— Да, сэр.
Логан пересел на стул у противоположного конца длинного стола и улыбнулся.
— Дамы и господа, от имени моих коллег и от меня лично я хотел бы поблагодарить вас за время, которое вы нам уделили, и за ваше внимание. Я мало что могу добавить к тому, что вы уже знаете. Мы предлагаем использовать соединение Q для метастазирующего рака груди во второй фазе лечения. И, чтобы получить достойную статистику, мы полагаем, что нам нужны сорок пациентов на двенадцать месяцев…
Он как бы повел слушателей по тайнам соединения Q, чтобы каждому члену комитета, даже не медику, стало ясно, что это за лекарство.
— Я не претендую на то, чтобы заявить: мы знаем о действии этого лекарства больше, чем нам известно на самом деле, — сказал он, завершая свою речь, считая, что выбрал правильный тон — почтительный и искренний. — Но то, что мы уже наблюдали, — бесспорно. Совершенно очевидно, что лекарство способно блокировать чувствительные окончания на поверхности клетки и тем самым не давать опухоли прорастать дальше. Но самое удивительное то, что это лекарство существовало, но его никогда не использовали для тщательно контролируемого клинического лечения именно против этой болезни. Вот ситуация, которую с вашей помощью мы хотели бы исправить. Спасибо за внимание.
— А что насчет вашего документа?
Это была Уинстон, представительница службы заботы о пациентах.
— Простите?
— Ваша позиция зиждется на том, что документ отвечает нуждам женщин, которых вы намерены подвергнуть лечению? Он что, хорош для них?
Логан колебался. К чему она клонит?
— Мы думаем, что этот документ демонстрирует то, что и должен продемонстрировать, — наконец проговорил он. — То есть он дает сценарий развития нашего дела.
— Разве? Доктор Логан, как вы сами признались, лекарство очень токсично. Я не врач, но из достоверных источников знаю, что вы и близко не подошли к тому, чтобы рассказать нам обо всех возможностях побочных явлений. Вы не упомянули о возможности кровоизлияния в мозг, сердечного приступа.
Итак, эта женщина показала свое невежество. Из всех возможных побочных явлений вероятность названных ею была бесконечно мала. Однако Логан заволновался, что она может своим вопросом подстегнуть других. Ведь, следуя инструкциям Шейна, в последнем, окончательном варианте проекта предложения они лишь слегка коснулись возможных побочных явлений. Ему вдруг стало жарко.
— Мисс Уинстон, я не думаю, что возможно то, о чем вы говорите.
— Суть в том, доктор, — заговорил биоэтик, — что многие из нас отлично понимают — чем менее скрупулезны исследования, тем менее изучена отрицательная сторона лекарства.
В его тоне Логан услышал надменность, взбесившую его. Какого черта, откуда этот человек, который никогда в жизни не прикасался к больному, может знать о тщательности исследования? Он чувствовал, что почти готов кинуться через стол и вцепиться ему в горло.
— Что ж, — его голос звучал ровно, — все, что я могу сказать вам, так только то, что мы очень много над этим работали. Конечно, мы могли бы продолжить и перечислить другие побочные явления, но лишь чисто абстрактно. Суть в том, что надо как можно больше узнать об этом лекарстве.
— Понимаю, — сказала Уинстон, — и вы намерены использовать пациентов в качестве подопытных кроликов.
— Нет, я этого не говорил, это нечестно. — Логан остановился и внутренне собрался. — Ведь некая степень неопределенности всегда присутствует при испытании нового лекарства?
Он с надеждой посмотрел на медиков вокруг стола, на хирурга, радиолога и медсестру. Конечно, они на его стороне, но никто не произнес ни слова в его поддержку.
— Доктор Логан, — продолжала Уинстон, и ее голос звучал угрожающе, — мы ведь этот вопрос поднимаем не в вакууме. Всех нас должно беспокоить то обстоятельство, что наше общество за последние несколько лет уже не раз сталкивалось с такими врачами, которые больше заботились о своей репутации, чем о здоровье пациентов. Честно говоря, в вашем случае нас бы меньше волновали эти вопросы, если бы не некоторые аспекты вашей личности, привлекшие внимание собравшихся.
Он попытался улыбнуться.
— Мисс Уинстон, право, я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вас хоть как-то заботит Рочелл Боудин, пациентка института?
Логан почувствовал, как в животе у него что-то напряглось и его затошнило. Он тайком взглянул на Леннокс, но та смотрела вниз, делая какие-то пометки в блокноте.
— Да, я один из врачей, которые помогают лечить Рочелл Боудин.
— Из вашего ответа я уяснила, что вы прекрасно понимаете свою ответственность.
— Да. Я бы сказал, что даже слишком понимаю.
— Если честно, то пациентка не разделяет подобного мнения. Я лично беседовала с миссис Боудин. — Уинстон с мрачным триумфом потрясла записной книжкой. — Может быть, вам интересно узнать, что она говорит о вас? Вот послушайте. Она описывает вас так: «Самый равнодушный врач, которого мне довелось встретить в институте». Она говорит, что вы хронически безразличны к ее нуждам. И еще, снова цитирую: «Я чувствую, что он только хочет меня использовать». Она также полагает, что вы редко, а может, вообще никогда не говорите ей полной правды. — Она закрыла книжку. — Я могла бы продолжить.
Никогда в жизни Логан не сталкивался ни с чем подобным. По своей сути он просто не создан был иметь дело с такими интригами.
— Я бы тоже мог кое-что сказать о Рочелл Боудин, — запинаясь, проговорил он.
— И что же?
— А то, — добавил он, — почти каждый, кто имел с ней дело, знает, что это за пациентка. — Он посмотрел на Леннокс. — Я думаю, медсестра Леннокс подтвердит это.
Леннокс подняла глаза от своего блокнота и покраснела.
— Иногда она бывает слишком трудной.
— А вы знаете, что миссис Боудин проходит по одному из протоколов доктора Ларсена?
— Да, знаю.
— Ну что ж, я должна вам сказать, что доктор Ларсен полностью разделяет ее мнение относительно ситуации. Не собираетесь ли вы сказать нам, что доктор Ларсен некомпетентен и что он не способен иметь свое суждение?
Так вот в чем дело! Значит, Ларсен!
Логан почувствовал полную беспомощность. Все кончено. С этим невозможно бороться.
— Мисс Уинстон, я не знаю, что вы хотите от меня услышать, но я делаю все, что могу, для Рочелл Боудин, как и для всех остальных пациентов. Я…
— Послушайте, — вдруг прервал его знакомый голос, — это же абсурд. Здесь идет разговор не о том. — Логан безошибочно узнал голос и резко повернулся, чтобы убедиться. Конечно же, на пороге стоял Шейн. Трудно сказать, сколько времени он уже был здесь. — Вы хотите обсуждать документ? Прекрасно. Можете обвинять меня. Это я велел им укоротить его и подсластить. Но, Боже мой, вы же не выплеснете вместе с водой ребенка?
Все, находившиеся в комнате, понимали, а Шейн лучше других, никто не сможет его остановить. Он подошел к столу и встал рядом с Логаном.
— Для чего мы все здесь, черт возьми, собрались? Я имею в виду не эту комнату, а институт. В нашей стране рак — серьезнейшая проблема. И особенно рак груди. Так ведь? И я не думаю, что мы идем семимильными шагами к победе над этой болезнью. Смертность от нее на том же уровне, что и двадцать лет назад. Кто хочет, чтобы все так и продолжалось? Самое ужасное, что мы до сих пор не понимаем механизма болезни. И вот наши друзья предлагают идею, кажется, они нашли путь, как ударить по ней в самый корень. На мой просвещенный взгляд, основанный на двадцатилетием опыте, это новая рациональная идея, очень тщательно продуманная, она дает реальную надежду женщинам, которым уже не на что надеяться. — Помолчав и оглядев сидящих за столом, ожидая, когда же наконец они оценят всю важность сказанного, он добавил: — Поэтому я прошу вас отбросить в сторону политику, интриги, слухи, предположения, все это сейчас не важно. Мы знаем — никто из заболевших не думает ни о чем другом, как о попытке встать на ноги, и у них только один вопрос, они смотрят в глаза врачу и спрашивают: «Мне надо пройти этот курс лечения?» И, если тот уверен, что пациентка подходит, она идет на этот курс. Вот истина. Может быть, она не совсем укладывается в теорию из учебников, но именно так это и происходит. — Он перевел дыхание. — И я скажу вам еще одно. Если, Боже упаси, этой пациенткой была бы моя жена, я бы хотел, чтобы она прошла этот курс лечения, даже если бы мне не были известны рамки его токсичности.