– Мы на его выборы денег море потратили, не думаю, что он…

– Заплатит, заплатит черной неблагодарностью, – заверил Петр Ильич. – Он со мной уже через губу здоровается – это тебе что-нибудь говорит? Поработали с ним. Да оглянись вокруг. Везде «крыша» – бандюги, а у нас милиция взяла на себя это «почетное» звание. Везде рэкетом занимаются уголовники, у нас опять же менты. Поинтересуйся у рыночников, они тебе порасскажут, как с них шкуру дерут. Видишь ли, Феликс, мы отпустили вожжи. У нас заказы, крупный бизнес, деньги, связи… мы и радовались. Тебе надо было мэром становиться, а не эту шваль ставить. Очень великодушно было отдать власть, а самому заниматься делом. Но кто же власть отдает? Власть даже в таком городке, как наш, это серьезно. Ты хотел спокойствия в городе – тоже похвально, но его ведь нет. Вот смотри. Из города исчезло импортное мороженое. А почему? Куда оно делось?

– И куда?

– Видишь, не знаешь. Такая мелочь тебя не интересует. А наш Ступин, который сейчас валяется в коридоре, двух слов связать воедино не умеет, косноязычен и туп – выпускает мороженое. (Феликс расхохотался.) Зря смеешься. Цех первого отдела, цех второго… Мороженое дрянь, потому и выдавили конкурентов. Хочешь не хочешь, а ешь мороженое от ментовки, заполонили им все пригороды, это уже приличные деньги, а если еще имеешь договоренность с налоговиками… Они уже диктуют. И знаешь, в чем опасность? Силу ощутили. У них оружие, их много. Ступин на хорошем счету в области, в городе раскрываемость преступлений девяносто пять процентов. Ты где-нибудь о таком слышал? И не услышишь, потому что так не бывает. Ну, шестьдесят-семьдесят от силы. Преступные группировки они лихо ликвидировали – зачем им денежки отдавать, когда самим можно отбирать? А мелкое жулье с успехом ловят, вот тебе и девяносто пять. У нас бандитская группировка одна – ментовка, а главарь – Ступин.

– Прям Пол Пота обрисовал.

– Он хуже, потому что вообще не признает никаких правил. А знаешь, как они подминают под себя мелкий бизнес? Стоит ларек. Приходят, предлагают его охранять. У хозяина нет денег, чтобы содержать тройку ментов, он говорит, что они и так обязаны патрулировать. Ночью сгорает ларек, лавочник разорен. Все ясно? Или: выходит наш бизнесмен из кабака, его – хвать, дескать, почему в нетрезвом виде? Потом он на все готов, лишь бы не били. Понял? Однако я согласен, рынки, ларьки, мороженое – мелочевка. А вот предприятия, которые не подохли в благословенные дни становления демократии, – крупный барыш. У тебя далеко не на каждом предприятии контрольный пакет акций. Скажу по секрету: остальные акции втихую скупают у населения, вот и посчитай, кто скоро править балом будет. Я ведь в администрации кручусь, выведал. Идет передел собственности, а это не шутки.

– Что ты предлагаешь конкретно?

– У тебя масса связей, пошевелись, подумай, как его достать. Что посоветуют свыше – прикинь. Делай выводы, а пока негласно клич кинем: все на борьбу со Ступиным. Малый бизнес надо брать под свое крыло, привлечь безработных, уголовников…

– Петя, и ты говоришь об уголовниках, ты?.. – поразился Феликс.

– Да брось. А мы с тобой кто, если разобраться? Мы же тоже… но более удачливые. Сейчас уголовником может стать любой добропорядочный гражданин. Детям жрать нечего, человек идет грабить, поймали – все, уголовник. А они, кстати, не любят милицию. Потом, – понизил голос Петр Ильич, – если дойдет дело до… устранения… не сам же ты будешь этим заниматься.

– Ты спятил. Нет, ты в маразм впал раньше, чем предполагалось.

– Феликс, на заупокойных мессах нынче бизнес в стране стоит, чего ты испугался? Гляди, чтобы тебя не опередили и не грохнули как единственную силу в городе, пока ты будешь пребывать в нерешительности. Давай так: ты подумаешь, а завтра на лоне природы все обговорим. Есть готовые к делу люди, они тебе подскажут, что делать. И в ментовке есть свои люди, которых не прельщает власть Ступина. Тебя он как прихватил? Вина Германа в том, что он от трупа попытался избавиться, и все. Что, нельзя это доказать? Элементарно. Ступин же устроил: убийца и все такое! Смотри, Ступин не угомонился, а затаился. Не верю этому жлобу. Я все сказал, а теперь сиди и думай.

Герман много курил последнее время, находясь в одиночестве. Он чувствовал себя загнанным зверем. Запах тюрьмы преследовал его днем и ночью, омерзительный, въедливый, запах забродившей гнили и отсыревшего камня. Не отличались разнообразием и его сновидения, отчего ночи превратились в длинные кошмары. Стоило заснуть, как из глубины подсознания всплывали: камера, прутья решеток, колючая проволока, оплетающая верх стен. Липкий пот покрывал тело. В тридцать лет Герман ощутил потребность измениться в корне, однако привычки, образ мышления подминали его, ведь так не бывает – с вечера лег спать одним человеком, а проснулся другим. Пока желание измениться оставалось только желанием.

– Герман, угостите сигареткой? – послышался голос сказочной феи.

Он очнулся. Перед ним на площадке стояла сногсшибательная женщина.

– Прошу, – протянул он пачку.

Она вынула сигарету, поднесла ко рту и ждала. Он спохватился, извинился, поднес огонек. Заприметил ее давно, слишком уж отличалась она от остальных гостей и красотой, и формами. Такое впечатление, будто под кожу равномерно впрыснули силикон, увеличив все возможные выпуклости. И вообще она казалась здесь случайным человеком, словно вышла из дорогого столичного бутика, села в самолет, чтобы лететь куда-нибудь в Рим или Лондон на званый раут. А самолет сбился с курса и приземлился в Тютюшанске, и пришлось ей довольствоваться свадьбой местных богатеев.

– Простите, я вас не знаю… – сказал Герман, раздевая ее глазами и забыв напрочь, что секунду назад мечтал измениться, начать новую жизнь.

– Меня зовут Белла, я со стороны жениха, – она обаятельно улыбнулась.

– Вы нездешняя, – определил он.

– Родилась здесь, училась, потом уехала, вышла замуж. Около года назад муж умер, а я приехала домой, веду затворнический образ жизни.

«Ну, для безутешной вдовы-затворницы ты слишком хорошо выглядишь», – подумал он. Белла присела на ступеньку и посмотрела на него снизу вверх, как бы приглашая присоединиться. Он охотно сел рядом, внутри защекотало, когда представил ее голой в постели. Нет, горбатого только могила исправит! А Белла усмехнулась, видимо, прочла его тайные мысли, потом запрокинула голову и произнесла чудным голосом:

– Денек сегодня как по заказу. Надо полагать, холодов больше не будет.

– Впереди июнь, он богат на сюрпризы. Вы не любите холод?

– Терпеть не могу! Я тепличное растение. От холода у меня наступает оцепенение и ссыхаются мозги, делать ничего не могу, кутаюсь и впадаю в спячку.

– А зачем такой красивой женщине мозги? – наивно спросил Герман, ведь второсортице, даже с роскошным фасадом, они ни к чему. Белла рассмеялась громко и заливисто. – Почему вы смеетесь?

– В одной вашей фразе все отношение к слабому полу. Что, не везло вам с женщинами?

Два ее зрачка, обведенные фиалковыми кругами, хищно прицелились в него. Из черных, расширенных точек выплыла чертовски привлекательная порочность, окутала Германа, одурманила. О, такие женщины живут с тайной на дне души, непредсказуемы и строптивы, как дикая, необъезженная лошадь, для настоящего джигита дело чести обуздать подобную лошадку. Герман алчно сглотнул слюну, предложив:

– Давай на ты?

– Давай. Пить на брудершафт будем?

– Само собой. Бокалы сюда принести?

Она утвердительно кивнула. Окрыленный Герман метнулся в ресторан, пролетел мимо дремавшего Андрея, который приоткрыл один глаз, наблюдая за соперником, кстати, соперником по всем статьям, а не только в борьбе за Риту. Через пару минут Герман вернулся, неся два полных фужера. Заинтересовавшись, Андрей встал и подошел к стеклянной двери входа. Обзор был великолепный, нет надобности подкрадываться, подсматривать и нет опасности быть застуканным. Когда Герман и Белла переплели руки, Андрей быстро отыскал в зале Риту, не говоря ни слова, схватил ее за руку и поволок за собой. Он никогда не проявлял грубости, поэтому она была поражена, мямлила: