Логан взглянул на часы. Было восемь шестнадцать. Он быстро набрал номер Сабрины и оставил ей сообщение, что надеется попасть на девятичасовой рейс. Потом еще раз попытался связаться с ней из дома.
И только когда сел в такси, торопясь в аэропорт, понял, что забыл книгу на столе.
* * *
Сабрина ждала его в аэропорту.
Даже если бы он ожидал ее увидеть, ему понадобилось бы время, чтобы узнать ее. Длинные черные волосы завязаны в хвост, вместо стильного модного костюма, в котором он привык ее видеть, джинсы и свитер.
Ошарашенный, он встал, почувствовав, как забилось сердце.
— Надеюсь, тебя больше никто не встречает? — спросила она просто.
— Нет, я собирался взять такси.
— Я на машине. — Она засмущалась от собственной смелости. — Может, мне не надо было приезжать, но у меня есть новости.
— Какие новости?
— Сегодня был не мой рабочий день…
— Выходной?
Они пошли рядом.
Она кивнула.
— Я посидела в библиотеке, кое-что нашла и хочу тебе показать.
— Но библиотека уже закрыта, Сабрина.
— У меня все на компьютере.
— А не слишком поздно?
По дороге на стоянку она рассказала ему о своем открытии. Все утро, до полудня, она читала отчеты, статьи, заметки на французском, итальянском, немецком и голландском языках и наткнулась на одну редакционную статью в старом немецком химическом журнале «Ангевандте Хеми». В ней упоминалось что-то близкое к соединению Q.
— А как называется то соединение? — спросил Логан.
— Название не упомянуто, просто говорится о его структуре. И еще упоминается полинафталенсульфокислота, она входит и в Q.
— Ну и что?..
— А то, что говорится в ней, весьма интересно.
Сабрина включила свет. Оглядев ее квартирку, Логан не мог не заметить, как точно она отражает сущность хозяйки. Никакой чепухи, все со вкусом. Какой контраст с его собственным жильем, в котором уже несколько месяцев нет даже мебели.
Она подошла к компьютеру, включила.
— Статья опубликована в 1924 году.
— В 1924-м? — Он едва мог поверить. Она собиралась отправить его в средневековье! В то время никто и понятия не имел о природе рака. Но он оставил при себе свой скептицизм.
— Ну и что там?
Сабрина вставила дискету, и на экране появился текст.
— Ты говорил, что знаешь немецкий, да?
В общем-то он знал его не так уж хорошо. Логан подвинул стул и, подавшись вперед, попытался перевести. Ему надо было сосредоточиться и не отвлекаться на присутствие Сабрины, сидевшей в нескольких шагах от него на полу с горящими глазами.
Больше всего его поразил тон этой статьи. Написанная вскоре после поражения Германии в Первой мировой войне, в условиях быстрого роста инфляции, статья, скорее, была не научная, а политическая. Смысл заключался в том, что немецкие ученые, несмотря на недостаток финансов, все-таки находятся на уровень выше ненавистных коллег из Англии и Франции.
Работа исследователя из бывшей лаборатории великого Пауля Эрлиха упоминалась в статье лишь мельком. О возможностях антиракового препарата просто рассказывалось, без всяких доказательств, вроде как еще одно подтверждение немецкого интеллекта.
«И пусть эта деятельность и дальше процветает, и пусть такие препараты составляют честь и славу немецкой науки!»
Он отвернулся от экрана.
— Не знаю, Сабрина, здесь одни лозунги. И никаких доказательств.
— Ты разве не видишь — они же пишут о раке.
Логан покачал головой.
— Этого мало.
— Но это ключ. А я ищу ключ к разгадке.
— Я знаю, но… — он поколебался, — трудно представить себе, чтобы те люди могли распознать антираковое вещество.
Неожиданно в ее голосе послышалось раздражение.
— Ты слишком надменный, Логан, для американца 90-х.
— Ну извини… — Он пожал плечами. — Я бы хотел поверить, но не могу. Во всяком случае, это соединение уже было отклонено как антираковое целой серией анализов.
Такие анализы, в которых лекарства испытывались против злокачественных клеток, выращенных в чашках Петри, это что-то вроде стенографического метода определения. Цепочки клеток возникают при многих видах рака, и соединение не выдержало испытания.
— Цепь клеток — это нехарактерно для человека, — горячо сказала она. — Как раковые клетки взаимодействуют со здоровыми, невозможно увидеть в лабораторной пробирке.
Она права, это он понимал.
— И все-таки…
— Жалко, что ты не знаешь французского, — резко бросила она.
— А что?
На экране уже появился другой документ, из трех или четырех страниц.
— Это из Пастеровского института в Париже. Их-то ты уважаешь?
Логан уставился на экран. Он знал лишь несколько слов по-французски и поэтому следил за цифрами. Это был 1937 год. Описание одного из исследователей, побывавшего в Африке.
— История болезни?
Она кивнула.
— Из одной французской колонии, Гвинеи. Этот человек там работал в клинике. И он рассказывает о необычных вещах, с которыми столкнулся.
— И?
Она указала на жирно набранный абзац.
— Дважды одно и то же. Две разные женщины. Обе с инфекцией спирохеты…
— Сифилис? Фрамбезия?
— Здесь точно не сказано.
— Точно не сказано? — переспросил Логан.
— Дело в другом. У женщины в груди были злокачественные опухоли. И после трех инъекций против инфекции — что удивительно! — опухоли стали уменьшаться.
— Что ты говоришь! Что-то похожее на соединение Q использовано против рака груди? Но это слишком притянуто за уши, чтобы оказаться правдой.
Она кивнула.
— Возможно. Во всяком случае, это вытекает из того, что здесь написано.
— Что именно говорится о соединении? Дается его состав?
Она опустила текст пониже, пока не нашла то, что искала.
— Основанный на органических красителях… включающих растворенные полисульфонаты. — Она улыбнулась. — Как, знакомо звучит?
Невольно Логан начал разделять ее волнение.
— А что-то еще, имена?
Она указала на сноску в конце последней страницы. Среди множества иностранных слов Логан сумел увидеть имя «М. Накано».
— Здесь говорится о неопубликованной статье этого человека, он писал об этом соединении, — сказала Сабрина. — Имя японское, так ведь?
Пока все было похоже на удачу.
— Накано… Пауль Эрлих любил приглашать японских химиков в свою лабораторию. И если память мне не изменяет, то главным помощником этого великого человека в исследовании препарата против сифилиса, что и принесло ему славу, был японец Хата. Он очень уважал их рабочую этику.
Сабрина пожала плечами.
— Это история, не наука. — Она умолкла. — Да… потому что в другой статье…
Он кивнул.
— Эрлих умер где-то в начале Первой мировой войны. И кто знает, может, Накано из его лаборатории и продолжил работу над этим соединением и после войны? — Логан остановился, глядя на нее. — Или это мы уже притягиваем за уши?
— Я не понимаю смысла этой фразы.
— Ты думаешь, в этих двух статьях ссылки на одно и то же исследование? На одного и того же человека?
Она посмотрела на него.
— Да.
Он долго молчал.
— Ну, давай не будем отвлекаться. Мы ничего не знаем о французе, сделавшем открытие и написавшем об этом. Достаточно ли он квалифицирован, чтобы делать такие заключения? И вообще, сам ли он обследовал женщин? Из того, что мы знаем, мы можем заподозрить обычный хронический мастит или какое-то другое воспаление в груди.
На самом деле он не мог скрыть растущего азарта. Вот на что он все время надеялся. Разве в случае с Тилли не показалось ему, что это соединение может быть чрезвычайно активным? Если в определенных обстоятельствах оно может задержать рост здоровых клеток, можно ли говорить, что оно не способно блокировать и рост злокачественных?
Они проговорили два часа, обсуждали, что способно исказить суть этой теории, могут ли они доверить кому-то свой секрет и, самое главное, зная реальную жизнь в институте, велика ли вероятность занятий этим исследованием. Логан разрывался между горячим желанием окунуться с головой в работу и сомнением. В какой-то момент, поддаваясь темпераменту, он готов был ответить на этот вызов, но потом трезвел и понимал: если они начнут подобное исследование, то ничего не получат, кроме неприятностей.