном. Магнус мог в одиночку одолеть целый торт «Принцесса», и, что особенно несправедливо, это никак не сказывалось на его фигуре. Самой ей достаточно было посмотреть на булочку с корицей, чтобы сразу поправиться на полкило. Зато теперь она стала такой стройной, какой всегда мечтала быть. С исчезновением Магнуса она теряла килограмм за килограммом. Еда буквально не лезла в рот. А ком в животе, который не проходил с самого утра, когда она просыпалась, и до самого вечера, когда она укладывалась и забывалась тревожным сном, оставлял место лишь для крошечных порций. Впрочем, сейчас она менее всего заботилась о своей внешности – даже и не смотрела на себя в зеркало. Какое это имело значение, если Магнуса нет рядом?

Иногда она желала, чтобы он умер у нее на глазах. Чтобы его хватил инфаркт или переехала машина. Все, что угодно, лишь бы она знала, что случилось, и могла бы заниматься практическими делами, такими, как организация похорон, решением вопроса о наследстве и всем прочим, что обычно требуется, когда кто-то умирает. Тогда, возможно, боль обожгла бы ее нестерпимым жаром, но потом понемногу стихла, оставив лишь глухое чувство утраты вперемешку со светлыми воспоминаниями.

Ей же не осталось ничего, лишь огромная пустота. Он просто исчез, скорбь зависла в воздухе, и не было никакой возможности идти дальше. Работать она была не в состоянии и не представляла, сколько еще времени проведет на больничном.

Она посмотрела на торт. Из глазури получилось какое-то месиво. В тех неравномерных кучках, которые покрывали марципановую поверхность, ничего невозможно было прочесть, и это, казалось, отняло у нее последние силы. Она села прямо на пол, привалившись спиной к холодильнику, и слезы неудержимо потекли по щекам.