Бонни! – подумала я, оказавшись на улице. Как жаль, что со мной не было Бонни! Впрочем, может, это и к лучшему, еще объявили бы собаку бешеной. С них станется! Бонни – свет моих очей, мой лучший и единственный друг, только рядом с ним я найду успокоение и смогу пережить сегодняшнюю обиду.
Мои воспоминания были прерваны грубым голосом дяди Паши. Подойдя к дверям «обезьянника», он загремел ключами и громко сказал:
– Селезнева, на выход!
– На выход? – встрепенулась я. – Меня что – отпускают? Слава богу, справедливость восторжествовала!
– Размечталась! – подала голос Ксана из своего угла. – Чтобы отсюда просто так выпустили…
Мама Роза, бормотавшая что-то себе под нос, подняла веки и посмотрела на меня блестящими черными глазами. В сердце шевельнулась тревога.
– Никто тебя не отпускает, – оборвал дискуссию дядя Паша. – На очную ставку тебя вызывают, со свидетелем…
– Иди, красавица! – сказала цыганка низким звучным голосом. – Ничего не бойся, все у тебя хорошо будет, уж Мама Роза знает!
– Разговорчики! – буркнул дядя Паша и привел меня в тот же самый кабинет.
Следователь Кудеярова все так же несла трудовую вахту за своим столом, а перед ней, по другую сторону, сидел мой бывший муж Владимир Селезнев. То есть по закону он и теперь мой муж, но на самом деле… в общем, все понятно.
Этот тип сидел спиной к двери и не сразу меня увидел или нарочно сделал вид, что меня не замечает. Вот что они все здесь выпендриваются, хотела бы я знать?
Кудеярова подняла на него глаза и проскрипела как несмазанная телега:
– Свидетель, узнаете ли вы эту гражданку?
– Я? Что? Кого? – Володька завертелся на стуле как уж на сковородке и наконец повернулся ко мне. Тут его лицо покрылось красными пятнами, он вжался в спинку стула, как будто увидел привидение, и проблеял, как кастрированный баран:
– Нет… да… то есть, конечно, узнаю…
Я смотрела на него и снова удивлялась: что я прежде в нем находила? Жалкий, трусливый, беспомощный тип… рыхлый, неопрятный… а ведь я буквально млела от его вида, от его голоса! Мне все в нем нравилось, даже три жалких волосинки над верхней губой…
– Так все же узнаете или не узнаете? – неприязненно процедила Кудеярова.
– Да… узнаю… – наконец выдавил из себя этот мозгляк. – Это моя бывшая жена Василиса…
– Никакая не бывшая, – мстительно поправила я. – Мы с тобой, дорогой, все еще находимся в законном браке! И можешь не рассчитывать на развод!
– Садитесь, Селезнева! – Елизавета Петровна указала мне на свободный стул. Я села и оказалась совсем рядом со своим замечательным муженьком. Он опасливо отодвинулся вместе со стулом и еще сильнее вжался в его спинку, как будто я – ядовитая змея или дикая тигрица, вырвавшаяся из клетки.
– Итак, свидетель, подтверждаете ли вы, что присутствующая здесь гражданка Селезнева третьего октября сего года в ресторане «Семь слонов» ссорилась с потерпевшей Кочетовой и угрожала ее убить?
– По… подтверждаю! – пропищал этот подонок и снова завертелся на стуле. – И не только я! Это все слышали!
И голос откуда-то такой противный взялся. Раньше у муженька был вальяжный баритон, и этим самым звучным баритоном он беседовал с клиентами своей фирмы – неторопливо, весомо, убедительно. Солидный такой господин, голос доверие вызывает… Теперь же это был какой-то хриплый полузадушенный писк – не то петуху шею сворачивают, не то поросенка режут. И где только были мои глаза шесть лет назад?
– Разговор сейчас не обо всех, а именно о вас! – оборвала Володьку Кудеярова.
– Я подтверждаю! – выпалил он снова, и голос его окреп, он поднял глаза и уставился на меня. – Я знаю, ты всегда ненавидела Ольгу! Ты и меня ненавидела! Я был нужен тебе только как добытчик! Как источник средств! Нужен был постольку, поскольку зарабатывал на твою безбедную, праздную жизнь!
– Праздную? – Я даже поперхнулась от такой наглости. – Да я как вол вкалывала на этом участке!
– Тебе были дороги только твои цветы! – перебил он меня истеричным, визгливым голосом. – Ты проводила с ними гораздо больше времени, чем с мужем!
– Потому что мужа вечно не было дома, и мне ничего не оставалось, как вылизывать твой дом! И твою обожаемую мачеху я обихаживала, как могла! Кстати, вы с Ольгой ее тоже выкинули на улицу, как только от меня отделались!
– Я знаю, почему ты так ненавидела Ольгу! Ведь она носила моего ребенка…
Тут мне стало просто смешно. Этот идиот уже забыл, что с ребенком его просто-напросто развели, и всерьез верил в свое несостоявшееся отцовство. Как ни странно, я на какую-то долю секунды даже посочувствовала Володьке. Ведь он никогда сам не участвовал в настоящем скандале, он всегда так устраивался, что за него скандалили женщины – раньше мачеха, потом Ольга…
– Достаточно! – Кудеярова повысила голос, обрывая нашу милую перебранку. – Мне все ясно. У вас, гражданка Селезнева, несомненно, был серьезный мотив: личная неприязнь к потерпевшей. Кроме того, мы произвели дактилоскопическую экспертизу и установили, что ваши отпечатки пальцев совпадают с отпечатками, найденными на орудии убийства…
– Да я же русским языком вам говорила, что это моя тяпка! Еще бы на ней не было моих отпечатков! Ведь только я ею и пользовалась, больше никто!
Я представила, в каком запущенном виде сейчас, должно быть, находится сад, и расстроилась. Но ненадолго, потому что осознала, где я нахожусь. Меня в убийстве подозревают, а я из-за цветочков переживаю! Совсем крыша поехала!
– Я не давала вам слова! – злобно рявкнула Кудеярова. – Я пока не закончила! Помолчите наконец! И вы, потерпевший Селезнев, тоже!
Ах вот как, Володечка, оказывается, еще и потерпевший! Его еще и сотрудники небось жалеют! Особенно которые женского пола! Как же, потерял любимую женщину! А на самом деле – так ли уж он расстроен? Уж я-то за столько лет совместной жизни отлично изучила своего муженька и ясно вижу, что горем тут и не пахнет. Ну, испуган, конечно, в шоке от того, в каком неприглядном виде нашли его любовницу, очень не нравятся ему милицейские разбирательства, допросы, очные ставки, но в конечном итоге все закончится и заживет мой бывший преотличненько! Жену-злодейку посадят на долгий срок, дом перейдет полностью к нему, да еще знакомые дамы будут жалеть и всячески привечать одинокого мужчину. Еще бы – такое ужасное горе!
Кудеярова, убедившись, что я послушно молчу, заговорила более спокойным голосом.
– Вот видите, что у нас получается, Василиса… Антоновна, – она посмотрела в свои листочки. – Вы в данный момент нигде не работаете и без определенного места жительства.
– Да это же… – вскинулась было я, но следователь остановила меня движением руки.
– Далее, – продолжала она, – не только ваш муж, но и другие беспристрастные свидетели слышали, как при ссоре в ресторане вы угрожали нашинковать вашу соперницу в капусту, так ведь?
Я недоуменно посмотрела на Володьку – неужели я такое говорила? До чего же они меня довели! И встретила ответный взгляд, полный злорадства и ненависти. Да что же это, за что он меня так!
– Что обещали – то и сделали! – выкрикнула Кудеярова и бросила мне через стол несколько снимков. – Полюбуйтесь на дело рук своих!
Это был полный кошмар. На фотографиях я увидела даже не тело, а какие-то кровавые лохмотья. Лица вообще не было – сплошное месиво. Меня передернуло.
– Не нравится? – вкрадчиво и даже как-то добродушно спросила Кудеярова.
Ее любезность была сродни любезности удава, который перед обедом решил побеседовать с кроликом о погоде и о ценах на капусту. И улыбка напоминала оскал акулы перед тем, как она перекусит зазевавшегося аквалангиста.
– Это ужасно! – честно ответила я.
– Согласна с вами, – она наклонила голову, и я невольно заметила, что волосы ее темнее у корней. Стало быть, эта ледяная рыба – вовсе не натуральная блондинка. Она красит волосы, как Мэрилин Монро. Ни миг мне полегчало, как будто я уличила следователя Кудеярову в чем-то неприличном. Но в следующую секунду меня опять опрокинуло в шок, потому что поддельная блондинка отбросила свой любезный тон и заговорила обычным скрипучим голосом:
