Развить свою мысль Купер не успел. В кабинет вошла миссис Скрэнтон, его личный секретарь, женщина неопределенного возраста, навсегда застывшая, по мнению Купера, на отметке «сорок».

– Звонок из Лэнгли, – сказала миссис Скрэнтон. – Просят, если можно, мистера Сьюарда. Очень срочно.

Сьюард вопросительно посмотрел на Купера. Тот пожал плечами, сел в кресло и взял с подноса рюмку с коньяком. Повертел, посмотрел на свет, сказал:

– Миссис Скрэнтон, попросите, пожалуйста, чтобы нам принесли кофе.

Хэйлуорд и Вард с любопытством следили за Сьюардом. Временный шеф Управления бросал в трубку короткие «да, да», паузы между которыми удлинялись. Наконец он сказал:

– Держите меня в курсе, – и положил трубку. На лице его ясно читалось: «Только этого мне не хватало».

– Только этого не хватало, – пробормотал Сьюард. – Два часа назад из клиники Рокфеллеровского университета в Нью-Йорке исчез Ричард Кирман.

– Кирман? – президент не знал этого имени. Ничего не говорило оно и Варду, но Хэйлуорд сразу напрягся.

– Что значит исчез? – резко спросил он.

– Сбежал или похищен…

– Черт возьми, Джон, вы же говорили, что он вот-вот умрет, как он мог сбежать? И зачем?

– Господа, – вмешался Вард, – что произошло? Кто это?

– Ричард Кирман, – объяснил Сьюард, – известный генетик, занимался проблемами рака. Лет десять назад предложил так называемую генно-транспортную теорию. Тогда им заинтересовалась армия. Впоследствии Кирман вовсе отошел от преподавания и работы в университете штата Нью-Йорк. Это когда выяснилось, что есть возможность влиять на распространение раковых заболеваний.

– Распространение, вы говорите?

Президент наконец вспомнил. Дело это перешло к нему от прежней администрации, он не очень вникал в суть, подробностями занималась комиссия по контролю над вооружением. Речь, в общих чертах, шла о создании варианта так называемой «генетической бомбы» – медленного поражения противника путем влияния исподволь на генетический фонд. Да, и руководил проектом этот самый Кирман.

– В последнее время, – продолжал Сьюард, – Кирману удалось многого добиться. Генетическая бомба стала реальностью. Готовился доклад по этому вопросу. Но… вы понимаете, что никто не застрахован… У Кирмана рак. Конечно, это выглядит зловеще. Человек, занимавшийся распространением рака, сам…

– Без сантиментов, Джон, – поморщился Хэйлуорд.

– Да… Итак, Кирман сначала лежал в лазарете на базе Шеррард, было сделано все возможное, но время упущено. Метастазы и все такое. Перевели в клинику Рокфеллеровского университета в Нью-Йорке. Собственно, на Кирмане поставили крест. Жить ему от силы несколько дней.

– И он исчез, – резюмировал Купер. – Не представляю, ведь это ужасные боли, верно?

– Потому-то у моих сотрудников и возникло предположение о том, что он похищен.

– Кирман еще способен что-то выдать?

– Он был в сознании. А проблема чрезвычайно важная. Генетическая бомба, принципиально новое оружие.

– Это ваше упущение, Джон, – сказал президент, помолчав. – Надеюсь, Кирмана найдут. Хотя бы для того, чтобы похоронить.

– Уверен, – бодро сказал Сьюард.

Настроение у него было паршивое. Операция может занять часы и дни, а их у Кирмана немного. И если не удастся обнаружить хотя бы тело, скандал грозит оказаться значительно большим, чем думает президент. Сьюард знал об одном обстоятельстве – завтра Нобелевский комитет объявит фамилии лауреатов 2001 года, первого года XXI века. Премию по биологии и медицине присудят Ричарду Кирману.

После укола, полулежа в глубоком кресле, Кирман почувствовал себя человеком. Уолтон сидел напротив. Он уже изрядно выпил и, кажется, пил в одиночку еще до того, как позвонил Кирман.

Сам Кирман не пил ничего – ни спиртного, ни кофе, хотя жажда казалась ему сейчас страшнее боли. А на еду и смотреть не мог – знал, что желудок не в состоянии принимать пищу. Он сидел молча, собираясь с силами и мыслями.

– Да что с тобой, Дик? – не выдержал молчания Уолтон.

– Скажи, каким ты меня видишь?

– Ты серьезно болен или…

– Рак, Джо. Эта болезнь не красит, верно?

– Тебе нужен не репортер, а врач, Дик, – медленно сказал Уолтон. – Сейчас я…

– Не нужен мне врач. Репортер мне тоже не нужен. Сейчас мне нужен только друг.

– Но ты же совсем…

Кирман сделал резкий отстраняющий жест. Уолтон замолчал. Он не торопил, не спрашивал, только смотрел, в глазах у него была жалость.

– Лиз передает тебе привет, – с усилием сказал Кирман. Джо не знал, что они развелись.

– Она славная. Детей у вас по-прежнему нет?

– Нет… И уже не будет.

– Я не совсем понимаю, – Уолтон совершенно протрезвел. – Ты болен, и тебе нужен друг. Ты не держишься на ногах, и тебе не нужен врач. Ты оставляешь Лиз в Нью-Йорке и летишь через континент в таком состоянии…

– В Карсон-Сити у меня дело. Я не могу тебе всего сказать…

– Ну, это я могу понять. Ты связан с военными, верно? Иначе как объяснить твое пятилетнее молчание? Чем я могу тебе помочь?

– С этого надо было начинать, Джо, – пробормотал Кирман.

Подступила тошнота. Вместе с болью она поднялась к горлу, и Кирман заставил ее остановиться там. Нужно было сделать еще укол, приступы становились все чаще, чего-то он не учел, процесс развивался быстрее, чем он предполагал, и обязательно нужно успеть до утра… Нет, утром, едва станет светло… В темноте нельзя… Незнакомые дороги… Кирман очнулся.

– Мне нужна машина, Джо, – сказал он. – На день-другой.

– Я тебя отвезу, – сразу согласился Уолтон.

– Я поеду сам.

– Ты с ума сошел! Посмотри на себя…

– Так нужно, Джо.

– Ты от кого-то скрываешься?

– От кого? Просто это моя работа. Я должен выполнить задание. Будем называть это так. Тебе понятно?

– Нет.

О Господи, подумал Кирман. Он может из упрямства позвонить врачу, тот непременно вкатит какой-нибудь наркотик и отправит в больницу, и тогда действительно будет все. Тогда он действительно умрет.

Уолтон ходил по комнате широкими шагами, искоса поглядывал на Кирмана. Кирман ждал. Аргументов у него не было. Сил тоже. Он спал и видел сон.

В прошло году весна на базе Шеррард была буйной как никогда. Пустыня в западной части Невады скупа на растительность, но примерно с середины апреля в окрестностях базы пошли в рост кусты, и на эхинокактусах появились мелкие, но сочные красные цветочки. После рабочего дня, когда Кирман уже не мог смотреть на животных и на приборы, он уходил из зоны – один или с Бет. База располагалась в низине между холмами, и они поднимались на кручу, откуда открывался вид на предгорья хребта Уоссек – очень унылое место, где все было коричневого цвета, начиная от выпиравших из почвы, подобно скулам гиганта, огромных валунов, и кончая кактусами, в далеком прошлом растерявшими все зеленые оттенки. Они доходили до зарослей колючих шаров, бродили среди них. Кирман каждый раз замечал, что здесь почему-то лучше думается…

В последние годы он все больше отдалялся от чистой науки, и это его угнетало. Он искал оправданий. В конце концов, многие его коллеги в университетах работают на армию, сами порой не подозревая об этом. Академическая наука последние десять лет не получает достаточного финансирования, многие темы приходится сворачивать. Какая, в конце концов, разница, кто оплачивает работу, если оборудование прекрасное, коллеги умны, а результаты превосходят все ожидания. Нужно признаться: нигде он не смог бы получить таких эффектных результатов, каких достиг здесь, на базе Шеррард. За пять лет он не только полностью доказал генетическую природу рака, но пошел значительно дальше – научился вызывать искусственно рак любого вида.

…В путанице мыслей, куда толчками пробивалась боль, Кирман не мог выделить сейчас основного хода рассуждений. Перед глазами стояли заросли эхинокактусов и вдруг съеживались, превращаясь в мельчайшие пылинки на предметном стекле микроскопа, потом опять разбухали и представали длинными цепочками нуклеотидов, и начинали кружиться и кричать, и наливаться красным, и… Кирман понял, что опять теряет сознание. Он заставил себя разлепить веки прежде, чем сознание погасло. Комната куда-то плыла.