Пересекая выжженную равнину, мы проехали мимо оливковой рощи. Таких огромных деревьев мне никогда раньше не доводилось видеть.

— Сколько лет этим оливам? — поинтересовался я.

— Кто знает? — ответил мой друг. — Да и вообще, есть ли смысл обсуждать возраст оливкового дерева? Мне кажется, они никогда не умирают. Взгляните-ка на это старое дерево. Да, оно засохло, но дало молодые побеги… Видите, как они тянутся к солнцу? В деревне Саламиу, что стоит на холмах за Пафосом, любят рассказывать, будто их оливы — а там деревья еще больше здешних — выросли на тех самых камнях, на которых сиживали Павел и Варнава, когда останавливались на обочине перекусить.

Мы свернули на проселочную дорогу, которая вела к деревушкам Политико и Пера — тем самым, которые сохранились на месте древнего Тамассоса. Между прочим, в европейских языках слово «медь» образовалось от искаженного названия острова Кипр. Древние называли этот металл «aes cyprium». Позже это название сократилось до «cyorium» и преобразовалось в «cupram», а отсюда уже рукой подать до английского «copper», французского «cuivre» и немецкого «Kupfer».

— Все окрестные холмы, — рассказывал мой друг, — усеяны кучами шлака, невидимого под буйной растительностью. Это отходы деятельности древних шахт, функционировавших здесь во времена римлян. В деревне Катидата, на северо-западе острова, я покажу тебе одну такую шахту. Ты увидишь цепочку ведер, спускающуюся под землю. С помощью этих ведер породу поднимают на поверхность. Когда-то там работали рабы Ирода Великого, теперь то же самое делают рабочие американской компании…

Дорога привела нас в запущенный сад. Здесь среди апельсиновых деревьев стояла самая интересная из всех византийских церквей Кипра. В ней находится гробница святого Гераклеида, первого епископа Кипра, который был знаком Павлу и Варнаве.

На нашу беду, здание церкви оказалось запертым. Ключ, как выяснилось, был у кого-то из местных крестьян, работавших в поле. Прямо рядом с входной дверью свисала веревка, уходившая на колокольню. Мы потянули за нее, и густой голос старого бронзового колокола поплыл над окрестными полями и оливковыми рощами.

Некоторое время спустя на наш зов явился крестьянин, одетый в рабочую одежду. Он представился Леонидом, и я искренне порадовался этому старинному имени. Кипр богат на подобные открытия: маленькую горничную в Никосии звали Антигоной, а официанта в Фамагусте — Фемистоклом.

Леонид отпер дверь, и мы прошли в полутемную, пыльную церковь, где традиционный блеск икон контрастировал с общей атмосферой упадка и небрежения. Казалось, сюда не заходят годами. Тем не менее на стуле обнаружился открытый деревянный ящик, внутри которого покоился пожелтевший человеческий череп. Я намеревался подойти поближе, чтобы разглядеть его, но Леонид меня опередил. Мягким, но решительным движением он закрыл ящик и отставил его в сторонку.

— Это череп святого Гераклеида, — пояснил он. — Вчера у нас был праздничный день, вот почему он стоит открытый. А так вообще-то ящик хранится под креслом епископа.

Крестьянин опустился на колени и запечатлел благоговейный поцелуй на стеклянной крышке.

Позже мой друг пересказал мне историю этого святого.

— У нас на Кипре бытует легенда, — начал он, — что Гераклеид был сыном греческого священника в храме Аполлона в Тамассосе. Во время своего визита на остров Павел и Варнава встретились с этим человеком и обратили в христианство. Тогда же они назначили Гераклеида первым епископом Тамассоса. Он был очень хорошим христианином: строил церкви на Кипре, лечил болезни, умел даже творить чудеса. Но жизнь свою окончил на костре…

Тем временем Леонид отпер другую дверь, и нашему взору предстала боковая часовня, на вид еще более древняя, нежели сама церковь. Выяснилось, что это погребальная часовня, в которой похоронен святой Гераклеид и еще трое других святых. Я был поражен той степенью запустения, которая царила здесь. Толстый слой белой пыли — не иначе как столетней давности — покрывал все предметы в помещении. С потолка свисала огромная паутина. Полуистлевшие иконы давно уже утратили линии и краски.

Когда мои глаза привыкли к полумраку, я смог разглядеть четыре гробницы. Кто-то проковырял в них отверстия, чтобы можно было заглянуть внутрь. Я не преминул воспользоваться такой возможностью и увидел нечто серое на комьях земли.

— Это могила святого Феодора, — сообщил Леонид.

Пока мы исследовали это царство гнили и пыли, в дверях появился древний старик. Он опирался на суковатый посох, голова его была обмотана цветной тряпкой. Это оказался сельский священник. Он медленно проследовал в комнату и указал своим посохом на один из саркофагов.

— Могила святого Мнасона, — проскрипел он.

— Вы имеете в виду того Мнасона, который упоминается в Деяниях апостолов? — поразился я.

Ответить на этот вопрос священник не мог, но тут вмешался мой друг.

— Да, — подтвердил он. — Мнасон был уроженцем этого острова.

Я припомнил соответствующие строки из Деяний:

«С нами шли и некоторые ученики из Кесарии, провожая нас к некоему давнему ученику, Мнасону Киприянину, у которого можно было бы нам жить» ¹⁹ .

Согласно распространенной на Кипре легенде, Мнасон крестился в Иерусалиме у самого Иоанна Богослова. Дом его располагался всего в одном дневном переходе от Иерусалима, и Мнасон принимал у себя Павла и Луку во время из последнего визита в столицу.

Среди многих чудес, которые творил этот человек, следует отметить одно — когда он парализовал руку бессовестного вымогателя-ростовщика.

Гора Троодос возвышается над островом подобно зеленой башне, подпирающей безоблачное небо. Именно здесь, на могучей вершине Троодоса, собираются по осени серые тучи — верный знак того, что в скором времени на иссушенную с мая землю падут животворные дожди.

Местный путеводитель информирует туристов:

Оцените неподражаемую иронию этого сообщения: вот она, преемственность правящих кругов! Правда, остается неясным: выставили ли богов и богинь вон или же они благоразумно удалились по собственному желанию, как только на горизонте появились королева Виктория и Дизраэли? В скупых сточках путеводителя кроется и легкая предостерегающая нотка. Они как бы предупреждают путешественника: не стоит ждать, что за ближайшим углом он натолкнется на божественную Персефону, забавляющуюся на клумбе с гиацинтами. Скорее ему надо ответственно подготовиться к встрече с миссис Брауни-Джонс, чей супруг подвизается в отделе контроля и учета.

Солнце уж садилось на западе, когда мы покинули долину и начали подъем среди виноградников и крошечных деревушек, которые подобно гнездам диких пчел прилепились к горным склонам. Теперь вокруг нас расстилался совершенно другой мир. Дышащий прохладой мир папоротников и молчаливых лесов, где звук шагов поглощался густым ковром сосновой хвои, а мысли невольно улетали к тенистым лощинам Борнмута.

Как странно, что эти рощи и леса, где некогда бродили ясноокая Афина, воинственная Артемида и прелестная Афродита, ныне превратились в уютные декорации для отдыха правительственных чиновников. И странность эта достигала своего апофеоза на вершине горы: там, где в древности Зевс-громовержец оттачивал свои огненные стрелы, изумленный путешественник находит ныне теннисные корты. Уединенные горные долины, ранее предназначенные для смелых эскапад языческих богов, теперь слуги его величества монополизировали для своих чинных развлечений.

Ближе к вечеру в поле нашего зрения показалась группа зданий, подобно орлиному гнезду взгромоздившаяся на самом гребне горы. Странное и неожиданное зрелище представляло собой скопление куполообразных крыш и печных труб, четко вырисовывавшихся на фоне закатного неба. Здесь, над бездной, им было явно не место.