- А была бы советская власть, женился бы ты, Леша, на красивой девоньке. Растили бы младенчика. Квартиру бы вам дали. А так - на побегушках у жирных суетишься. И сейчас, наверное, думаешь, как бы еще к какому-нибудь жирнозадому устроиться? Или я неправ?
- Но жить же как-то надо? - возразил Леха.
- «Жить», - передразнил старик. - Да разве это - жизнь? Это - прозябание, молодой человек. Пойми ты, что захватили нашу страну предатели. Им за это из-за океана буржуи много денег дали, вот и жируют иуды. Хотят, чтобы все хорошие люди у них на побегушках были. Или вот меня возьми. Я ведь раньше знаешь, кем был?
- Кем? - спросил Леха.
- Скульптором я был! Членом союза, между прочим. Ленина Владимира Ильича ваял. Семью кормил. А как пришли иуды к власти, так сразу работы скульпторам-то и не стало. Эх!
- Кого ты там, Петрович, агитируешь? - раздался в «обкоме» новый голос.
Вошла бабка. Лицо ее было морщинистым. Макушку, обрамленную седыми, похожими на паклю, волосами, покрывал беретик. Тем не менее, несмотря на внешнюю щуплость, голос у бабульки был зычный. Она, как прикинул Леха, могла бы петь со сцены без микрофона.
- О, баба Вера! Вовремя же ты! - обрадовался деда Стасик. - А тут молодой к нам зашел. Интересуется.
- А ты его все сказками потчуешь, - зычно произнесла старушка. - Ты бы лучше ему фотографии показал.
- И точно! - спохватился деда Стасик. - Это же очень интересно. Надо тебе фотографии наши показать.
Несмотря на свои восемьдесят с лишним лет, деда Стасик достаточно ловко поднялся со стула и направился к книжному шкафу, откуда достал огромный фотоальбом.
- Вот, смотри! - Старик открыл альбом. - Это мы на демонстрации…
Не сказать, чтобы Лехе было сильно интересно изображенное. Почти на всех снимках деда Стасик в компании старушек стоял с красным знаменем.
- А вот это, видишь, памятник Ленину? - говорил старик. - Это я в 1977 году ваял. Ага. Как живой Ильич. А вот это мы на седьмое ноября. А это уже первомай. Точно…
И вдруг перед Лехиными глазами будто молния сверкнула. На одной из фотографий рядом со старцами стояла немыслимой красоты брюнетка в короткой, едва до середины бедра, юбочке. Стояла и умопомрачительно улыбалась. Брюнетка была настолько красива, что по Лехиному телу даже озноб прошел.
Деда Стасик понимающе посмотрел на Леху, но наш герой сделал вид, будто бы ничего не произошло.
Спустя три разворота обнаружилась и еще одна красавица. Платиновая блондинка в стильных высоких сапогах на шпильках, кожаной куртке и джинсах в обтяжку. «Может, она случайно тут оказалась?» - подумал Леха. Но всякая случайность исключалась. Девушка стояла, широко и белозубо улыбаясь, обнимала стариков за плечи.
Еще дальше Леха увидел вообще настоящую фотомодель - точную копию молодой Клаудии Шиффер с роскошными волосами, юным и прекрасным лицом.
Самое странное, что все три девчонки казались Лехе знакомыми. Не то, что где-то он с ними встречался. Но определенно где-то их видел. Притом не так давно.
А между тем обком наводнялся старухами. Крепкую, ширококостную старуху в сером платке и облезлой шубейке звали бабой Надей. Еще одна бабулька с лицом узким, вытянутым и морщинистыми губами, запавшими в беззубый провал рта, звалась бабой Любой.
- Вот они, наши Вера, Надежда и Любовь! - торжественно провозгласил деда Стасик.
Леха же смотрел на старых умертвий и размышлял: неужели здесь, в этом пыльном «обкоме» можно встретиться с такими вот красавицами, как на фотках? По-хорошему, следовало бы спросить, но Леха стеснялся.
Постепенно старух становилось все больше. В какой-то момент деда Стасик достал из-за книжного шкафа баян и грянул «Интернационал». Старухи резво повскакивали со стульев и запели.
Леха тоже пел, вернее, делал вид, поскольку слов не знал.
- Что ж, объявляю собрание партячейки открытым, - объявил деда Стасик. - На повестке дня один вопрос: прием в наши ряды нового, так сказать, члена. Итак, прошу любить и жаловать, Алексей!
- Но подождите… - опомнился Леха. - Я же не говорил, что хочу вступить…
- Но ты с нами?
- Ну… да… - сказал Леха, вспомнив красоток.
- Ну, вот и славно. Кто за? Единогласно.
Потом еще некоторое время собравшиеся пели под гармошку революционные песни. Когда же собрание подошло к концу, деда Стасик подошел к Лехе и, положив цепкую ладонь ему на плечо, сказал:
- Мы тут понимаем твои обстоятельства, паренек. Без работы ты, жизнь у тебя тяжелая. В общем, наш актив тут посовещался и мы постановили - выделять тебе посильную материальную помощь в размере пяти тысяч рублей в месяц.
- Э-э… спасибо, конечно, но…
- Не переживай. Ты нас не грабишь. Нас тут много. По сотенке с пенсий скинемся, ничего страшного. Но взамен ты будешь выполнять для нас кое-какую работу. Непыльную. Ну, как? Согласен?
Конечно, Леха не возражал.
***
Ночью Лехе снился странный сон.
…Он с красным знаменем стоит у памятника Ленину. Неожиданно появляются девчонки. Те, которых Леха видел на снимках в фотоальбоме коммунистов. Первой явилась красавица-брюнетка. За ней - платиновая блондинка. И третьей - юная Клаудиа Шиффер.
Следом за ними, с баяном в руках, вышагивает деда Стасик. Девчонки страстно глядят на Леху, эротично шевелят бедрами. Леха ощущает, как у него мощно встает хуй. Он пытается прикрыть стояк древком знамени, но девчонки все равно замечают и начинают перехихикиваться. Леха густо краснеет, что, в общем-то, ему на руку - становятся незаметными прыщи.
- Эх, говори, Москва, разговаривай, Рассея! - вопит деда Стасик, растягивает меха баяна.
Начинает звучать «Интернационал». Девчонки тут же пускаются в пляс. И что это за пляс! Леху уже трясет от возбуждения. А красотки, сексуально двигаясь, сбрасывают с себя свои одежки и остаются, в чем мать родила.
Леха сглатывает слюну и рассматривает волосы на пизденках девчонок. У брюнетки волосы предсказуемо черные, у блондинки - платиновые, а у Клаудии Шиффер в лобковую поросль вплетены стразы.
Леху трясет. Он крепко держится за древко. Но девчонки вырывают знамя у него из рук и начинают страстно извиваться вокруг древка.
- Пойдем с нами! - соблазнительно шепчут они. - Ты ведь с нами, красавчик?
- Ага, - неосторожно говорит Леха.
Неосторожно потому, что из рта у него липкой струей выливается скопившаяся слюна. Девчонки певуче хихикают и машут Лехе руками: «Давай, мол, пошли!».
Однако картина сна неожиданно оказывается размытой. Сначала пропадают, обращаются в пар, девчонки. Потом истлевает в туман памятник Ленину. И, словно сам собою, пропадает баянист деда Стасик.
…Проснувшись, Леха долго и с упоением дрочил. Сон настолько возбудил его, что удалось кончить три раза подряд. Притом довольно быстро.
Может быть, результат удалось бы и превзойти, но в уборную стал ломиться батя:
- ЛЁХА, ЗАСРАНЕЦ!!! ЗАЕБАЛ ДРОЧИТЬ!!! - заорал он.
И Леха поспешил покинуть помещение, делая вид, что ничего не случилось.
***
Леха стал самым настоящим партийным активистом. Правда, поручения оказались немного неожиданными. Леха был готов расклеивать листовки, стоять со знаменем где-нибудь в людном месте. Или же, под покровом ночи, карабкаться куда-нибудь на крышу (или трубу) и вывешивать знамя.
Но коммунистам, как оказалось, требовалось совершенно другое.
Например, однажды деда Стасик отозвал Леху в сторону и с заговорщическим видом сказал:
- Ну, что, хлопчик? Готов ли ты к самому настоящему конспиративному заданию?
Еще бы Леха не был готов!
- Значит, слушай. Вот тебе пакет с шифрованным посланием. Доставишь его на улицу Механизаторов, дом 18.
- Ага. Лично в руки передать?
- Ни в коем случае! - Деда Стасик аж отшатнулся. - Это же конспирация! За этой квартирой следят эти… псы антинародного режима! Теперь понимаешь?