Не намного лучше были результаты призывных акций в Латвии и Эстонии. Еще меньше успеха имела проведенная в феврале 1944 г. вторая мобилизационная кампания, хотя оккупационные органы стремились пресекать любое сопротивление жесточайшим массовым террором, в том числе и расстрелом на месте. К тому же часть принудительно призванных перебежала с оружием к партизанам [186].
И в Белоруссии оккупационные органы прибегли в начале 1944 г. к принудительной мобилизации населения. При этом они выдвинули на первый план своих буржуазно-националистических марионеток. 6 марта 1944 г. Островский отдал распоряжение о, проведении мобилизации возрастов с 1908 по 1924 г. рождения и объявил о создании вооруженной организации, названной в обычной демагогической манере «Белорусской краевой обороной (БКО)» и предназначавшейся для борьбы с партизанами. В связи с этим была даже открыта офицерская школа, в которой начали проходить подготовку офицеры бывших царской и польской армий. Однако воззвание Островского о мобилизации не имело никакого успеха. Тогда официально выступили оккупационные органы. Подразделения вермахта и полиции окружали со всех сторон целые населенные пункты и сгоняли в одно место всех военнообязанных. Поскольку население зачастую спасалось от таких мероприятий бегством, стали приниматься другие меры для его задержания. Так, в округе Слуцка был распространен слух, что в городе должна открыться ярмарка, на которой будут продаваться ставшие к тому времени редкостью сало и мыло. Собравшиеся в указанное время на рыночной площади люди были схвачены, военнообязанные направлены в батальоны «Белорусской краевой обороны», а остальные вывезены в Германию на принудительные работы. Естественно, что эти батальоны не стали помощниками для оккупантов. Как правило, они очень быстро разваливались, а из некоторых даже образовались партизанские подразделения. Только несколько небольших отрядов, состоявших из приверженцев белорусских фашистов, приняли участие в карательных экспедициях против партизан совместно с подразделениями СС и вермахта. Стремясь локализовать ширившееся партизанское движение и обезопасить от него еще находившиеся под их контролем районы оперативного тыла, оккупационные органы предприняли попытку организовать по-новому местную «самозащиту». Командование группы армий «Центр» разработало в конце января 1944 г. план организации «военных поселений», с помощью которых должны были быть созданы специальные защитные зоны от партизан. Разработанный во всех подробностях проект предусматривал выселение всех «ненадежных элементов» из этих зон и заселение их коллаборантами. В качестве вербовочной приманки наряду с другими видами материального поощрения было выделение земельного участка. Далее в проекте предусматривалось объединение целых групп таких деревень в оборонительные районы, в которых в качестве связующих звеньев, а также средств обеспечения надлежащего порядка и принуждения должны были служить сильные немецкие гарнизоны и целая система децентрализованных военных опорных пунктов.
Претворить в жизнь проект, рекомендованный главным командованием сухопутных войск всем группам армий в качестве образцового, немцам не удалось вследствие сопротивления населения. Несколько предпринятых в оперативном тылу группы армий «Центр» экспериментов пришлось вскоре прекратить. Другие группы армий сразу доложили о невыполнимости этого проекта [187]. В связи с этим необходимо отметить то обстоятельство, что американские империалисты, пытаясь подавить народное сопротивление в Южном Вьетнаме путем создания «стратегических деревень», также не добились никакого успеха.
По результатам предпринятых секретной службой фашистов усилий по вербовке агентов для ведения шпионской и диверсионной деятельности в советском тылу видно, что фашистские органы зачастую не могли опереться даже на тех, кого они считали абсолютно надежными. С начала 1942 г. 2-м отделом «саботажа и разложения», которым руководил Лахоузен (позднее Фрайтаг-Лорингховен), управления «заграница — разведка и контрразведка» Верховного главнокомандования вермахта, а также службой безопасности в широких масштабах на советскую территорию различными путями стала засылаться тщательно подобранная и прошедшая соответственную подготовку агентура из числа гражданских лиц и военнопленных. Лахоузен и некоторые из его сотрудников были вынуждены признать после войны, что все эти мероприятия закончились неудачей. Оскар Райле писал, в частности, что о большинстве из своих агентов после их переброски в советский тыл немецкая военная разведка вообще ничего больше не слышала. Да и от остальных поступали лишь скудные сведения. И в этом была не только заслуга советских контрразведывательных органов, опиравшихся на поддержку и бдительность населения. Как заявляли бывшие гитлеровские специалисты по шпионажу, советские граждане использовали этот полный опасностей путь, чтобы вырваться из-под фашистского ига. Сам Лахоузен признавал, что многие из завербованных агентов после прибытия на место назначения сразу же переходили на советскую сторону [188].
Тот факт, что фашистским органам даже с помощью разнообразных приемов политической и социальной демагогии, а также утонченных пропагандистских маневров не удалось парализовать народное сопротивление или склонить сколько-нибудь значительную часть населения на свою сторону, свидетельствует об убедительном превосходстве социалистического самосознания, зиждящегося на идее освобождения человека от эксплуатации и порабощения, над империалистической разбойничьей идеологией, показывает выдающееся значение социалистического патриотизма, проявившегося как раз в тяжелых условиях фашистского режима принуждения. Большим источником силы, придававшим населению надежду и уверенность в скором освобождении, являлась успешная борьба Красной армии и советских партизан.
Однако действие яда фашистской и националистической пропаганды, постоянно воздействовавшей на сознание людей в течение ряда лет, представляло определенную опасность, особенно для мелкобуржуазных слоев населения в районах, недавно воссоединенных с Советским Союзом, и той части молодежи этих районов, которая не имела иммунитета против такого воздействия, вырабатываемого обычно классовым положением в обществе и воспитанием. Поэтому большое значение имело то обстоятельство, что борьба против фашистских агрессоров и их буржуазно-националистических лакеев велась не только с помощью оружия, но и на идеологическом фронте.
Обширная сеть подпольных партийных организаций позволяла развертывать массовую политико-идеологическую работу во все более широких масштабах. В начале 1943 г. почти все партийные комитеты на оккупированной территории выпускали систематически газеты, листовки и воззвания. О размахе этой деятельности свидетельствуют следующие данные: только в период с мая по август 1943 г. под руководством ЦК КП Белоруссии среди населения было распространено около 930 тыс. экземпляров центральных советских газет и других печатных изданий, 2,3 млн листовок и более 664 тыс. книг, брошюр и журналов. Политический отдел Центрального штаба партизанского движения переправил в оккупированные районы с декабря 1942 г. до середины марта 1943 г. более 6 млн листовок и брошюр различных наименований. Кроме того, в этот же период времени партизаны получили более 80 портативных типографий.
Вместе с тем тысячи партизанских агитаторов несли в массы правду о мероприятиях советского правительства, положении на фронте и целях партизанского движения, а также разоблачали характер политических маневров оккупантов. В многочисленных листовках раскрывалась правда об условиях работы и жизни насильственно угнанных в Германию советских людей и о преступлениях, совершенных оккупационными войсками во время их отступления.
Специальную область пропагандистской деятельности составляло разоблачение истинного характера профашистских предательских клик и их организаций. Коммунисты и комсомольцы Белоруссии разоблачали в своей пропагандистской работе волчий облик органов «самопомощи» и «самозащиты» и показывали молодежи истинные цели «Союза белорусской молодежи» [189]. Столь же активной была и пропагандистская деятельность, направленная против вооруженных вспомогательных органов оккупационных властей. При этом делалось различие между профашистски настроенными лицами и колеблющимися оппортунистическими элементами [190]. Подобная дифференциация полностью соответствовала классовым условиям борьбы. Она дала возможность целому ряду введенных в заблуждение граждан своевременно сойти с пагубного пути и показала им их место в рядах народных сил, которые вели активную борьбу против оккупантов.
