– Такое уж маленькое, Вундеркинд? Или ты просто кокетничаешь?

– Конечно, кокетничаю. Но вернемся к нашим баранам, то есть флэшкам. В принципе для создания нашего принципиально нового компьютера есть всё. Нужно только три воодушевленные и достаточно прочные задницы…

– Задницы? Воодушевленные?

– Угу. Это ведь только считается, что ученый думает головой. Величайшее заблуждение, распространению которого способствуют сами ученые. На самом деле – задницей. В смысле, простите, жопой. Вот я и говорю, что три хорошие преданные науке жопы…

– Это ты о ком?

– Моя, Свистуна и Исидора Исидоровича. Судя по тому, о чем переговаривались ребята, когда выходили от вас, их задницы готовы для трудового подвига.

– А о чем они переговаривались?

– Какую машину лучше купить. Свистуну нравится «шевроле лачетти», а Исидор Исидорович предпочитает маленький «пежо». Скромненько, конечно, но не успеешь оглянуться, они уж к «мерседесам» начнут прицениваться.

– Может, дать им на первый взнос?

– Это, Хозяин, – ухмыльнулся Вундеркинд, – уже мне решать. Может, во мне еще зреет и талант нового Песталоцци или Макаренко.

– Значит, ты считаешь, что сделать новый компьютер можно?

– Всё можно, Хозяин. Надо только знать, за что уцепиться, чтобы не оторвать чего и не утащить для продажи налево. Это ведь наш национальный вид спорта. Может, если бы у нас народишко не тащил всё прямо на ходу, были бы мы впереди планеты всей не только в ракетах и балетах. Хотя говорят, что это по инерции мы так думаем. На самом деле и в том и в другом мы уже давно не безусловные лидеры. Но с мифами расставаться жалко, особенно когда ты вырос на них.

– Ладно, Вундеркинд, верю тебе. У тебя девушка есть?

– Если б одна, – тяжко вздохнул Яша, – а то с двумя бьюсь и никак не решу, какую выбрать.

– Одни плачут, что суп редкий, другие – что жемчуг мелкий. Главное, не давай им отвлекать тебя. А знаешь, Яш, может, тебе ислам принять?

– Ну, еврея могут и не принять. А для чего?

– Как для чего? Заведешь себе две-три жены, чем плохо…

– А что, очень здравая мысль, попробую поговорить с ними…

– Спасибо, Вундеркинд. Ты меня очень поддержал, а то, как я уже сказал, какой-то у меня появился зуд убегающего времени. Знаешь, почему я тебе сразу и безоговорочно поверил?

– Я не очень-то понимаю, почему я сам себе верю.

– Потому что глаза у тебя смешливые и непочтительные, но чертовски честные.

– Спасибо, Петр Григорьевич, можно, я эти слова выбью как скрижали на камне и повешу на стену?

– Можно, Яков Борисович.

Вундеркинд вдруг посерьезнел и внимательно посмотрел на Петра Григорьевича, но промолчал и встал.

– Можно идти, Хозяин, а то там меня мои малыши заждались?

– Иди, Яша. И спасибо тебе.

Вундеркинд еще раз вопросительно посмотрел на Петра Григорьевича. – Не за что. Во всяком случае, пока что не за что.

– Да, чуть не забыл. Не мог бы ты сделать какое-нибудь устройство, чтобы можно было проверить помещение или там машину на предмет нежелательных подслушивающих устройств?

– Проще пареного. Сделаю сегодня же.

– Спасибо. Говорить об этом, как ты понимаешь, не стоит. Когда сделаешь, отдашь моему Косте.

– Будет сделано, Хозяин.

В дверь позвонили. Степан, кряхтя, сполз с дивана и подошел к двери.

– Кто там?

– Юлий Юльевич.

– Заходите, ЮЮ, – промямлил он, открывая дверь.

– Ну, Степа, ты молодец, герой наш находчивый, – прямо с порога начал ЮЮ. – Не смог заказ выполнить, решил хоть девчонку ухлопать, а? Для отчета, что ли?

– Так она… она ж могла расколоться. Когда она мне позвонила, что бежит ко мне, чтобы отдать мне то, что я ей дал, я сразу понял, что она… ну, что неуправляема она. А что, сидеть и ждать, пока она нас всех сдаст?

– Это ты, Степа, тонко рассудил. Чистый Шерлок Холмс. Только вот заказ-то не выполнен. А заплатить-то нам должны не за какую-то там медсестру, кому она нужна. Ладно, не кручинься так. Что-нибудь придумаем. Машина-то в надежном месте?

– Вполне, в ракушке одной на другом конце Москвы. Да на ней, между прочим, и следов-то практически нет.

– Хорошо, Степа. Хоть одно сделал правильно.

– ЮЮ, я так понимаю, что аванс придется как-то отрабатывать…

– Конечно, пятьдесят тысяч рубликов на улице не валяются. Я сколько ни ходил, что-то их не видел. Не хотелось, скажу честно, тебе такой аванс давать. Сколько тебе на дозу нужно? А пятьдесят тысяч-то тебе на что?

– Не сердитесь, ЮЮ. Я думал Даше что-нибудь купить… А вон оно как получилось… Кто знать-то мог… Но я, ей-богу, отработаю.

– Ты уж отработаешь… Сегодня-то ширялся?

– Да нет, ЮЮ. Дома ничего нет, пусто, а идти… настроение какое-то поганое.

– Понимаю. Я тебе принес.

– Честно? – оживился Степан.

– Ну что я тебя обманывать буду? Держи шприц. – Юлий Юльевич осторожно, не касаясь завернутого в пластик шприца, протянул его Степану. – Перший сорт товар. Афган. Разведен в нужной дозе. Давай, а то мне самому шприц нужен.

Привычным движением Степан поднял рукав, покачал головой, глядя на многочисленные следы уколов, глубоко, с плотоядным присвистом вздохнул, ловко воткнул шприц в руку и надавил на плунжер. Тело его как-то сразу обмякло, он откинул голову на вытертое подголовье дивана и блаженно закрыл глаза.

ЮЮ молча смотрел на него. Тело Степана еще больше обмякло, отчего голова его уперлась подбородком в грудь, потом как-то странно дернулось несколько раз. Рот его приоткрылся, и из уголка побежала тоненькая струйка слюны. Юлий Юльевич вытащил из кармана белые нитяные перчатки, надел их на руки и взял руку Степана. Рука почему-то показалась тяжелой, как металлическая. Он попробовал нащупать пульс, но сквозь перчатки пульс не нащупывался, и он поднял веко Степана. Зрачок закатился, и глаз выглядел каким-то нелепым уродливым украшением на безжизненном лице.

Юлий Юльевич удовлетворенно кивнул, не торопясь, протер ручку двери – больше, кажется, ни к чему он не притрагивался, и начал методично искать деньги. Деньги лежали под телевизором. Он пересчитал их – по натуре он был человеком методичным и пунктуальным. Тридцать две тысячи. Это ж надо, за три дня спустить восемнадцать тысяч… Он покачал головой, положил деньги в карман своей куртки, снова подошел к Степану и наклонился над ним, прислушиваясь к дыханию. Дыхания не было. Да и не могло быть. Героин был неразбавленный, так сказать, концентрат, и такая доза не то что такого мозгляка, как Степан, и лошадь могла, наверное, убить. Ну, поправил он себя, лошадь не лошадь, а Степану достаточно. Тут уж не передозировка, а перепередозировка. Классический случай, даже у самого подозрительного скептика сомнений не появится.

Жалко ему Степу не было. Может, даже и одолжение ему сделал. Что его, бедолагу, ожидало… Он уже давно никого не жалел, разве что себя, да и то не слишком часто. Никчемное чувство, он давно это понял. Жить только мешает.

Он еще раз оглядел комнату, подошел к двери, прислушался и вышел. Машину он оставил в трех кварталах. Осторожность никогда не помешает. Лучше пере чем недо. Ничего не поделаешь, работа такая. Каждому свое. Как это по-немецки? На воротах концлагерей еще написано было. А, да, вспомнил: едэм дас зайне.

Завтра нужно будет связаться с заказчиком и получить новые инструкции. Самодеятельностью в таких вещах заниматься не стоит. Кто знает, может, он уже передумал или его планы как-то переменились.

Машина стояла там, где он оставил ее. Еще не подходя к своему старенькому «гольфу», он привычно оглянулся. Вроде всё спокойно. Он на расстоянии разблокировал брелоком сигнал тревоги. Открыл дверцу, сел, неторопливо закурил, завел мотор и поехал домой.

– Анна Николаевна, – сказал секретарю Петр Григорьевич, – попросите, пожалуйста, зайти ко мне Евгения Викторовича. Прямо сейчас, если он может.

Удивительные чувства вдруг начал он испытывать к своему аналитику. И почему-то хотелось как следует рассмотреть его, как будто за те полтора года, что он в фирме, он увидел его в первый раз. Особенно его чеховскую русую бородку и русые же волосы с косым пробором. Привлекательный парень, ничего не скажешь. И бабам, надо думать, нравится. Просто не могут такие не нравиться. Петр Григорьевич почесал ладонью свой голый подбородок и вдруг – словно занавес перед ним поднялся – понял, что именно тянет его к аналитику. Уж во всяком случае не анализы его и графики возможного спроса на продукцию ИТ в ближайшие годы. И не предложения о том, как увеличить продажи. И не потому, что в глубине души мог он – должен был – завидовать его молодости, здоровому телу. Нет, не в этом дело. А дело в том – страшно сказать даже самому себе – что помимо своей воли прикидывал, примерял на себя и русую бородку, и длинные артистические волосы с косым пробором, и хорошо скроенное молодое тело. Хотя так уж против своей воли? Словно костюм выбирал себе в хорошем бутике. М-да… На мгновенье он ужаснулся: неужели же мог он всерьез думать о бреднях сумасшедшего вонючего старика? Гнать, гнать от себя нелепый этот вздор! Забыть, выкинуть из головы раз и навсегда. Не было никакого Пушкина, никакой лиры, которой предстояло пережить прах и тленья убежать, никакого Заболоцкого, никаких разрядок и зарядок человеческих голов. Не было никакого мычащего старика, не было никакого разговора о новых телах. Вздор, вздор. Он, конечно, умирает от своей предательницы поджелудочной железы, но голова-то у него пока еще работает, слава богу.