Он выглядит таким беззащитным и ранимым… Меня это тревожит. Я опускаюсь на колени и нежно целую его в губы.
– Ладно. Вера и терпение. Я буду руководствоваться ими.
– Вот и хорошо. Потому что Франко уже здесь.
Франко маленький, смуглый и веселый. Мне он сразу нравится.
– Такие красивые волосы! – восхищается он с немыслимым, вероятно, фальшивым итальянским акцентом.
Я готова поспорить, что он родом откуда-нибудь из Балтимора или типа того, но его энтузиазм заразителен.
Кристиан ведет нас в свою ванную, тут же уходит и возвращается со стулом, взятым из комнаты.
– Я оставляю вас здесь, – бормочет он.
– Grazie, мистер Грей. – Франко поворачивается ко мне. – Bene, Анастейша, что мы будем делать?
Кристиан сидит на диване и возится с чем-то, похожим на электронные таблицы. Мягкая, мелодичная классическая музыка плывет по большому залу. Голос женщины страстно поет, вкладывая в песню всю душу. Просто дух захватывает. Кристиан поднимает глаза и улыбается, отвлекая меня от музыки.
– Гляди! Говорю же тебе, что он одобрит твою прическу, – бурлит Франко.
– Ты выглядишь прелестно, Ана, – говорит Кристиан.
– Моя работа сделана, – объявляет Франко.
Кристиан встает и направляется к нам.
– Спасибо, Франко.
Франко поворачивается, обнимает меня по-медвежьи и целует в обе щеки.
– Больше никому не позволяй стричь твои волосы, bellissima Ана!
Я смеюсь, смущенная его фамильярностью. Кристиан провожает его до лифта и тут же возвращается.
– Как хорошо, что ты оставила длинные волосы, – говорит он, подходя ко мне.
Его глаза сияют. Он трогает пальцами прядь.
– Такие мягкие волосы! – восхищается он. – Ты все еще злишься на меня, Ана?
Я киваю, а он улыбается.
– Что же именно тебя сердит?
Я закатываю глаза.
– Тебе перечислить весь список?
– Что, даже список?
– Да, длинный список.
– Может, мы обсудим его в постели?
– Нет. – Я по-детски надуваю губы.
– Тогда за ланчем. Я хочу есть и еще кое-чего… – Он подмигивает.
– Я не позволю сбить себя с толку. Хоть ты и не эксперт, а настоящий сексперт в постели.
Он прячет улыбку.
– Что сердит вас особенно сильно, мисс Стил? Выкладывайте начистоту.
Ладно, слушайте, мистер Грей…
– Что меня сердит? Ну, во-первых, твое грубое вторжение в мои личные дела, то, что ты привез меня в салон, где работает твоя бывшая любовница и где наводили красоту все твои брюнетки; на улице ты обращался со мной, словно с шестилетней девочкой, – и, что хуже всего, ты позволяешь твоей миссис Робинсон прикасаться к тебе! – Я перехожу на визг.
Он удивленно поднимает брови, а его благодушное настроение улетучивается.
– Правда, целый список. Но только я еще раз объясняю – она не моя миссис Робинсон.
– Она может прикасаться к тебе, – повторяю я.
Он выпячивает губы.
– Она знает, где можно.
– Как это понять?
Он проводит по волосам обеими руками и на миг закрывает глаза, словно ищет вдохновения свыше. Вздыхает.
– У нас с тобой нет никаких правил. Я никогда еще не занимался сексом без правил, и я никогда не знаю, где ты прикоснешься ко мне. От этого я нервничаю. Твое прикосновение совершенно… – Он замолкает, подыскивая слова. – Ну… просто оно означает больше… намного больше.
Больше?.. Его ответ оказался для меня совершенно неожиданным. Это короткое слово с важным значением снова повисло между нами.
Мое прикосновение означает… больше. Как прикажете мне устоять, когда он говорит такие вещи? Серые глаза ищут мои; я вижу в них настороженность и опаску.
Я нерешительно протягиваю к нему руку, и мое предчувствие переходит в тревогу. Кристиан пятится назад, и моя рука повисает в пустоте.
– Жесткий предел, – шепчет он. На его лице читаются боль и паника.
Я страшно разочарована и ничего не могу с собой поделать.
– Вот если бы ты не мог дотронуться до меня, что бы ты испытывал?
– Пустоту и обездоленность, – сразу отвечает он.
Ох ты мой лукавый! Поистине Пятьдесят Оттенков. Я качаю головой и слабо улыбаюсь ему. Он заметно успокаивается.
– Когда-нибудь ты непременно должен мне объяснить, почему у тебя существует такой жесткий предел, откуда он появился.
– Когда-нибудь, – бормочет он, но потом за долю секунды сбрасывает с себя боль и беззащитность.
Как быстро он умеет переключаться! Из всех людей, которых я знаю, у него быстрее всего меняется настроение.
– Итак, вернемся к твоему перечню обвинений. Я вторгаюсь в твою частную жизнь. – Он кривит губы, обдумывая ответ. – Это из-за того, что я знаю номер твоего банковского счета?
– Да, это возмутительно.
– Я проверяю всех своих сабмиссив. Я покажу тебе. – Он поворачивается и идет в свой кабинет.
Я покорно плетусь за ним, ошеломленная. Он отпирает картотечный шкаф и достает из него пластиковую папку. На этикетке напечатано: АНАСТЕЙША РОУЗ СТИЛ.
Ни фига ж себе! Я сердито гляжу на него.
Он пожимает плечами, словно извиняясь.
– Вот, можешь забрать себе.
– Ну спасибо, – рычу я.
Потом просматриваю содержимое папки: копия моего свидетельства о рождении – господи, мой жесткий предел! – обязательство о неразглашении информации, контракт – боже! – мой номер социального страхования, резюме, записи по месту работы.
– Так ты знал, что я работаю в «Клэйтоне»?
– Да.
– Значит, это не было случайным совпадением. Ты не просто проезжал мимо?
– Нет.
Я не знаю, злиться мне или радоваться.
– Как все это мерзко. Ты хоть понимаешь?
– Не вижу ничего плохого. Я должен соблюдать осторожность.
– Но ведь это вторжение в частную жизнь.
– Я не злоупотребляю такой информацией. Анастейша, ее может добыть любой человек. Она нужна мне для контроля. Я всегда так поступаю и поступал.
Он настороженно глядит на меня. Теперь его бесстрастное лицо напоминает маску.
– Нет, злоупотребляешь. Ты положил на мой счет двадцать четыре тысячи долларов против моей воли.
Он поджимает губы.
– Я уже объяснял тебе. Эти деньги Тейлор выручил за твой автомобиль. Да, согласен, трудно в это поверить, но факт остается фактом.
– Но ведь «Ауди»…
– Анастейша, ты хоть приблизительно представляешь, сколько я зарабатываю?
Я густо краснею.
– Зачем это мне? Кристиан, меня не интересует состояние твоего банковского счета.
Его взгляд теплеет.
– Я знаю. Это одна из твоих черт, которые я люблю.
Я с испугом гляжу на него. Неужели он что-то любит во мне?
– Анастейша, я зарабатываю в час приблизительно сто тысяч долларов.
У меня отвисает челюсть – сама собой. Это же немыслимые деньги!
– Двадцать четыре тысячи долларов для меня – так, тьфу… Машина, книги, наряды – все это мелочи. – Он словно уговаривает меня.
Я гляжу на него. Он действительно не понимает, чем я недовольна. Вот чудак!
– Как бы ты себя чувствовал на моем месте, если бы на тебя обрушились такие щедроты?
Он смотрит на меня с недоумением. Вот она, его проблема, – неспособность понять других. Мы погружаемся в молчание.
Наконец, он пожимает плечами и отвечает с искренним недоумением:
– Не знаю.
У меня сжимается сердце. Да, основная проблема Кристиана – неспособность сопереживать. Он не может поставить себя на мое место. Что ж, теперь я это вижу.
– Не очень приятное чувство. Да, ты великодушный и щедрый, но мне от этого некомфортно. Я несколько раз тебе об этом говорила.
Он вздыхает.
– Анастейша, я готов подарить тебе весь мир.
– Мне нужен только ты сам, Кристиан. Без всяких доплат и добавок.
– Они входят в сделку, как часть меня самого.
Нет, так мы ни о чем не договоримся.
– Мы будем когда-нибудь есть? – спрашиваю я. Напряжение, возникающее между нами, забирает у меня силы.