— Да, вы не ошиблись. Не вижу повода отрицать. Любой в Данте-колледже скажет вам то же самое. Это был брак по расчету. Деканом может стать только женатый мужчина, а если жена — тоже научный работник, тем лучше. Говоря прямо, я фригидна. Джон был к этому готов. Его интересовали молоденькие девушки, хотя он был очень осторожен. Еще бы! Он собирался стать президентом престижнейшего университета, и у него для этого было все необходимое, включая предка из первых поселенцев-англичан. Мои собственные амбиции нисколько этому не противоречили. — Ее поразительные глаза скрылись за тяжелыми, безупречно подведенными веками. — Мы прекрасно ладили друг с другом, и я желала ему успехов.
— Вы заметили что-нибудь необычное в его внешности или поведении сегодня утром?
— Нет, пожалуй, ничего. Разве что он был несколько жизнерадостнее, чем обычно. Прямо светился. Я сказала ему об этом за завтраком, в общей столовой. Он засмеялся и ответил, что у него хорошие новости.
— Он не сказал, какие именно?
Янтарные глаза удивленно расширились.
— Кто? Джон? Скорее свиньи научатся летать, капитан. Честно говоря, я думаю, ему доставляло удовольствие меня дурачить.
— Что вы почувствовали, когда узнали о случившемся?
— Я была поражена. Точнее не скажешь. Джон не из тех, кого Убивают, — по крайней мере, вот так, в своем кабинете, причем столь… интеллигентным способом. Если так можно сказать про агонию от Цианида.
А какой способ вы бы сочли более естественным?
— Ну, какой-нибудь пожестче: выстрел, избиение до смерти, нож в сердце. Что ни говори, крутить с молодыми девчонками небезопасно. У них ведь есть отцы, старшие братья, друзья. Хотя последствия Джона никогда не беспокоили. Он считал, что у него особый талант в таких интрижках. И был прав. Каждая любовная история длилась от трех до шести месяцев, в зависимости оттого, насколько привлекательность пассии перевешивала ее тупость — выбирал он их, как понимаете, не по уму. Как только девчонка начинала ему надоедать, он сразу же становился чересчур придирчивым, ворчал по каждому поводу. Недели через две они расставались, и девушка была уверена, что это причиняет ему страдания.
— Другими словами, он тешил ее самолюбие.
— Именно. Джон делал это гениально. Играл этими дурочками, как виртуоз на скрипке. Когда девушка его бросала, она сама страшно боялась, чтобы о ее приключеньице не стало известно.
— А на собственных угодьях он охотился, доктор Денби?
— Никогда. Девушки из Данте-колледжа были в полной безопасности, да они у нас и появились только в этом году. Нет, добычу он выслеживал в ресторанчике «У Джоуи». Его, по-моему, облюбовали студентки муниципального колледжа Восточного Холломена и будущие секретарши из школы Бекворта. Джон снимал небольшую квартирку там неподалеку, на Малвери-стрит, и представлялся Гэри Хопкинсом, ему казалось, что это звучит по-пролетарски. Насколько я знаю, никто не догадывался, кто он на самом деле.
— Рано или поздно это бы случилось.
— В таком случае я рада, что его отравили, капитан.
«Вот так так!» — подумал Кармайн, выходя из Данте-колледжа некоторое время спустя. Декан Джон Керкбрайд Денби, оказывается, тот еще типчик. Однако до убийства фортуна ему улыбалась, ничего не скажешь. Жена — красавица аристократка, образованная не меньше его самого, к тому же фригидна, что позволяло ему вовсю предаваться своей рискованной страсти к студенткам. Разумеется, если его жена говорит правду. С другой стороны, врать ей незачем: жив декан или нет, для нее не имеет никакого значения; ее карьера, так или иначе, в безопасности. Но надо же, какая холодная рыбина! Неужели ее муж был такой же сухарь? Нет, вряд ли. Во всяком случае, академической славой его аппетиты не исчерпывались. Сколько ему было? Тридцать шесть. Вдоволь времени, чтобы вскарабкаться по карьерной лестнице и до профессорства, и до поста в руководстве университета. ММ будет президентствовать еще лет десять, зато Генри Говард, вице-президент Чабба, уходит через четыре года. Странно, кстати, почему это Моусона Макинтоша все с давних пор называют ММ, а Генри Говард в ГГ так и не
превратился?
Время перевалило за полдень: пора возвращаться в управление и узнать, что выяснили остальные.
У Эйба и Кори был один кабинет на двоих, но, войдя, Кармайн застал только Эйба, уткнувшегося в кипу бумаг на столе.
— Как дела, Эйб?
— Со Скепсом подозреваемых хоть отбавляй. Завтрашний доклад будет в милю длиной.
— Вот и замечательно, — сказал Кармайн, выходя в противоположную дверь.
Зайдя ненадолго к Патрику и убедившись, что новостей нет, он спустился в подземный гараж и сел в свой «форд-фэрлейн» раньше, чем у того успел остыть двигатель. Теперь к Картрайтам. В этот раз Кармайн повел машину сам. Решил, что так выйдет быстрее, чем ждать водителя, а для писанины есть Далия.
Настроение в доме Картрайтов изменилось, причем круто; после ареста Гранта за убийство Джимми трое оставшихся обитателей дома заметно помрачнели. Смерть Кэти внезапно со всей беспощадностью дошла до их сознания. Высокомерная принцесса Сельма была на кухне, пыталась сварганить ужин, обильно орошая слезами отварные макароны. На столе лежали несколько сортов сыра и пакет молока. Кармайну стало ее жалко.
— Натри на терке чеддера, романо и пармезана. Каждого по стакану, — сказал он, подавая девушке бумажную салфетку. — Да вытри лицо и высморкайся, а то не увидишь ничего. — Взял одну макаронину, попробовал на вкус и скривился. — Посолить-то забыла.
Сельма с готовностью подчинилась и теперь смотрела в раскрытый шкаф.
— Что из этого терка? — спросила она, всхлипывая.
— Вот. — Кармайн достал нужный предмет утвари. — Прижми к ней кусок сыра и веди вниз — да в тарелку, а не на стол. Найди мерные стаканы. Сыры не смешивай. Ну, давай занимайся. Я пока схожу к твоему отцу. Как закончишь, подожди меня, ладно? Вместе сподручнее.
Джеральд Картрайт сидел у себя в кабинете наверху, обливаясь слезами не хуже дочери.
— Не знаю, что теперь делать, как все уладить, — беспомощно проговорил он, увидев Кармайна.
— Прежде всего, вызвать тещу. И вашу сестру или свояченицу. Ваша дочь не привыкла утруждать себя домашними делами, не думаете же вы, что теперь она поведет себя как заправская домработница, которую вам, кстати, следовало нанять после рождения Джимми. По крайней мере, тогда бы удалось избежать того, что натворил Грант. Вы можете позволить себе домработницу, мистер Картрайт?
— Сейчас нет, капитан, — ответил Картрайт, слишком подавленный, чтобы искать оправданий. — Мишель уволился — ушел в другой ресторан, в Олбани. Теперь нужно решать, как быть с «Л’Эскарго» — закрыть совсем или сменить меню и название.
— Тут я вам не советчик, сэр, но что я вам действительно могу посоветовать, так это поменьше думать о бизнесе и побольше — о собственных детях! — едко сказал Кармайн. Потом сел и свирепо уставился на Картрайта. — Сейчас я хочу больше узнать о вашей жене. У вас было время собраться с мыслями, и я надеюсь, вы им воспользовались. У нее были враги?
— Нет! — простонал Картрайт. — Нет!
— Вы разговаривали с ней по душам, когда бывали дома?
— Нуда, конечно, если только Джимми нам позволял.
— Кто из вас говорил больше?
— Мы оба говорили. Ей всегда было интересно, как идут дела с Мишелем. Она считала, что я ему слишком потакаю. — Картрайт остановился и промокнул глаза платком. — Кэти рассказывала мне о Джимми, о том, как трудно остальным детям. Вы правы — она постоянно просила нанять домработницу на полный день. А я все думал, она преувеличивает. В самом деле! Раз в неделю у нас убиралась миссис Уильямс.
— Миссис Картрайт когда-нибудь жаловалась, что кто-то ее преследует или как-нибудь досаждает ей? А ее приятельницы? Она поддерживала с ними отношения?
— Я вам уже говорил, капитан, у Кэти не было времени на светскую жизнь. Может быть, другие жены рассказывают мужьям про ссоры с приятельницами или о шмотках, какие ухватили в «Файлине», но только не Кэти. И она точно не упоминала ни о каких мужчинах.