В такие моменты особенно наглядно проявлялась суть тоталитарного требования «новых времен»: полное устранение собственной индивидуальности и обезличивание человека в рамках заданных стандартов. Ева Штернхайм-Петерс так иллюстрирует реальности того времени: «Юношей и девушек приучали мыслить следующим образом: „Ты не должен думать, что твой народ может сделать для тебя. Ты должен думать, что ты можешь сделать для своего народа“. Такая установка была очень распространена среди молодежи». Во время партийных съездов и больших манифестациях эта форма запрограммированного самоотречения воплощалась в невиданных доселе массовках в форменной одежде. Целые стадионы заполнялись коричневым цветом униформы Гитлерюгенда и бело-синим цветом формы Союза германских девушек. По приказу разрешалось проявлять и эмоции. Хана Беер-Паге вспоминает о прибытии Гитлера на одно из массовых мероприятий: «Вначале мы долго маршировали туда-сюда. Затем надо было в течение получаса держать руку в вытянутом состоянии. Мы приветствовали фюрера. Слева и справа в каждом ряду были люди, которые постоянно ходили до середины шеренги и обратно. Они следили, чтобы мы достаточно высоко держали руки. Если у кого-то слабела рука, то они били по ней, не давая ей склониться.» Восхищение и мощь — два ключевых понятия для характеристики всех массовых национал-социалистических мероприятий, в которых участвовали девушки того времени.
Более взрослые девушки в возрасте от 18 до 21года с удовольствием посещали предприятия под названием «Вера и красота», организованные при СГД. Членство в этих предприятиях было добровольным. Девушки занимались спортом, танцами, моделированием одежды и воспитанием детей. В отличие от более младших возрастов, которым прививалась жесткость и твердость характера, здесь на первый план выдвигалось воспитание женственности, и особенно, готовности стать матерью. Вспоминает Анна-Мария Страсоцки: «Я посещала „Веру и красоту“ и получала эстетическое наслаждение. Сотни девушек в красивых и таких женственных коротких гимнастических одеяниях одновременно совершали одни и те же движения. Что было плохого в этом, собственно говоря?»
Она описывает наблюдения, которые часто встречаются в воспоминаниях многих очевидцев, относящихся к временам нацизма. Изображение отрывочных безобидных переживаний есть не что иное, как попытка ухода от ответственности за происходившее, объяснение свой собственной немощи. Действительно, что «плохого» можно найти в этих спортивных упражнениях с обручами на зеленой лужайке? Плохой была большая цель, которая скрывалась за попытками нацистского режима, — «притянуть к себе сердца молодежи», как того требовал Геббельс.
Гораздо реже можно найти кадры хроники с марширующими девушками, хотя эта сцена была более привычна для повседневной деятельности СГД, чем упражнения с кеглями. Ночные марш-броски, ориентирование на местности, кроссы — вот перечень постоянных мероприятий для девушек тех времен. Многие наши свидетельницы и сегодня могут подробно рассказать о мускульных усилиях и поте во время утомительных маршировок, мозолях на ногах и дрожащих коленках. Сюда можно отнести и упражнения по выработке ловкости, сноровки и смелости. Того, кто не справлялся с физическими нагрузками, называли «отказником». Дорис Шмид-Гевиннер вспоминает: «Им здорово доставалось. Если кто-то говорил, что он не умеет плавать, его просто швыряли в воду. Конечно, если мыслить с позиции сегодняшнего дня, это было жестоко».
Требование «постоянно показывать отличный результат» всегда присутствовало в работе с подрастающим поколением, будь то на марше, в мастерской, на репетициях или на мероприятиях. Лучших хвалили, награждали и рекомендовали на более высокие должности. Гитлеровский рейх был жестоким обществом, нацеленным на результат. Девушки не были исключением. Мапия Айзенэкер рассказывает о лагере СГД: «Каждое утро была линейка. После завтрака проверяли, как заправлены наши кровати. На следующее утро проверяли состояние обуви, или как мы помыли уши и руки. Всегда надо было содержать все в порядке. Все было как в армии». На первом месте стояло подавление собственного «я». Большой популярностью пользовался лозунг на тему юношеского воспитания — «Не важно, что ты жив. Важно то, как ты выполняешь свой долг перед народом».
Нацистское государство беспощадно обходилось с теми, кто не мог или не желал выполнять «свой долг». Притеснения девушек, которые не хотели или не могли проходить постоянные испытания на смелость и ловкость, дискриминация «неариек» вплоть до их уничтожения были будничной иллюстрацией «нового времени» в Германии. Бывшие члены Союза германских девушек крайне неохотно вспоминают об этих случаях. Цыганка Сейя Стойка, которая чудом избежала смерти в концентрационном лагере, описывает сцену общения с девочками-ровесницами из СГД: «По моему цветастому платью они поняли, что я — цыганский ребенок. Тогда они плюнули мне прямо в лицо и закричали „Цыганское отродье!“
Иногда дети выступали даже против собственных родителей. Зачастую мать или отец позволяли себе сделать критическое замечание в адрес Гитлера или слушали запрещенное Би-Би-Си. Гертруда Вортман вспоминает: «Ведь дети воспитывались в основном вне стен родительского дома. Они шпионили за собственными родителями не из-за своей прирожденной злости, а в силу своей наивности. Они полагали, что в этом случае родители совершают преступление в отношении фюрера». Анна-Мария Страсоцки рассказывает, как она застала свою мать за прослушиванием «вражеской» радиопередачи, но не донесла на неё: «Когда я, воодушевленная лозунгами, пришла домой после службы в дружине, моя мать сидела у приемника и слушала английское радио. Этот случай произвел на меня страшное впечатление».
Дорис Шмид-Гевиннер вспоминает о более печальной истории: «Моя сестра собиралась занять руководящую должность в Гитлерюгенде и хотела получить согласие матери. Мой отец был в то время на войне. Однако моя мать ясно дала понять, что она не желает, чтобы дочки становились „офицерскими подстилками“. Через пару дней ее арестовали и отправили на принудительные работы. Кто-то из нашей семьи донес на неё. С тех пор взрослые разговаривали между собой по-французски, чтобы их никто не понял из детей».
Внутри самого Союза германских девушек террор существовал не только на политических занятиях и лекциях по расовой науке. На заметку брали упрямых и своевольных. У тех, кто «не шел в ногу с остальными», отнимали галстук, который был частью форменной одежды. Бывшая руководительница СГД Маргарита Кассен рассказывает: «Те, кто плохо себя вел, должны были приходить на службу в гражданской одежде или получали на собрании выговор». Кроме этого, провинившиеся должны были перед строем унизительно вымаливать себе прощение за вполне безобидное поведение.
После принятия «Закона о Гитлерюгенде» в 1936 году и дополнительного «Постановления об исполнении» в 1939 году членство в Гитлерюгенде стало обязательным для всей немецкой молодежи. Одновременно к нарушителям стали применяться полицейские меры. Анна-Мария Страсоцки свидетельствует: «Если кто-то долго и без уважительной причины отсутствовал, его доставляли на службу насильно».
Подобные свидетельства о практиковавшихся наказаниях подтверждают, что не все поголовно юноши и девушки безоговорочно подчинялись диктату Гитлерюгенда. В отличие от тогдашних пропагандистских материалов нам известно множество случаев неповиновения среди членов организации, которые происходили постоянно. Одна из опрошенных свидетельниц вспоминает: «Эти постоянные построения, маршировки, заорганизованность нашей жизни вызывали у меня чувство протеста. Я пыталась избегать участия в больших мероприятиях. Обычно я ссылалась на головокружение и имитировала обморок.»
Мотивы неподчинения со стороны «лодырей» и «прохвостов», как их называли «сознательные и примерные» члены Гитлерюгенда, были различны: от банальной скуки до твердого нежелания быть винтиком в огромной машине беззакония. Те, кто нарушал нацистские правила из-за своих прочных религиозных убеждений или под влиянием критично в отношении Гитлера настроенных родителей, должны были маскироваться. Елизабет Циммерер рассказывает об уловках, к которым она прибегала: «Обычно, я говорила, что ничего не знаю. Я все выслушивала. Весь этот бред, одни и те же лозунги и мысли. Потом я просто садилась и ничего не делала. Я всегда вела себя как деревянное полено.»
