– Ты совершенно права, – ответил он, не тронувшись с места. – Это будет неприятное занятие.

Джон выдержал ее взрыв негодования с той же самой расчетливой тактикой, которой воспользовался, когда они встретились впервые. Единственная разница заключалась в том, что теперь она знала, как отплатить ему тем же.

– Мальчики сообщили мне, что коттедж в Уоллес-Эбби полностью отремонтирован, – холодно проговорила Виктория. – Мы оставим ваше покровительство этим днем. Я собиралась подождать до завтра, но обнаружила, что так может быть лучше…

– Трусишка, – прошептал он.

– Прошу прощения?

– Ты слышала, что я сказал.

– Послушай, я освобождаю тебя от любых обязательств, которые налагает на тебя джентльменское поведение. Уверяю, что не нахожу приемлемой ни одну из твоих идей. – Она фыркнула.

– Виктория, послушай меня. Ты совершаешь ужасную ошибку. Ведь ты вполне можешь обнаружить, что у тебя будет ребенок. Несомненно, ты обдумала все последствия. Я не думал, что должен напоминать тебе об этом.

– Я провела не один десяток лет, глядя в несчастные глаза тех, кого некоторые люди – вашего класса – называют физическим свидетельством греха. Уверяю тебя, я точно знаю, что могло произойти. Если я обнаружу, что оказалась в положении, то тогда я найду безвестный уголок Англии, и ты заплатишь за то, чтобы о нас заботились, что составит ничтожную сумму. Повсюду полно вдов военных, и я сыграю такую же роль. Ребенок и я – мы будем совершенно счастливы. В любом случае, ты воссоединишься со своей семьей – со своим кругом, а я останусь в своем – в конечном счете – в приюте, или, если заставит судьба, где-то далеко от всех, кто будет знать правду. Но чего я не собираюсь делать – так это уступать твоим желаниям, которые могут привести только к тому, что мы каждый день станем подвергаться медленной пытке, вспоминая о безрассудстве этого момента.

Она ранила его так эффективно, как только осмелилась. Виктория могла видеть это в его глазах. Но на самом деле, чего же он ожидал?

– Виктория… если ты полагаешь, хотя бы на минуту, что я позволю тебе спрятаться в каком-то забытом Богом уголке, когда ты обнаружишь, что носишь моего ребенка, то ты просто не знаешь меня. И хотя я хотел скрыть это от тебя, теперь я понимаю, что должен рассказать тебе всю правду. Ты знаешь, что разговариваешь во сне?

Холодок беспокойства пробежал по ее позвоночнику.

– Что ж, мне жаль сообщать тебе, что это так, и среди слуг пошли кривотолки, пока я не положил этому конец. От твоей репутации останутся одни клочья, если мы не поженимся. – Джон замолчал, а затем заговорил нежнее. – А теперь послушай, я сожалею, что идея со свадьбой так отвратительна тебе, но она состоится. Боже, женщина! Мне вовсе не следовало позволять тебе взвинчивать себя так долго. Итак, я не стану заставлять тебя уезжать сегодня, но я ожидаю, что ты примиришься с печальным фактом нашего предстоящего венчания к тому времени, когда мы отправимся на рассвете. Завтра. Я не стану откладывать поездку снова. – Он повернулся на каблуках и вышел за дверь, не оглянувшись.

Виктория бросилась к двери после того, как она закрылась, только чтобы услышать, как герцог рявкнул на слуг, приказывая им занять свои посты. Только теперь они казались скорее стражей, призванной держать девушку внутри, чем охраной для того, чтобы удерживать его снаружи. Она могла поклясться, что он сказал что-то вроде «только хлеб и воду», но это с таким же успехом могли быть и слова «пусть умрет с голоду».

Что ж, беседа прошла просто великолепно.

Он принялся за дело совершенно неправильным образом, решил Джон несколько часов спустя, когда стоял, задумавшись и не замечая красоту вида, у окна библиотеки. Он обладает богатством, которого хватило бы на две нации, и все же не преуспел в единственном деле, которое имело значение. Единственное, что он хотел. В чем нуждался.

И все же Виктория также была права. Женившись на ней, он вполне может разрушить присущее ей от рождения счастье. Ему не удавалось с легкостью вообразить, как она уживается с представителями аристократии. Учитывая их острые когти и прочно укоренившийся инстинкт отсеивать каждого, от кого пахнет магазином или еще хуже, Викторию разорвут на ленты за один вечер. И они сделают это с вежливыми улыбками от уха до уха. У нее не будет ни единого шанса, даже если половина джентльменов в Палате Лордов задолжали ему услуги или деньги или и то, и другое.

Ничто в его жизни не было сбалансировано. Идея, которой он дорожил, оживить эту местность мельницей, постепенно умирала. Его встречи, или, скорее, его попытки встретиться с упрямым соседом, графом Уаймитом, потерпели полную неудачу. Во время его второй попытки войти в священные комнаты поместья его соседа, дворецкий Уаймита поставил в известность его светлость, что его сиятельство честно предупреждает его. Граф устанавливает на границах своей собственности садочные ружья, чтобы отвадить нарушителей, точно так же, как это сделал его бывший заклятый враг.

Вдалеке большой экипаж, равный по размерам его собственному, потихоньку продвигался под аркой из желтых тополей, обрамляющих широкую дорогу, ведущую к высокой башне Бьюли. Через четверть часа герцог наблюдал за тем, как из экипажа выбрались два джентльмена, которые, в свою очередь, помогли двум леди спуститься на твердую землю. Первой показалась миниатюрная леди с седыми волосами, одетая в чрезмерно яркое платье. Она несла длинноносую, коротконогую собачонку. Надо же, если он не ошибся, то это вдовствующая герцогиня Хелстон, сопровождаемая огнедышащим герцогом Хелстоном, прекрасной блондинкой графиней Шеффилд и слишком крупным громилой, который был одет как джентльмен. Какого дьявола?

Дверь библиотеки была приоткрыта, и он мог слышать знакомый требовательный баритон Хелстона, язвительно сообщавший лакею, что да, ему бы очень хотелось увидеть его светлость, если его светлость найдет время для его светлости.

Джон удержался и не улыбнулся, когда лакей отказался от любых претензий на то, чтобы поддержать верную форму соблюдения старшинства. Сквозь звук шагов людей, поднимающихся по мраморной лестнице, Джон слышал отголоски беседы этой компании.

– Что ж, по крайней мере, на данном этапе мы знаем путь, – сухо произнес Хелстон. – Черт побери, это уже второй раз меньше чем за пять месяцев. Возможно, мне стоит порыскать по местности в поисках подходящей резиденции, если это будет продолжаться в том же духе.

– У дружбы есть своя цена, – со смешком ответил второй мужчина.

– Насколько я понимаю, проблема в том, что до сих пор она была чертовски односторонней в вашем случае, друг.

– Люк! Шшш. Разве это не самый великолепный… О…

А затем, после стука в дверь, отчего она распахнулась, Хелстон, вдовствующая герцогиня с крохотной коричневой собачкой под мышкой, и незнакомец ввалились в библиотеку. Лакей с красным лицом торопливо опередил их. Графини в этой группе не было.

– Простите, ваша светлость, – проговорил лакей. – Его светлость, герцог Хелстон, и ее светлость…

Хелстон отсек банальности с выверенной вальяжностью.

– Он знает, кто мы такие. Как, черт побери, вы поживаете, Бофор? Рад, что вы нас приняли. – Веселье сквозило в словах черноволосого герцога Хелстона, знаменитого своим черным юмором, когда он шагнул к Джону, схватил его одной рукой за плечо, а другой – пожал ему руку. – Мне нравится это новое имя. Могу я заявить, что оно идет тебе больше, чем все другие? Хотя я должен признаться, что питаю определенную нежность к твоему прозвищу в «Пост».

Собачка залаяла.

– Тихо, – укорила своего любимца Ата. – Здесь олени – наши друзья, Аттила. О, Бофор, прошу вас, извините нас, – она бросила мрачный взгляд на своего внука. – Можем ли мы выразить наши глубочайшие сожаления по поводу смерти вашего дяди? Он был щедрым человеком – джентльменом, который не уклонился от того, чтобы помочь нам в час великой нужды прошлой зимой. Боюсь, что сегодня мы приехали с такой же важной миссией.