— Нет.

Эндрю молча разглядывает его.

— Жаль, — наконец произносит он. — Мы обращаемся с тобой не так, как с другими, ты это знаешь?

— С другими?

— У тебя иная программа.

— Не понимаю.

— Твоя комната, еда, которую тебе дают, обхождение — не обычный способ работы. Не думаю, что ты понимаешь, как тебе повезло. — Эндрю озирается по сторонам, в глазах у него подозрительность. — Но я беспокоюсь из-за тебя, знаешь ты это? Ты думаешь, будто лучший способ исцелиться — противиться нам.

Он молчал.

— Я прав?

Он покачал головой.

— Обычно это меня не волнует. В нормальной программе у нас имеются способы справляться с проблемами. Но с тобой, среди этой роскоши, все сложнее.

Эндрю не сводил с него глаз.

— Хочешь противиться нам?

Он снова покачал головой.

— Хорошо, — сказал Эндрю, вставая. — Потому что не хочешь нам противиться. Но если снова увижу на твоем лице такое выражение, переведу тебя на программу для всех остальных.

Эндрю прошел к двери и взялся за ручку.

— И поверь, она тебе не понравится.

Он поднял голову. Он сидел в углу другой комнаты, совершенно темной. Не помнил, как здесь оказался. Не знал, долго ли был без сознания. Его рука поднята на уровень головы и к чему-то прикреплена. Привязана или зажата. Путы впивались в кожу, когда он шевелился, мышцы кололо будто иглами.

«Где я, черт возьми?»

Он видел тонкий луч лунного света, проникающий через окно посреди стены. Когда глаза привыкли к темноте, появилось еще кое-что: прикрытая дверь на противоположной стороне, что-то белое, похожее на простыню, в дальнем углу. Откуда-то задувал ветерок, и простыня развевалась от его порывов.

На кожу что-то капнуло. Он повернулся. Соседняя стена была мокрой. По ней медленно стекала какая-то жидкость. Он коснулся поверхности ладонью. Вода. Она текла со стен по всей комнате.

Рядом с ним, на уровне глаз, находилась квадратная металлическая плита, привинченная по углам болтами, со стальным кольцом посередине. На ней тоже была вода — и еще что-то. Более темное. Отдающее ржавчиной. Или медью.

О черт, это кровь!

Он отдернул руку от стены, наручники, звякнув, впились в кожу. Один браслет был примкнут к кольцу, другой охватывал левое запястье. Он не мог уйти. Не мог даже подняться на ноги.

Он взглянул в сторону двери.

Простыня переместилась. Придвинулась чуть ближе к нему параллельно стене. Теперь он различал под ней какую-то фигуру.

— Эй!

Фигура дернулась.

— Эй!

Простыня чуть сползла, спадая на пол. Из-под белой ткани показалось лицо.

Девушка. Лет восемнадцати.

— Эй! — произнес он снова.

Девушка была тощей, с узкими губами, бледной кожей. В темноте комнаты она выглядела призраком.

— Где мы?

Девушка взглянула в сторону двери — движение было медленным, заторможенным, — потом снова на него. Но не ответила.

— С тобой все в порядке?

Опять молчание. Голова ее клонилась вперед, словно от полного бессилия.

— Ты в порядке? — потянулся он к ней.

И тут почувствовал, как намокают брюки. Взглянул на пол. Под ногами растеклась лужица рвоты. Он попятился и поскользнулся. Скованную наручниками руку пронзила такая боль, словно плечо вывернулось из сустава.

— Не шуми.

Он взглянул на девушку.

Она смотрела на него светлыми, как кожа, глазами, ее грязные волосы спутались. Простыня свалилась. На ней были только лифчик, трусики и носки.

— С тобой все в порядке?

Девушка не ответила.

— Слышишь меня?

Она вздрогнула, будто ее кольнули ножом, и снова повернулась к двери. Уставилась в темноту.

— Как тебя зовут?

— Не шуми, — оглянулась девушка.

— Что происходит? Где мы?

Она покачала головой.

— Как тебя зовут?

— Роза, — ответила она.

Он постарался выбраться из зловонной лужи.

— Слушай, Роза. Я хочу выйти отсюда вместе с тобой — но ты должна мне помочь. Сказать кое-что.

Она взглянула в приоткрытую дверь и на сей раз не повернулась. На ее спине выступали позвонки; слева, рядом с лямкой лифчика, виднелся большой черный синяк.

Она произнесла что-то, но он не разобрал слов.

— Что ты сказала?

Она снова завернулась в простыню. Ее рука тоже была прикована к стене наручниками. Он разглядел, что по обеим сторонам комнаты во всю длину стен тянутся кольца. На равном расстоянии друг от друга.

Потом увидел еще кое-что.

Острый кусок кафеля, видимо, из ванной, футах в четырех перед ним. Треугольной формы. С одной стороны зазубренный. Он отошел от стены, насколько позволили наручники, и вытянул ногу.

— Что ты делаешь? — прошептала Роза.

Он снова попытался дотянуться до осколка. На сей раз коснулся его ботинком, и тот с громким стуком перевернулся в тишине комнаты.

— Перестань, — сказала она. — Он тебя услышит.

— Кто? — взглянул он на девушку.

— Тот человек. — Она смотрела в приоткрытую дверь. — Тот человек в маске. Дьявол.

«Интересно, какой у тебя вкус, таракан».

Его бросило в дрожь.

— Кто он?

Девушка пожала плечами:

— Друг рослого человека.

Рослый человек. Рослый человек. Он силился вспомнить, но безуспешно, и тупо уставился на нее.

— Эндрю, — негромко произнесла она.

Эндрю.

Тут он вспомнил. Человек в черном. Рослый. Тот, что был там, когда у него выдергивали зубы.

Он посмотрел на Розу:

— Я не могу…

— Ничего припомнить?

Он помолчал, страшась признаться в этом.

— Да.

— Вот-вот, именно к этому они и стремятся, — сказала она. — Таким образом заставляют тебя забыть, что ты сделал. Хочешь, дам тебе совет? — Она вновь посмотрела на дверь, потом на него. — Удерживай в памяти что можешь, ведь если оно уйдет, то уже не вернется.

— Ты о чем?

— О том, что в конце концов забудешь все.

— Забуду все?

— Все, что сделал.

— Что мне нужно забыть?

— Не знаю, — ответила она. — Что тебе нужно забыть?

Она смотрела на него несколько секунд, словно пытаясь угадать ответ, потом снова взглянула на дверь. Простыня опять соскользнула. Синяк на спине темнел на бледной коже, словно пролитые чернила. Казалось, он причиняет ей боль. До самой кости.

— Тебя ударил человек в маске?

Роза оглядела себя, завела свободную руку за спину и провела пальцами по коже.

— Да.

— Почему?

— Я пыталась убежать.

— От чего?

— Как ты думаешь? Из этого места. От программы.

— От программы?

За дверью что-то скрипнуло.

Роза приложила палец к губам и вгляделась в темноту.

— Нужно молчать, — наконец проговорила она. — Он любит заставать врасплох. Любит наблюдать. Дай ему повод, и он набросится с кулаками. — Она снова коснулась синяка. — Я наблюдала за людьми, которые здесь работают. Большинство все еще верят во что-то. И даже соблюдают определенные правила. Но этот дьявол… Не знаю, во что, черт возьми, он верит. — Роза пристально на него посмотрела. — Он будет тебя бить, — сказала она тихо. — И меня. Вот чем он здесь занимается. — И замолчала, хлопая глазами. — Иногда я думаю, может, он действительно дьявол.

Щелк.

Они уставились в темноту. В тот угол комнаты, куда не доходил свет.

Потом из мрака появился таракан.

Его тело пощелкивало на бегу по половицам. Глаза девушки неотрывно смотрели на насекомое, челюсть ее отвисла. Она заплакала, пятясь к стене, наручники звякнули.

— Собираешься спасти ее, таракан?

Голос из черноты ночи.

Он прижался к стене. Вода стекала между лопатками. В нос ударил запах человека в маске: ужасный гнилостный смрад. Как от дохлого животного.

Из угла комнаты появилась часть рога, торчащего над маской.

— Что ты задумал, таракан? — Голос был сочный, гортанный. — Вырваться отсюда и забрать ее с собой? — Приглушенный маской смех. — Эндрю твердил мне, что с тобой нужно обращаться по-другому. Но я так не считал. Ты здесь по ошибке. Тебе здесь не место. Ты все усложняешь, восстаешь против наших свершений. И цепляешься за жалкое существование, которое раньше называл жизнью, не желая умирать. Если на то пошло, с тобой нужно обращаться хуже.