– Я попросила майора Серваса оказать нам содействие. Когда я была товарищем прокурора в Тулузе, мне случалось к нему обращаться, и его бригада помогла нам распутать много деликатных дел.

«Помогла нам распутать». В этом вся д’Юмьер! Ей обязательно надо попасть в центр фотографии. Однако Сервас был к ней несправедлив. В Катрин д’Юмьер он нашел женщину, которая по-настоящему любила свое дело и не жалела для него ни времени, ни труда. Это он ценил. Он вообще любил серьезных людей и себя тоже относил к категории упрямцев, может быть, занудных.

– Майор Сервас и капитан Циглер будут совместно руководить расследованием.

Сервас увидел, как вытянулось красивое лицо капитана Циглер, и его в очередной раз посетила мысль, что дело, должно быть, очень важное. Совместное расследование полиции и жандармерии – всегда неиссякаемый источник склок, соперничества и сокрытия вещдоков. Но это соответствовало духу времени. Кати д’Юмьер была очень амбициозна и никогда не теряла из виду политического аспекта событий. Она прошла все ступени служебной лестницы: товарищ прокурора, первый товарищ, заместитель… Пять лет назад она стала главой прокурорского надзора в Сен-Мартене, и Сервас был уверен, что на этом Кати не остановится. Для такого ненасытного честолюбия, как у нее, Сен-Мартен слишком мал и чересчур удален от реалий современности. Пройдет год-другой, и она станет председателем суда по чрезвычайным делам.

– Тело нашли здесь, на станции? – спросил он.

– Нет, – ответил Майяр, ткнув пальцем в потолок. – Там, наверху. На площадке канатной дороги, в двух километрах вверх по горе.

– А кто пользуется канаткой?

– Рабочие, наладчики машин, – ответил директор станции. – Наверху подземный производственный корпус, он работает автономно и перегоняет воду из высокогорного озера по трем укрепленным трубам, которые видны отсюда. Фуникулер – единственное средство добраться туда в нормальную погоду. Есть еще посадочная площадка для вертолета, но ею пользуются, только если нужна срочная медицинская помощь.

– Больше никаких дорог или путей подхода?

– Есть тропа, по которой можно взобраться летом. Зимой ее покрывает метровый снег.

– То есть вы хотите сказать, что тот, кто совершил преступление, приехал на фуникулере? А как им пользоваться?

– Нет ничего проще. Имеется ключ, есть кнопка, приводящая его в движение, и еще одна – большая красная аварийная.

– Шкафчик с ключами находится здесь, – вмешался Майяр, указывая на прикрепленную к стене опечатанную металлическую коробку. – Печать взломали, дверца вскрыта. Тело было подвешено на последней опоре, там, на горе. Нет сомнений, что те, кто это сделал, воспользовались канаткой, чтобы перевезти труп.

– Никаких отпечатков пальцев?

– Во всяком случае, видимых. В кабине фуникулера много смазанных, их уже отправили в лабораторию. Сейчас снимают отпечатки пальцев у всех служащих, чтобы сравнить.

– В каком состоянии было тело? – тряхнув головой, спросил Сервас.

– Обезглавлено и расчленено. Кожа растянута в стороны, как огромные крылья. Сами полюбуетесь на видео. Сцена воистину ужасная. Рабочие до сих пор не пришли в себя.

Сервас сразу весь подобрался, пристально глядя на жандарма. Несмотря на то что жестокостей в наше время хватало, этот случай наверняка выходил из ряда вон. Он заметил, что капитан Циглер не подавала голоса, а только очень внимательно слушала.

– Макияж? Пальцы были отрезаны? – Он пошевелил рукой в воздухе.

На полицейском жаргоне словечко «макияж» означало стремление преступника сделать труп жертвы как можно менее узнаваемым, удалить те органы, которые обычно используются при идентификации: лицо, пальцы, зубы…

– Как?.. Вам никто не сказал? – Глаза офицера удивленно расширились.

– О чем? – Сервас нахмурился и увидел, как Майяр бросил быстрый взгляд на Циглер, потом на прокурора.

– Тело… – промямлил жандарм.

Сервас почувствовал, что теряет терпение, но мирно дожидался ответа.

– Тело было лошадиное.

– Лошадиное?! – Сервас, не веря своим ушам, оглядел следственную группу.

– Да, это был конь. Судя по всему, молодой и чистокровный.

Теперь Мартен повернулся к Кати д’Юмьер и спросил:

– Вы меня вызвали ради лошади?

– Я думала, вы в курсе, – начала оправдываться она. – Разве Канте вам ничего не сказал?

Сервас сразу вспомнил, как Канте в кабинете прикинулся самой невинностью. Он знал! Прекрасно знал, что Сервас откажется ехать расследовать убийство коня, имея на руках незакрытое дело бомжа.

– У нас там трое оболтусов бомжа убили, а вы меня выдернули ради какой-то клячи?

Голос д’Юмьер прозвучал примирительно, но твердо.

– Это не какая-то кляча, а конь чистейших кровей, очень дорогой. Скорее всего, он принадлежал Эрику Ломбару.

«Вот так фокус», – сказал себе Сервас.

Эрик Ломбар, сын Анри Ломбара, внук Эдуара Ломбара… Финансовая династия Ломбар заправляла всей индустрией и безраздельно правила в этом департаменте и в районе Пиренеев вот уже шесть десятков лет. Разумеется, у них был доступ во все коридоры и закоулки власти. В этих краях чистокровный жеребец Эрика Ломбара был, конечно, важнее убитого бомжа.

– Не надо забывать, что неподалеку отсюда находится заведение для социально опасных душевнобольных. Если преступление совершил кто-то из них, то это означает, что в данный момент он находится на свободе.

– Институт Варнье… Вы их запрашивали?

– Да. Они говорят, что все их подопечные на месте. Никому не разрешено покидать территорию, даже временно. По их словам, убежать оттуда невозможно, меры безопасности у них драконовские. Территория тщательно огорожена, вход только по биометрическим пропускам, персонал проходит строгий отбор, дальше в том же духе… Мы, конечно, все это проверим. Но у института прекрасная репутация по причине его огромной известности и… особого характера пациентов.

– Лошадь! – повторил Сервас.

Краем глаза он заметил, что капитан Циглер наконец-то покинула резервную позицию и на ее лице появилась улыбка. Она явно предназначалась для того, чтобы его удивить и нейтрализовать закипавшую злость. У капитана Циглер были зеленые глаза оттенка озерной глубины, а из-под форменной каскетки выглядывали заколотые наверх белокурые волосы, которые смотрелись очень хорошо. Губы чуть тронуты помадой.

– Зачем тогда все эти кордоны?

– Пока мы не будем до конца уверены в том, что никто из пациентов Института Варнье не сбежал, их не снимут, – ответила д’Юмьер. – Я не хочу, чтобы меня обвинили в халатности.

Сервас ничего не сказал. Зато подумал. Д’Юмьер и Канте, несомненно, получили приказ сверху. Всегда одно и то же. Оба они были прекрасными руководителями и намного превосходили карьеристов, наводнивших коридоры министерства. Зато у тех, как ни у кого другого, было обострено чувство опасности. Кому-нибудь из Главного управления, может и самому министру, пришла в голову мысль устроить весь этот цирк, чтобы угодить Эрику Ломбару, близкому другу многих высокопоставленных персон государства.

– А Ломбар? Где он сейчас?

– В Штатах, в деловой поездке. Мы хотим убедиться, что это именно его лошадь, прежде чем уведомлять.

– Управляющий сегодня утром сообщил нам о пропаже коня, – пояснил Майяр. – Стойло оказалось пустым. Все совпадает. Так что Ломбар не замедлит появиться.

– Кто нашел коня? Рабочие?

– Да, они сегодня утром поднимались наверх.

– Они часто туда забираются?

– Два раза в год: в начале зимы и после схода снегов, – ответил Моран. – Производственный корпус старый, механизмы изношены. Их необходимо регулярно отлаживать, хотя станция работает в автономном режиме. Последний раз рабочие поднимались туда месяца три назад.

Сервас заметил, что капитан Циглер не сводит с него глаз.

– Когда наступила смерть, известно?

– Навскидку – сегодня ночью, – сказал Майяр. – Вскрытие укажет на более точное время. Тот или те, кто это сделал, безусловно, знали, что туда должны подняться рабочие.