Баракас, повелитель Тезерени, оглядел своих людей.

— Ну? Чего ради вы толпитесь тут? У вас много дел!

Воины рассеялись по сторонам — за исключением тех немногих, чьей задачей было либо защищать их властелина, либо ждать дальнейших команд, которые могли последовать. Риган остался, хотя Лохиван с ящиком исчез — к большому огорчению Шариссы. Спешная поездка в крепость Тезерени только отдалит ее от вечноживущего.

— Мы отправляемся через час, — в заключение объявил повелитель Тезерени, — и будем ехать, пока у дрейков хватит сил. Затем мы поспим столько времени, чтобы те достаточно отдохнули, и затем снова в путь — пока дрейки снова не утомятся до предела.

— А как же с нами? — спросил Геррод. — Мы уже едва держимся на ногах… как, должно быть, и ты.

— Мы — Тезерени, Геррод. Имя «Тезерени» — если ты об этом позабыл — означает мощь. Мы вынесем то, что должны вынести, — ради других! Этим двоим, — он указал на Шариссу и Фонона, — придется переносить трудности наравне с нами.

Чародей фыркнул и что-то пробормотал, но отец уже отвернулся прочь.

Хотя троим пленникам и не дали возможности отдохнуть (Баракас действительно решил выехать через час), им дали поесть. Однако после дней, проведенных с изгоем, и у них исказилось восприятие времени, так что есть они начали без большой охоты. Только когда пища начала согревать Шариссу, она почувствовала приступ голода. После этого она уже ела с аппетитом, как и ее товарищи.

Стражи наблюдали за ними — чтобы быть уверенными, что никто из них не прикоснулся к повязкам на горле. Баракас предупредил пленников о том, что это опасно, но определенно понимал, что эти трое обязательно попытаются бежать — рано или поздно. А для этого им понадобятся все их способности.

Они сидели там же, где ранее стояли; никто явно не думал, что здесь понадобятся какие-то сиденья. Только трон Баракаса (где они раздобыли это уродство, Шариссе и в голову не могло прийти) напоминал что-то, предназначенное для сидения, хотя большинству людей показался бы неудобным. Именно такой трон, на взгляд Шариссы, и предпочитал Баракас — сиденье, для пользования которым требовалось терпение и упрямство.

Оставшееся до отъезда время волшебница рассматривала каменных колоссов, находившихся всего в нескольких шагах. Хоть ее способности были снова приглушены (в последнее время это, казалось, уже вошло в привычку), она могла ощущать, что внутри них теплится жизнь. Почему-то никто, кроме нее, этого не замечал. Фонон, пока ел, время от времени поднимал взгляд — словно он что-то чувствовал, но не мог определить, что именно. Было ли дело в том, что ей этот мир был намного ближе, чем остальным? Шарисса приняла свой новый дом без колебаний, восхищаясь его естественной красотой, подобную которой она, будучи слишком молодой, никогда не замечала в Нимте. Возможно, именно по этой причине она научилась управлять силами этого мира так, как это пока не удавалось никому другому из враадов.

Но почему силы внутри статуй возрастали с каждой минутой?

Что случится, когда земля и в самом деле пробудится? Было ли это первым знаком?

Ее размышления прервались, когда Баракас вернулся в центральную пещеру. Он все еще хромал, но беспокойство за супругу и судьбу его рождающейся Империи заставляло его не обращать внимания ни на что — кроме разве что самой сильной боли. Риган тащился позади него, напоминая подростка-дрейка, наказанного матерью. Вне сомнений, он пробовал — безуспешно — убедить отца или оставить Шариссу здесь, или позволить ему ехать с ними.

Баракас кивнул ей.

— Вас как следует накормили, госпожа моя Шарисса? Он, казалось, использовал это обращение только тогда, когда чего-то хотел от нее. Шарисса это поняла и, взяв себя в руки, ответила:

— Достаточно — пока что. Однако нам не помешало бы отдохнуть.

— Когда вы пробудете с нами достаточно долго, то научитесь спать в седле.

— Я надеюсь, что настолько долго я с вами не пробуду.

Баракас изобразил подобие улыбки.

— Честный ответ. Это — похвальная черта, хотя именно сейчас и бесполезная.

— Отец…

— Умолкни, Риган. У тебя, помнится, есть обязанности. Выполняй их, как подобает будущему главе клана… будущему Императору.

Неуклюжий Тезерени с вожделением посмотрел на Шариссу, которая демонстративно не глядела в его сторону. Удрученный, он отдал отцу честь и удалился.

Баракас снял шлем, что последнее время, как помнилось Шариссе, происходило крайне редко. Волшебницу потрясло то, насколько в его волосах прибавилось седины. На его лице возникли борозды, прорезать которые могли только время и усталость. Это отчасти напомнило ей о том, как выглядело лицо Геррода после его неудачного колдовства в пещере безумного хранителя. Баракас, повелитель Тезерени, не делался старше — он уже был стар.

— Он вскоре будет Императором, — уверил их Баракас. Он встретил пристальный взгляд Геррода и увидел в нем сочувствие. — Да, я наконец становлюсь старым. Повелитель драконов приближается к своему концу. Вероятно, еще несколько десятилетий — и только.

— По крайней мере ты прожил все эти тысячелетия, — сказал чародей. Он указал на собственное лицо. — На этом лице достаточно скоро появятся складки. Этому миру нравится убивать тех, кто не склоняется перед ним.

Повелитель Тезерени склонил голову набок и стал разглядывать Геррода. Затем, насмешливо улыбнувшись, покачал головой и снова направил свое внимание на Шариссу.

— Мне кое-что от вас нужно.

— Меня это едва ли удивляет.

— Выслушайте меня. Если вы поможете мне, я не буду больше настаивать на браке между вами и моим старшим сыном. Вы с эльфом сможете отправиться, куда вам угодно.

— Все только и хотят соединить нас, — заметил Фонон. Пища — даже такая — во многом восстановила его чувство юмора, хоть он, как и другие, продолжал пока оставаться пленником. Глава клана пропустил его слова мимо ушей.

— Хорошо?

— Вы не сказали мне, чего вы хотите от меня.

Геррод наклонился вперед прежде, чем его отец успел заговорить, и предупредил:

— Остерегайся любых обещаний! Даже клятвы могут быть нарушены!

— Не будет никакого нарушения клятв! — Баракас, похоже, был готов резко поставить сына на место; но, по-видимому, представлял себе, как это будет выглядеть в глазах волшебницы. — Это касается твоей семьи, особенно твоей матери и братьев с сестрами!

Чародей попробовал притвориться, что ему это безразлично, но Шарисса уже знала, что, несмотря на расхождения с отцом, Герроду вовсе не хотелось, чтобы его бывшую семью постигла какая-то беда.

— Что же вы хотите? — спросила она, отчасти пытаясь отвлечь внимание Баракаса от сына-отступника — поскольку каждый раз, когда отец обращал на него внимание, в подземном зале явственно ощущался холод.

Баракас почесал шею; но, в отличие от большинства других Тезерени, он больше не страдал от сыпи.

— Я хочу, чтобы вы — и они — сотрудничали с нами все то время, пока не удастся выяснить, произошло что-то или нет с теми, кто остался в крепости — и особенно с госпожой Альцией.

Ответ был несколько неопределенным, но суть его растрогала Шариссу до такой степени, которую она сочла бы раньше невозможной. Баракас мог быть ее врагом, но забота о жене оказалась даже сильнее, чем его стремление к власти.

— Я поклянусь духом дрейка, что вы окажетесь на свободе после того, как я смогу убедиться, что нам ничего не угрожает. Хорошо?

— Все мы?

— Все вы.

Она изучала его в течение нескольких секунд, собираясь с мыслями. Шарисса хотела от Баракаса еще одной вещи — и теперь настал единственный момент, когда она имела возможность добиться ее. И если она упустит эту возможность…

— В том числе и Темный Конь.

Выражение его лица изменилось так, что Шарисса почти пожалела о своем требовании; но она не могла оставить призрачного скакуна во власти Баракаса.

— Вам нужен демон? — Он с трудом пытался восстановить самообладание и сумел — отчасти — это сделать. — Забирайте его! Хотя наше колдовство и утратило былую силу, мы обязательно достигнем нашей цели!