— Питер Нортон, — сказал Кори. Сегодня у него будто выросли крылья!
— Почему?
— К моменту, когда начались судороги, он, вероятно, был уже без сознания. Конечно, полной уверенности нет, но Патрик подтвердит: генерализованные судороги блокируют проводящие пути мозга, ответственные за сознание.
— Согласен, Кори. Итак, первым записываем Питера Нортона. Кто следующий в этом жутком списке?
— Диди Холл, — торопливо начал Эйб. — Она не сопротивлялась. Только стояла и истекала кровью. Из яремных вен кровь не бьет фонтаном, как из артерии, но все равно вытекает достаточно быстро — как любая жидкость под давлением насоса, а сердце — прекрасный насос. Диди страдала как физически, так и душевно, однако не сделала ни малейшей попытки защититься или убежать. Это заставляет предположить, что она не слишком дорожила своей жизнью.
Кармайн записал на доске имя проститутки.
— Таким образом, будем считать, что ее убийство находится примерно на том же уровне, что и отравление Питера Нортона.
— Дальше Эван Пью, — сказал Эйб.
— Ты так думаешь, Эйб?
— Я тоже, — согласился Кори. — Он умер от повреждения спинного мозга и внутренних органов. Смерть была медленной, но… как бы сказать… не унизительной, что ли. Самое худшее происходило у него в голове, а об этом мы можем лишь догадываться. Все люди разные.
— Эван Пью, — проговорил Кармайн, записывая. — Предпоследний?
— Дезмонд Скепс, — сказал Эйб. — Смерть чудовищная, но большая часть пыток не идет в сравнение с тем, через что прошла Бьянка Толано.
— Эйб прав, Кармайн, — уверенно сказал Кори. — Скепс был человеком известным, врагов у него хватало. Он понимал, что среди них могут найтись такие, кто ненавидит его так сильно, что готов пойти на убийство. Пытки были поверхностными, даже отрезание сосков. Бьянка Толано, напротив, абсолютно невинная жертва, которой пришлось перенести худшие унижения. Участь Скепса сравнилась бы со страданиями девушки, только если бы его изнасиловали. Однако убийца… гм…
— Не посягнул на его мужскую честь, — закончил Кармайн. — Да, это важно. Ни над одним из убитых мужчин не надругались сексуально, подобному насилию подверглась единственная женщина — Бьянка Толано.
Он написал имя девушки внизу правой колонки и уставился на доску.
— Будем исходить из того, что убийца знал всех жертв. Отсюда вопрос: какими мотивами он руководствовался при выборе способа убийства каждой из них?
— Беатрис Эгмонт — милая старушка, — сказал Кори.
— Кэти Картрайт — хорошая женщина, которой жутко не повезло с мужем и детьми, — продолжил Эйб.
— И трое чернокожих абсолютно безобидны, — закончил Кармайн. — Что касается жестоких убийств…
— Банкир — грубиян, частенько злоупотреблявший властью, — начал Эйб. — Диди — проститутка, для некоторых это уже преступление.
— Эван Пью — вымогатель, выбравший не ту жертву, — сказал Кори, — а Скепс так или иначе разрушил тысячи жизней.
— И все же худшую смерть преступник приберег для невинной девушки. Что распалило в нем такую ненависть? — Лоб Кармайна бороздили глубокие морщины. Из-под сдвинутых бровей он посмотрел на Кори. — Ты проводил предварительное следствие, Кори. Тебе не попадалось что-нибудь, позволяющее допустить, что Бьянка — не невинная жертва?
— Нет, абсолютно ничего, — уверенно сказал Кори. — Голову даю на отсечение, она именно такая, какой кажется на первый взгляд. — Он покраснел. — Я не халтурил, несмотря на личные проблемы.
— Я никогда в этом не сомневался. — Кармайн сел и махнул рукой на стулья, приглашая сесть сержантов. — Таким образом, мы имеем убийцу девяти или десяти человек, испытавшего жалость по отношению к одним из намеченных жертв и неукротимую ненависть к другим. И лишь в одном случае ненависть была не холодной и расчетливой, а очень даже горячей. БьянкаТолано, двадцатидвухлетняя выпускница экономического факультета, мечтавшая продолжить обучение в Гарварде. Очень симпатичная, с прекрасной фигурой, но слегка застенчивая. Не падкая на мужчин. При повторном вскрытии Патси установил, что она скорее всего была девственницей.
— Напоминает Эрику Давенпорт, — задумчиво сказал Эйб.
— Что?
— В самом деле. — Эйб приготовился защищать свое шаткое предположение. — Именно такой я представляю доктора Давенпорт в этом возрасте — диплом с отличием, впереди куча надежд и перспектив. Теперь она ледышка, но держу пари, тогда была совсем другой. И по-моему, она тоже мало интересовалась мужчинами. Слишком честолюбива. Точно как Бьянка.
— Боже мой, как я мог этого не заметить! — медленно произнес Кармайн. — Вчера полдня просидел за досье Эрики Давенпорт и ничего не понял. Бьянка — копия Эрики!
— Ого, дело с каждой минутой становится все запутаннее! — воскликнул Эйб.
— Только подумайте! — с горячностью продолжил Кармайн. — Если Бьянка убита вместо Эрики, все становится на свои места. Элемент случайности исчезает. Они все так
или иначе связаны друг с другом! Эрику Давенпорт можно смело исключить из подозреваемых. Сейчас меня больше всего волнует, исчезла ли с убийством Бьянки опасность для самой Эрики.
— С третьего апреля убийств не было, — сказал Кори.
— Как будем действовать дальше? — спросил Эйб.
— Вы оба сконцентрируйте внимание на Питере Нортоне, — бодрым тоном распорядился Кармайн. — Не верится мне, что убийца выжидал за окном удобный момент подсыпать яд. Ерунда! Вдруг миссис Нортон давно задумала убить мужа, а кто-то подтолкнул ее сделать это именно третьего апреля? Если она виновна, то ведь где- то же раздобыла стрихнин, и, может статься, тут ей как раз помог наш тайный гений. Изучите прошлое миссис Нортон. Все до мелочей. Был ли у нее любовник? Я лично сомневаюсь, но исключать эту версию нельзя. Есть ли у нее долги? Покупала ли она драгоценности? Меха? Одежду? Может быть, увлекалась азартными играми? Считала ли свою жизнь скучной? Она полновата, но весьма привлекательна. Носом землю ройте, но разберитесь, какой мог быть мотив.
У Кармайна осталось время пообедать в «Мальволио» с Майроном. Тот выглядел очень озабоченным.
— Что, совсем Эрика замучила? — спросил Кармайн, садясь за столик и улыбаясь так, что вопрос не казался слишком бесцеремонным.
— Ну, с тех пор как я посоветовал ей отпустить «Корнукопию» в свободное плавание, стало полегче. Я должен был сам догадаться.
— Ты зажат, как ветчина в бутерброде. — Кармайн повернулся к официантке. — Минни, мне, пожалуйста, салат: латук, помидоры, огурцы, сельдерей. На заправку — масло и уксус. И крекеры. — Он перевел взгляд на Майрона. — Так что произошло?
Майрон пожал плечами.
— В чем дело, Кармайн? А как же соус «Тысяча островов»? Булочки с маслом?
— Ты давно у нас не ужинал, Майрон, — сказал Кармайн, потягивая черный кофе без сахара. — Моя жена превратилась в одного из величайших поваров мира, так что на обед я ем корм для кроликов или вообще не обедаю. Иначе скоро стану похожим на дирижабль.
— Ну и дела! А что с убийствами?
— Мы делаем успехи. Эрика тебе рассказывала про свое детство и юность?
— Гораздо больше, чем Дезмонду Скепсу. Эрика вешает лапшу на уши руководству «Корнукопии» из чувства самосохранения, но мне, когда я спросил, она выложила все начистоту. Детям тридцатых приходилось нелегко, Кармайн.
— Кому ты об этом говоришь? Я сам один из них. Моему отцу повезло, он сохранил работу, но ему приходилось помогать куче родственников. Восточный Холломен оправился от Депрессии одним из первых, так что в тридцать пятом дела снова пошли в гору. Классы в школе Святого Бернарда были почти пустыми, зато учителя уделяли нам много времени.
— Я ничего этого не почувствовал, — признался Майрон. — Киноиндустрия процветала, и у моего отца все было на мази.
— Это было сумасшедшее десятилетие. — Кармайн бодро, с нарочитым наслаждением, жевал салат. — Как думаешь, Майрон, почему Эрика стала такой?
— Понятия не имею, а у нее спрашивать бесполезно.