Сервас поразмыслил над ее словами. Действительно, зачем? С другой стороны, не могло быть так, чтобы они ничего не слышали.

– И потом, зачем им было творить такое?

– У каждого свои тайны. Нет просто сторожей, сыщиков или жандармов.

– У вас, к примеру, есть тайны?

– А у вас?

– Есть. Но тут рядом Институт Варнье, – упрямо сказала она, маневрируя вертолетом. – Там наверняка найдется не один тип, способный на такие штучки.

У Серваса снова заныло под ложечкой.

– Вы хотите сказать, что кому-то удалось выйти из института и вернуться незамеченным?

Он быстро что-то прикинул в уме.

– Добраться до конюшен, убить коня, вынести его из бокса и в одиночку погрузить на транспорт? Никто ничего не заметил, ни здесь, ни в институте? Расчленить тело, поднять его наверх…

– Согласна, это абсурд, – сдалась она. – Все-таки мы все время упираемся в одно и то же. Как мог даже сумасшедший затащить коня наверх без посторонней помощи?

– Допустим, двое психов выбрались из института, и их никто не заметил, а потом вернулись, и их никто не хватился? Нет, это не выдерживает критики!

– Как и вся эта история.

Вертолет резко накренился вправо и вошел в вираж… или, может, гора накренилась влево. Сервас не смог бы ответить на этот вопрос. Ему пришлось в очередной раз сглотнуть. Платформа и блокгауз со входом в шахту остались позади. Под плексигласовым пузырем кабины замелькали нагромождения скал, потом появилось озеро. Оно было намного меньше того, что открывалось внизу. Его поверхность, спрятанную в углублении между горами, покрывал толстый слой льда и снега, оно казалось кратером заледеневшего вулкана.

На берегу озера, рядом с небольшим шлагбаумом, Сервас заметил жилой дом.

– Верхнее озеро и шале, где живут рабочие, – сказала Циглер. – Они ездят сюда на фуникулере, который поднимается из глубины горы прямо к дому и соединяет его с подземным производством. Здесь люди спят, едят и коротают время по вечерам. Они проводят тут пять дней, а на выходные спускаются в долину. Так три недели. У них есть все современные удобства, даже телевизор со спутниковой антенной. Но все равно работа очень тяжелая и опасная.

– По той причине, что они не могут добраться сюда, предварительно не перекрыв поток подземной реки?

– На электростанции нет вертолета. Посадочная площадка используется только в крайних случаях, как наверху, так и внизу. Никто не знает, сколько на это понадобится времени…

Вертолет стал мягко снижаться над маленькой плоской площадкой посреди хаоса из ледяных глыб и осыпавшихся моренных гряд. Его окружило белесое облако. Внизу на снегу Сервас увидел букву H[7].

– У нас есть шанс, – коротко бросила Циглер. – Прошло всего пять часов с тех пор, как рабочие обнаружили труп, и больше сюда нельзя было добраться. Мешала слишком плохая погода.

Вертолет коснулся земли, и Сервас сразу почувствовал, что ожил. Земля под ногами – это все-таки твердь, хотя и на высоте две тысячи метров. Однако он понимал, что обратно придется возвращаться тем же путем, и в животе снова засквозил противный холодок.

– Если я правильно понял, в плохую погоду, как только галереи заполняются водой, рабочие оказываются пленниками горы. А как им быть в случае аварии?

Капитан Циглер скорчила выразительную гримасу.

– Им надлежит перекрыть заслонки, подождать, пока схлынет вода, и выбираться на фуникулере. Чтобы добраться до станции, понадобится часа два, максимум три.

Сервасу очень интересно было бы узнать, какие надбавки полагаются за такой риск.

– Кому принадлежит производство?

– Группе Ломбара.

Группа Ломбара. Дознание еще только началось, а Ломбар уже второй раз засветился на экранах радаров. Сервас представил себе всевозможные общества, дочерние предприятия и холдинги во Франции и во всем мире, этого осьминога, щупальца которого протягиваются повсюду и вместо крови наполняют сердце деньгами, вытянутыми миллиардами присосок. Он не был силен в бизнесе, но, как все в наше время, понимал значение слова «многонациональный». Насколько рентабельна была для группы Ломбара такая вот старая высокогорная электростанция?

Лопасти винта замедлили вращение и остановились, шум турбины стих.

Наступила тишина.

Циглер сняла шлем, открыла дверцу и спрыгнула на землю. Сервас последовал за ней, и они направились к замерзшему озеру.

– Мы на высоте две тысячи сто, – сказала она. – Чувствуете?

Сервас полной грудью вдохнул чистый ледяной воздух. Голова немного кружилась, то ли после полета, то ли от высоты. Ощущение было скорее восторженным, чем тревожным, сродни тому опьянению, какое чувствуешь, погружаясь в глубину. Интересно, есть ли опьянение вершинами? Его заворожила дикая красота этого места. Каменное одиночество, сияющая белая пустыня. Ставни в доме были закрыты. Сервас живо представил себе, что должны чувствовать рабочие, каждое утро перед спуском во мрак открывая окна, выходящие на озеро. Наверное, они думали о том, что им придется много долгих часов проводить в чреве горы, в оглушительном грохоте машин, при искусственном освещении.

– Пошли? Галереи пробурили в тысяча девятьсот двадцать девятом году, а оборудование установили годом позже, – объясняла Циглер по дороге.

Дом был снабжен навесом, держащимся на массивных каменных столбах. Получалась галерея, на которую выходили все окна, за исключением бокового. На одном столбе Сервас заметил металлический цилиндр: муфту для крепления параболической антенны.

– Вы осматривали галереи?

– Конечно. Наши люди все еще там. Но я не думаю, что они что-нибудь найдут. Эти типы, скорее всего, туда не заходили. Они затащили лошадь в кабину фуникулера и закрепили ее наверху, а потом спустились.

Ирен потянула на себя дверь. Внутри горел свет. Все было готово к приему постояльцев: двухместные комнаты, гостиная с телевизором, двумя диванами и буфетом, просторная кухня с большим столом. Циглер потянула его в ту часть дома, которая примыкала к скале, в комнату с металлическими шкафчиками и закрепленными на стенах вешалками, видимо служившую одновременно тамбуром и раздевалкой. В глубине комнаты Сервас заметил желтую зарешеченную дверцу фуникулера, а за ней черный провал галереи, ведущей вниз.

Циглер махнула рукой, мол, входи, потом закрыла за ними дверцу и нажала кнопку. Мотор запустился, и кабина пошла вниз под углом градусов в сорок пять. Она медленно ползла по гладким рельсам, слегка вибрируя, и в черном туннеле, словно встречая ее, ритмично вспыхивали неоновые лампы. Шахта вывела в просторный зал, вырубленный в скале. Тут стояли станки, лежало множество труб и тросов. Рабочие здесь носили те же белые комбинезоны, что и персонал станции. Видимо, это была здешняя форма.

– Я бы хотел, чтобы этих рабочих допросили как можно скорее, до завтра. Не давайте им разойтись по домам. А что, сюда каждую зиму приезжают одни и те же люди?

– О чем вы подумали?

– Да пока ни о чем. Расследование в этой стадии похоже на перекрестье лесных дорожек. Все тропки сошлись, а правильная только одна. Когда безвылазно сидишь на горе, в замкнутом пространстве, вдали от мира, это связывает и давит. Тут надо иметь крепкую голову.

– Старые рабочие за что-то разозлились на Ломбара? Но зачем такой странный спектакль? Когда кто-нибудь хочет отомстить нанимателю, он является на рабочее место с оружием и, как правило, ругается с патроном или с его коллегами, прежде чем вступить в бой. Но ему никак не придет в голову привязывать коня на площадке фуникулера.

Сервас понимал, что она права.

– Надо провести психиатрическое тестирование всех, кто работал и работает на электростанции в последние годы, – сказал он. – Особенно тех, кто отправлялся именно сюда.

– Прекрасно! – прокричала она, пытаясь заглушить шум мотора. – А сторожей?

– Сначала персонал, потом сторожей. Если надо, будем допрашивать всю ночь.

– Ради коня!