Могучие руки сжались в большущие кулаки.

– Нет, – выдохнул он, не веря своим глазам. – Нет… нет… нет…

И медленно направился к маленькому трупику.

Эллен наблюдала за ним с нарастающей тревогой.

Потрясенный, Конрад опустился на колени рядом с мертвым существом и, казалось, целую вечность смотрел на него. Потом по щекам Конрада потекли слезы. Эллен никогда не видела его плачущим. Наконец он поднял с пола обмякшее тельце, прижал к груди. Ярко-алые капли крови ребенка-монстра падали на пластиковый плащ.

– Моя крошка, моя маленькая крошка, мой сладкий, маленький мальчик, – ворковал Конрад. – Мой мальчик… мой сын… что случилось с тобой? Что она с тобой сделала? Что она сделала?

Нарастающий страх Эллен придал ей сил, пусть и не так много. Опираясь о стену одной рукой, она поднялась. Ноги еще плохо держали ее. Колени обещали подогнуться при первом же шаге.

Конрад услышал ее движение. Вновь посмотрел на нее.

– Я… мне пришлось это сделать, – ее голос дрожал.

Синие глаза холодно смотрели на нее.

– Он напал на меня.

Конрад положил тельце на пол. Осторожно. Нежно.

«Со мной он таким нежным не будет», – подумала Эллен.

– Пожалуйста, Конрад. Пожалуйста, пойми.

Он встал и двинулся на нее.

Она хотела убежать. Не смогла.

– Ты убила Виктора, – просипел Конрад.

Он дал ребенку-монстру имя – Виктор Мартин Стрейкер. Эллен это казалось нелепым. Более чем нелепым. Опасным. Называя этого уродца по имени, ты начинаешь думать, что он – человеческий ребенок. А человеческим он не был. Не был, черт побери. Рядом с ним ни на секунду нельзя было терять бдительности. Сентиментальность делала уязвимым. Она отказывалась называть ребенка-монстра Виктором. Отказывалась признавать, что у него есть пол. Он не был маленьким мальчиком. Он был маленьким чудовищем.

– Почему? Почему ты убила моего Виктора?

– Он напал на меня, – повторила Эллен.

– Лгунья!

– Напал!

– Лживая сука!

– Посмотри на меня! – Она вытянула перед собой окровавленные руки. – Посмотри, что он со мной сделал.

Горе, написанное на лице Конрада, уступило место черной ненависти.

– Ты пыталась его убить, а он всего лишь защищал свою жизнь.

– Нет. Это было ужасно. Ужасно. Он рвал меня ногтями. Он пытался разорвать мне горло. Он пытался…

– Заткнись, – процедил Конрад сквозь зубы.

– Конрад, ты знаешь, каким неистовым он был. Иногда царапал и тебя. Если ты посмотришь правде в лицо, если заглянешь в свое сердце, тебе придется признать, что я права. У нас родился не ребенок. У нас родился монстр. Страшный. Злой. Конрад…

– Я велел тебе закрыть свой грязный рот, ты, гнусная сука!

Его трясло от ярости. На губах появились капельки вспененной слюны.

Эллен сжалась.

– Ты собираешься вызвать полицию?

– Тебе известно, что карни никогда не обращаются к копам. Карни сами решают свои проблемы. Я знаю, что делать с такой дрянью, как ты.

Он собирался ее убить. Она в этом уже не сомневалась.

– Подожди, послушай, позволь мне все объяснить. Какая у него могла быть жизнь? – пыталась она убедить его в своей правоте.

Конрад мрачно сверлил ее взглядом. В глазах стояла ярость, густо замешенная на безумии. Эллен чувствовала, что дело идет к взрыву. Последние остатки здравомыслия покидали Конрада.

Но телу Эллен пробежала дрожь.

– Всю свою жизнь он был бы несчастным. Всеми презираемым выродком. Не смог бы наслаждаться самыми обыденными радостями жизни. Я не сделала ничего плохого. Лишь избавила это существо от несчастий, которые выпали бы на его долю. Вот что я сделала. Спасла от долгих лет одиночества, от…

Конрад влепил ей крепкую пощечину.

В испуге она посмотрела налево, направо… бежать было некуда.

Его лицо более не выглядело аристократическим. Исказилось донельзя, стало волчьим, внушало дикий страх.

Он придвинулся ближе, вновь отвесил пощечину. Потом пустил в ход кулаки, бил в живот и по ребрам.

Она слишком ослабела, слишком вымоталась, чтобы сопротивляться. Соскользнула по стене на пол, как полагала, навстречу смерти.

«Мария, Матерь Божья!»

Конрад схватил ее одной рукой, поднял, принялся отвешивать пощечины. Эллен потеряла им счет, потом потеряла способность отличать новую боль от мириада старых болей и наконец потеряла сознание.

После неопределенного периода времени очнулась, вернувшись из какого-то темного места, где гнусавые голоса угрожали ей на разных языках. Открыла глаза, не понимая, где находится.

Потом увидела маленький жуткий трупик на полу, лишь в нескольких футах от себя. Уродливое лицо, с застывшей навеки злобной ухмылкой, смотрело на нее.

Дождь барабанил по крыше трейлера.

Она лежала на полу. Поднатужилась и села. Чувствовала себя ужасно. Внутри все болело.

Конрад стоял у кровати, на которой Эллен увидела два открытых чемодана. В них он бросал ее одежду.

Он ее не убил. Почему? Собирался же забить ее до смерти. Почему передумал?

Со стоном она поднялась на колени. Во рту стоял вкус крови. Пара зубов шатались. С неимоверным усилием Эллен встала.

Конрад захлопнул крышки чемоданов, пронес их мимо нее, распахнул дверь трейлера, вышвырнул наружу. Ее сумочка лежала на кухонном столике. С ней он поступил точно так же. Повернулся к Эллен:

– Теперь ты. Убирайся отсюда и никогда не возвращайся.

Она не могла поверить своим ушам. Он отпускает ее живой. Это какой-то подвох.

Конрад возвысил голос:

– Убирайся отсюда, шлюха! Шевелись! Быстро!

Шатаясь из стороны в сторону, словно детеныш, делающий первые шаги, Эллен прошла мимо Конрада. В напряжении, ожидая, что сейчас на нее вновь посыпятся удары, но Конрад не поднял руки.

Заговорил, лишь когда она добралась до порога, обильно поливаемого дождем:

– И вот что еще.

Она повернулась к нему, прикрылась рукой от удара, который, она знала, рано или поздно последует.

Но он не собирался ее бить. По-прежнему кипел от ярости, но уже мог контролировать себя.

– Рано или поздно ты выйдешь замуж за мужчину из обычного мира. Родишь ребенка. Может, двоих или троих.

В его зловещем голосе ощущалась угроза, но она еще слишком плохо соображала, чтобы понять, о чем он. И молча ждала продолжения.

Его тонкие, бескровные губы разошлись в ледяной улыбке.

– Когда у тебя снова появятся дети, когда у тебя появятся дети, которых ты будешь любить и лелеять, я приду и заберу их. Куда бы ты ни уехала, как бы далеко ни поселилась, какое бы новое имя ни взяла, клянусь, что заберу. Найду тебя и заберу твоих детей, как ты забрала моего маленького мальчика. Я их убью.

– Ты безумен, – выдохнула Эллен.

Жестокая улыбка продолжала изгибать его губы.

– Ты нигде от меня не спрячешься. Не будет для тебя в этом мире безопасного уголка. Ни одного. Всю жизнь тебе придется постоянно оглядываться. А теперь пошла вон, сука. Уберись отсюда прежде, чем я все-таки решу размозжить тебе голову.

И Конрад шагнул к ней.

Эллен как могла быстро покинула трейлер, спустилась по двум металлическим ступенькам в темноту. Трейлер стоял на поляне, вокруг росли деревья, но кроны не нависали над ним, не защищали от дождя. Так что промокла Эллен в считаные секунды.

Конрад эти секунды простоял в дверном проеме, подсвеченный янтарным светом. В последний раз бросил на нее злобный взгляд и захлопнул дверь.

Со всех сторон ветер тряс деревья. Листва шуршала, словно сминаемая и выбрасываемая надежда.

Эллен подобрала сумочку и оба выпачканных в земле чемодана. Прошла через моторизированный городок карни, мимо других жилых трейлеров, грузовиков, легковушек, нещадно поливаемая дождем.

В некоторых из трейлеров жили ее друзья. Ей нравились многие из встреченных ею карни, и она знала, что все они относились к ней хорошо. Шлепая по лужам, с надеждой смотрела на некоторые из освещенных окон, но не остановилась ни разу. Не знала, как отреагируют ее друзья-карни, узнав, что она убила Виктора Мартина Стрейкера. Большинство карни были изгоями, людьми, которые не смогли бы жить где-то еще, вне ярмарочных шоу. Вот почему они яростно защищали себе подобных, а во всех остальных видели чужаков. Их столь сильно развитое чувство общности могло распространяться и на ребенка-монстра. И они, скорее всего, встали бы на сторону Конрада, потому что его родителями были карни, то есть сам он с первого дня своей жизни находился среди карни, тогда как Эллен лишь четырнадцать месяцев тому назад избрала кочевой образ жизни.