«Да!» – кричало ее сердце. Но что-то удерживало ее произнести это вслух. Джеймс был так близко, что она чувствовала каждое дыхание, его чистый, свежий аромат.

– Я был так счастлив с тобой в эту неделю, как никогда в жизни. Мы счастливы вместе. Не пытайся отрицать это.

– Я и не пытаюсь,- прошептала она.

– Я не хочу, чтобы это закончилось, Роуз.

Джеймс потянулся к ней с желанием взять ее руку.

Но прежде чем его пальцы коснулись ее, Роуз сказала:

– У тебя есть жена, Джеймс.

Единственное препятствие, которое он не мог преодолеть.

Она тихо продолжала, накрыв своей рукой его:

– И даже если вы разъедетесь, это ничего не изменит. Ты будешь всегда принадлежать другой.

«И никогда не сможешь принадлежать мне».

Сжав губы, Джеймс повернулся и поднял с пола свои брюки.

– Она не хочет меня, – проговорил он, натягивая брюки, – и никогда не захочет. Меня навязали ей, как и ее мне.

– И все же ты ее муж. Ты принадлежишь Амелии.

– Но она не хочет меня! – Быстрое движение руки, и брюки застегнуты. – Долгие годы я не сплю со своей женой… и не буду спать.

– Ты не хочешь детей?

– Хочу… с тобой.

Роуз хотела заткнуть уши руками, хотела никогда не слышать этих слов от него. Как он может быть таким жестоким?

– Но они будут бастардами.

– Ах, Роуз.- Джеймс провел рукой по волосам, еще больше взъерошив короткие пряди. – Это ничего не значит для меня. Я любил бы каждого нашего ребенка.

– Я верю, Джеймс. – И она верила. Джеймс был бы прекрасным отцом. Стремился, чтобы сын перенял все лучшее от отца, а дочь бы просто обожал. – Но любовь не освободит их от клейма бастардов. Ты намерен дать своему ребенку такое будущее?

Джеймс что-то неразборчиво проворчал, так резко, что она отступила на шаг. Закрыв глаза, он приложил пальцы к вискам в попытке взять себя в руки.

– Хорошо, Бог с ним, с ребенком, тебя я все равно собираюсь обеспечивать.

Джеймс посмотрел на нее выжидательным взглядом, как будто бы эта уступка могла победить ее сомнения.

– Джеймс, это не… – Он, видимо, не понимал. – Ты все еще принадлежишь ей, и она не отдаст тебя. И ты все равно не будешь моим. Я никогда не уведу мужа у другой женщины. Я оставила своего первого покровителя, узнав, что он женат. Я подозревала, что ты женат, после нашего первого вечера и знаю, что не должна была…

– Не говори так! – Слова были сказаны так резко, что они оба застыли. – Не надо жалеть!

– Никогда. Я никогда не променяю нашу близость ни на что другое.

Сжав губы, Джеймс смотрел на нее несколько секунд.

– Ты понимаешь мою ситуацию?

– Да.

– И все же отказываешь мне?

– Да, – прошептала Роуз, отвернувшись к окну, не в состоянии смотреть на него, боясь, что решимость изменит ей.

– У тебя еще проблемы с братом. И ты должна как-то поддерживать имение. Я так полагаю, что ты намерена вернуться в дом на Керзон-стрит?

Обхватив себя за плечи, Роуз кивнула. И тут мысль о том, как другой мужчина прикасается к ней… толстый и злой… Стоило ей представить это, и гримаса отвращения пробежала по ее лицу. Она хотела убрать отвращение со своего лица, понимая, что Джеймс воспользуется ее же оружием.

– Я предлагаю тебе деньги, собственный дом, охрану, и ты отказываешься? – Непонимание и боль слышались в его голосе. – Ты предпочитаешь продолжить работу в заведении, нежели принять мое покровительство? Я думал, ты любишь меня.

Роуз продолжала смотреть на деревья за окном, когда ее руки начали дрожать.

– Я люблю, Джеймс. Всем сердцем.

– Но приговариваешь меня… к ней… – Джеймс выговорил эти слова, как если бы чувствовал плохой вкус во рту, – на всю оставшуюся жизнь?

Роуз не могла ответить. Не могла даже кивнуть. Не могла осознать тяжелую, неприятную правду его слов.

«Она ненавидит меня. Один мой вид вызывает у нее раздражение…»

Ее решительность колебалась, приближаясь к рискованной грани.

Его дыхание ускорилось, частые вздохи, легкая дрожь сопровождала каждый выдох.

– Я люблю тебя!

Вздрогнув от его слов, Роуз резко повернулась к нему. Его грудь тяжело поднималась, бицепсы напряглись, руки, опущенные вдоль тела, сжались в кулаки. И затем прямо у нее на глазах его гнев, его недовольство и страх покинули его, оставляя одну боль. Его руки безвольно повисли. Дыхание стало глубоким, словно Джеймс был на грани истощения. Он медленно, слабо кивнул.

– Я люблю тебя, Роуз, – хрипло повторил он.

Она прикусила нижнюю губу так сильно, что ощутила кровь. Ее душа кричала, молила, разрывалась от желания броситься к нему, обнять его…

Пообещать что угодно, лишь бы как-то уменьшить его боль. Но она не сделала ни одного движения.

Призрачная счастливая жизнь, которую он вообразил в своих мечтах, не имела никакого отношения к действительности, как бы он ни хотел этого.

Джеймс выпрямился, бледная маска скрыла его черты.

– Я позову миссис Уэбб и попрошу собрать твои вещи. Нам следует поторопиться. Если мы станем часто менять лошадей, то прибудем в Лондон уже вечером:

– Ты сказал «мы»? Ты проводишь меня до Лондона?

Другой мужчина предоставил бы ей самой решать эту проблему, выставил бы за дверь, в чем мать родила, и постарался бы поскорее забыть о ее существовании. Но только не Джеймс.

Хотя и не мог спрятать боль в ответ на ее отказ.

– Я дал тебе слово, Роуз, – сказал он, натягивая рубашку.

– Я не имела в виду…

Джеймс поднял руку, останавливая ее.

– Миссис Уэбб быстро соберет твои вещи. А тебе лучше переодеться во что-то более подходящее.

С этими словами он вышел из комнаты и даже не взглянул на нее, когда проходил мимо.

Дверь захлопнулась.

Роуз закрыла лицо руками. Потребовались все ее силы, чтобы сдержать слезы. Она сфокусировалась на каждом дыхании, подавляя рыдания, готовые вырваться из груди. Впереди ее ждал долгий день, и она понимала, что не должна дать волю слезам, пока не приедет в Лондон.

Пока карета кружила по темным улицам Лондона, ритмичный стук копыт был единственным звуком, нарушавшим тишину. Роуз сказала Джеймсу не больше чем пару слов е тех пор, как они выехали из Олтона. Только тихое «спасибо», когда он помогал ей выйти из кареты, пока кучер менял лошадей на почтовых станциях.

Какая-то часть его все еще пребывала в шоке оттого, как она сидит напротив него, тихо и молча. Если бы она согласилась на его предложение, он бы отправился в путь один и заночевал на одной из станций. А утро перед отъездом провел бы в постели, нежась с ней. А Роуз потом проводила бы его, сказав «до свидания». Немножко меланхолии во взгляде, которым она провожала бы его, но вместе с тем счастье от сознания, что совсем скоро он вернется к ней в Хани-Хаус.

Вместо этого они пребывали в нескольких кварталах от дома мадам Рубикон. Он предложил выехать из Олтона около девяти, достаточно рано, чтобы не останавливаться на ночь в придорожной гостинице по пути. И его предложение было встречено с молчаливым согласием.

Роуз была непоколебима в своем решении. Джеймс противостоял каждому ее аргументу, предлагая свободный доступ к его деньгам, преподнеся ей свое сердце на серебряном подносе. Единственное, отчего он удержался, – это упасть перед ней на колени и умолять, хотя был уже близок и к этому.

Но Роуз осталась тверда, и он понимал, что его унижение ни к чему не приведет, она не уступит. А у него и так достаточно унижений в жизни. Он не вынесет, если это произойдет и с Роуз.

Роуз хотела, чтобы он целиком и полностью принадлежал ей. Все или ничего. Остаться с ним, взяв его имя. Единственное, чего он не мог дать ей.

Роуз как была, так и осталась дочерью провинциального джентльмена, воспитанная в духе строгого уважения к закону. Для нее не имело значения, что Амелия ненавидела и презирала его. Джеймс был женат, она никогда не уведет мужа у другой женщины.

Послать Амелию ко всем чертям? Да, это разрешило бы ситуацию. Но если не она, то была бы другая. С самых юных лет он знал, что ему придется жениться на леди. Что он сделает все, чтобы обеспечить будущее Ребекки.