«Я устал от трудностей. Я хочу жить легко. Петь и танцевать. Я же молодой!..»

«Это я Спящая красавица, позор семьи? Это они, они мой позор! Это они заснули, кто только их разбудит?!»

«Нельзя так зависеть от других людей. Нужно черпать силы в себе. Я верю только в свои силы!»

Анатолий Алексеевич провел рукой по лицу, точно хотел освободиться от тяготивших его раздумий. Надежда Прохоровна заметила это, сказала нерешительно:

— Медицина смелее нас. А педагогика консервативная наука. Она, похоже, бессильна перед быстро бегущим временем. Может, вам, молодым, удастся все лучше, чем нам?..

Ему показалось, что она еще раз таким вот образом настаивает на том, чтобы он взял на себя обязанности завуча школы. Виктория Петровна неожиданно для всех заявила, что ее больное сердце отказывается биться в унисон с новым, для нее непонятным, и собралась на пенсию.

Анатолию Алексеевичу не приходило в голову, что директор школы смотрит на него с надеждой, потому что в нем видит единственную возможность осуществить свои неосуществленные желания.

Молодой учитель не догадывался, что Надежда Прохоровна искренне надеется, что ему, идущему на смену, не придется, как ей, страдая, улыбаться торжественно, на всякий случай. И постоянно застегивать мундир на все пуговицы — от случайных взглядов, стремящихся проникнуть в больнуюдушу…

Они сидели рядом, и каждый думал о своем, но, по существу, оба они думали об одном и том же.

В институте, где Анатолий Алексеевич продолжал учиться в заочной аспирантуре, ему предложили написать диссертацию на тему: «Личность и коллектив в условиях реформы средней школы».

Новому времени нужны были новые идеи и новые люди. Он был молод. Но был ли он новым?..

Он не переставая размышлял о том, что в «новых», молодых, таких как он, и даже его учениках живет, и бог весть сколько будет жить, прошлое. И мечту его ничем не снять, не вытравить. Даже если очень постараться начать новую жизнь с понедельника…

Теперь больше чем когда-либо он нуждался в опоре, в поддержке матери, в ее трезвом и мудром взгляде на жизнь. Но ее уже не было.

В тягостные часы бессонницы он пытался вызвать из небытия ее лицо, ее глаза, не позволяющие лукавить. И однажды всплыл в памяти и прочно обосновался в сознании мамин рассказ о замкнутом круге.

…Хоронили Сталина. С друзьями-студентами оказалась мама на улицах. Улицы были забиты людьми. Люди суетились, бежали, как безумные, догоняя впереди бегущих, чтобы встать в затылок, след в след тем, кто, казалось, ближе к цели.

Менялись улицы, площади, а они все шли и снова возвращались на прежние места. Наконец длинный строй вроде обрел порядок. Шли степенно, в цепи, с надеждой и верой.

Тут у мамы развязался шнурок на ботинке. Она отошла в сторону, и когда подняла голову, то увидела, что люди идут по кругу. По кругу, у которого нет ни начала, ни конца.

Всю жизнь не давал ей покоя этот круг. Ей казалось, что она не сумела из него вырваться…

Анатолий Алексеевич обнаруживал и в себе то же бессилие.

Что принесет он детям, заменив Викторию Петровну?

Что нового скажет своей диссертацией, если не поймет, как выбраться из страшного круга, в котором так тесно переплелись мертвые и живые?..