Питались мы хорошо: были у нас и овощи, и фрукты, и яйца, и молоко, и рыба – ее постоянно хлопцы в реке ловили. Было у нас и масло, но мы его с хлебом не ели: мама ним каши заправляла. В воскресенье мы с ней всегда хлеб в печке пекли, а кукурузная каша – мамалыга, была главным кушаньем в нашем доме. Чай мы пили с сахарином, а конфеты в нашем доме по праздникам появлялись, в основном для меня – папа по одной конфетке даст хлопцам и все,… «остальное,- говорил он,- для Килинки, она у нас девочка и ей конфетки нужнее»… Папа очень любил меня и по-своему жалел... Он был высоким, красивым и очень трудолюбивым. Он любил порядок, и мы, дети, глядя на отца, тоже полюбили порядок. Мама моя тоже была женщиной красивой, с чистым светлым лицом – я в молодости была похожа на нее, а хлопцы похожи на отца: они были чернявыми, красивыми и высокими,… как Федька.
(Деда Федю – младшего брата бабы Кили, я хорошо знал и любил, он действительно, даже уже, будучи пожилым человеком, выглядел статным и симпатичным. Он был очень обаятельным и компанейским старичком).
Потом, - погрузившись в воспоминания, продолжала баба Киля, - до 1915 года, наше маленькое селение Ткачевка превратилось в красивое село с ярким украинским колоритом: собранные в кучку разрисованные хатки с аистами на камышовых крышах, с вишнями, грецкими орехами и яблонями в садочках; с белоснежными мурами вдоль дороги и пахучими кустами сирени ... Крепкие кони в красивых упряжках по селу тогда носились... Вечерами парни с девчатами в садочках встречались, и на вечерницах молодежь собиралась - мы там украинские песни пели и влюблялись... Тогда же и я в Ваню Иванцова влюбилась - красивым он был парнем и умным...
Баба Киля какое-то время молчала, погрузившись в приятные воспоминания - на ее лице застыла улыбка.
- А дальше что было,- не в силах вынести долгую паузу, спрашиваю я ее.
- А дальше, - продолжая улыбаться, вновь заговорила баба Киля, - у нас свадьба была,… скромненькая свадьба, но родственников на ней много было, они нам денег на первое время насобирали, а мои папа с мамой мне даже золотые сережки подарили и красивую икону Божьей матери, та, что сейчас у твоей мамки хранится – береги ее, она не простая - я о ней тебе позже расскажу.
Потом мы свою хату строить начали - вот эту,… только она тогда без этой веранды была,… а так все то же: та же камышовая крыша, та же груба в хате. На новоселье нам мои мама с папой подарили свой ткацкий станок, а Ванины родители – молоденькую телочку, мы ее Миланкой назвали.
В 1924 году у нас родилась дочь Аня, а еще через три года - в 1927 году, родилась твоя мама Нина.
- Бабуся, а Вы мне про деда Ваню расскажите: кто он и откуда?- возбужденный бабушкиным рассказом, с любопытством спрашиваю я, при этом нетерпеливым взглядом посмотрев в ее лицо.
Немного помолчав, баба Киля, обращаясь ко мне, вновь заговорила.
- Дед твоего деда Вани родился в семье крепостного крестьянина здесь, в Ткачевке, и, как мне рассказывали, его еще ребенком обменяла на собаку у помещика Чернявского, которому принадлежало тогда это село со всеми крепостными крестьянами, семья Иванцовых. Какое-то время он у них жил в качестве работника, а потом хозяин этого дома женил его на одной из своих дочерей, и он стал носить фамилию Иванцов. Потом у них родился сын, его назвали Климом и он впоследствии женился на женщине из этого же села, по имени Наташа. Вот в этой семье в 1898 году и родился твой дед Ваня, он был вторым ребенком в семье. Всего в семье деда Клима было пятеро сыновей: Григорий, Ваня, Петя, Вася, Коля и две дочери: Маша и Анюта. До революции вся эта большая семья жила здесь - в селе Ткачевка. Дед Клим и его почти все хлопцы тогда работали в каменоломне и смогли себе выстроить каменный дом под черепичной крышей. Жили они не плохо: у них было две лошади, две коровы, были свиньи, гуси и куры…
Потом, в 1914 году, началась первая мировая война. Почти половину мужчин из нашего села мобилизовали в царскую армию: Григория – старшего брата деда Вани, и моего самого старшего брата, что жил тогда в Гребенниках – Родиона, тоже забрали на войну. Лошадей и волов забирали тогда у всех, ну и у нас, конечно,… заодно и все сено у нас тогда подчистую выгребли.
Жизнь была не сладкой. А в 1917 году, в Петербурге Октябрьская революция произошла и началась Гражданская война: власть менялась у нас тут чуть ли не ежедневно – прямо, как в кинокомедии: «Свадьба в Малиновке». Только не до смеха нам тогда было: горе почти в каждый дом без спроса ломилось.
Вон на той улице,- баба Киля кивнула головой в окно,- и орловские мужики в солдатских шинелях хором орали «соловья-пташечку» и наши, подвыпившие украинские хлопцы, горланили: «Раз, два, три калина…». Жгли тут наши дома и немцы с австрийцами. Были тут и белые, были тут и красные. Были и петлюровцы, были и деникенцы,… кого тут у нас только не было, и все на одно лицо: как в том фильме про Чапаева, помнишь?.. Когда мужики пришли к нему на красных жаловаться и один из них говорит: «Белые пришли – грабят; красные пришли – тоже, понимаешь, грабить начали. Куда же нам, бедным крестьянам, податься?..»
Так и у нас было: все нас одинаково и грабили, и на сучках вешали, и на войну мужиков угоняли – одни бабы тогда с детьми по селу с выпученными глазами от горя бродили. Твоего деда Ваню и его брата Петю тоже тогда красные призвали к службе. Дед Ваня тогда вместе с ними до Бессарабии дошел и, к счастью, вернулся домой живым, но очень сильно обожженным – черные пороховые пятна так врезались ему в шею, что на всю жизнь остались. А вот брату его Пете совсем не повезло, он еле живой домой вернулся: его постоянно трясло, рука у него неподвижно висела, и ногу он по земле еле волочил.
А когда у нас тут окончательно установилась Советская власть - страшный голод начался. Начиная с осени 1921 и заканчивая серединой 1922 года – люди у нас тут, словно мухи, мерли. Дело доходило даже то того, что голодные люди – людей ели. Толпы беспризорных, истощенных голодом детей по улицам села тогда беспомощно бродили – хлеба просили, а людям им дать нечего было, они тут же, на улицах, и умирали.
Люди, у кого еще были силы, бежали отсюда, куда глаза глядят. Мы тоже хотели бежать, да некуда нам было,… мучились мы у себя дома и худыми, как щепки, были. Но, слава Богу, пережили мы тогда тот ужас – коровка наша спасла нас.
И как только мы после этого голода стали приходить в чувство, Советская власть придумала как нам еще больнее сделать: с 1929 года по селу покатилась волна «коллективизации», а если говорить другими словами: «раскулачивание».
Это были страшные времена. Беда не обошла стороной и наш большой род. Сначала представители «народной» власти вместе с вооруженными солдатами пришли к родителям твоего деда Вани - к деду Климу и бабе Наташе. Они на деда Клима давно зуб точили: жил он в доме лучшем, чем у других, да и в колхоз он не хотел вступать. Так вот, зашли в его дом члены комиссии по раскулачиванию, как к себе домой, и объявили: «Все твое имущество, гражданин Иванцов, согласно постановлению комиссии - конфисковано и с сегодняшнего дня принадлежит трудовому крестьянству».
- А я, по-вашему, что, крестьянство, не трудовое что ли? – возмутился дед Клим. – Или, может быть, дети мои за Советскую власть кровь не проливали?
- А ты себя за спину детей не прячь,… ты – жирующий кровосос, - ответили ему представители Советской власти и потребовали, чтобы все, проживающие в этом доме, немедленно покинули его.
Рассказывать, что там тогда творилось, - потупившись, слабым голосом проговорила баба Киля, - я вряд ли смогу,… скажу только, что в тот момент дома были дед Клим, баба Наташа, покалеченный на Гражданской войне их сын Петя с женой Катей и двумя маленькими детьми. А остальные, проживавшие в этом доме, уже взрослые их дети: Вася, Коля и Маша, были в это время на работе в поле. Так вот, даже не смотря на то, что твой дед Ваня и его брат Петя воевали на Гражданской войне на стороне красных, и оба были тяжело ранены - не помогло их семье от раскулачивания… Они все вместе тогда в ногах у членов этой комиссии валялись, умоляли не выгонять их из дома. Да куда там: солдаты за шиворот, и пинками под зад за ворота их всех повыбрасывали…
