— Я подумала… — выдавила она сквозь зубы.

Ничего она не думала, просто не могла не прийти, так как была влюблена в этого грубияна.

— Можно мне выпить чего-нибудь? — она кивнула на стакан с виски.

— Можно. — Он подошел к бару и плеснул ей немного виски. — Для храбрости? — насмешливо спросил он.

— Для храбрости, — согласилась она и проглотила огненный напиток. — Всегда ненавидела эту гадость. — Сморщившись, она поставила стакан на столик.

— Зачем же тогда пила? — Джонатан пожал плечами. — Я принесу тебе красного вина. — Он быстро скрылся.

Его исчезновение давало время на передышку Впрочем, она и не думала, что встреча будет легкой.

Тори издали вглядывалась в ноты, но не рискнула подойти: Джонатан мог вернуться в любую минуту.

Она боялась представить, что могло за этим последовать

— Ну вот и я. — Джонатан протянул ей стакан красного вина. — Я опять потревожил запасы «Жевре-Шамбертена», — без всякого раскаяния проговорил он. — А почему ты не садишься? Не могу же я сидеть, когда дама стоит.

— Хочется постоять. А ты садись, — сказала она. Тогда они хоть будут на одном уровне, а то сейчас он возвышался над ней, как готовая рухнуть башня.

— Так что ты говорила? — спросил Джонатан, устраиваясь в кресле и не спуская с нее настороженного взгляда.

Она сглотнула.

— Я говорила, что хочу услышать твои песни, о которых мне рассказала Мэдисон.

— Я спрашиваю — зачем?

Тори пожала плечами.

— Я певица и исполняю песни.

Джонатан сердито сжал губы.

— По-моему, тебе и так хватает. Моя сестрица постаралась дать мне полный отчет о твоих достижениях на музыкальном поприще.

Она покачала головой:

— Извини, должно быть, ты подумал, что я жаловалась Мэдисон.

— Ничего я не подумал. Я хорошо знаю Мэдисон и понимаю, что у нее свой взгляд на ситуацию.

На какую ситуацию?

Она пришла, чтобы распутать клубок их отношений, а он запутывается еще сильнее.

— Итак, я снова спрашиваю: по какой причине знаменитая Виктория Кэнан интересуется моими жалкими потугами в песнетворчестве? — Джонатан не спускал с нее сердитого взгляда.

Она тряхнула головой.

— Судя по тому, что я слышала в воскресенье, это совсем не жалкие потуги. Мне хотелось бы посмотреть, чтобы…

— Для чего, Тори? — почти выкрикнул он и резко встал, его лицо стало похоже на маску. — Мне плевать, что наговорила тебе Мэдисон, не нужно мне никаких благотворительных жестов!

— При чем здесь благотворительность? — взорвалась она и, сверкая глазами, уставилась на него.

— Я не верю тебе! — заорал ей в лицо Джонатан.

Она гордо выпрямилась и вздернула подбородок.

— Я никогда не лгу.

— Да ты только что солгала, когда заявила, будто не знаешь, кто написал песню, которую ты слышала в воскресенье.

Она возмущенно втянула воздух.

— Это была не ложь, а попытка тактично начать разговор.

— Попытка не удалась, — рявкнул он.

— Я поняла, — ответила она. — Господи, Джонатан, неужели ты так погряз в жалости к самому себе и страдаешь от раненого самолюбия, что не хочешь понять человека, который искренне интересуется…

— Я не страдаю от раненого самолюбия. — Голос у него снова стал злым.

— Тогда ты очень искусно притворяешься!

— Что ты вообще знаешь об этом? — он с вызовом смотрел на нее.

— Да стоит побыть в твоем обществе несколько минут, как твоя проблема становится понятной любому.

— В самом деле? — В его голосе зазвучали угрожающие нотки. — И какова же моя проблема?

Тори трясло от ярости, но к этому ощущению примешивалось еще что-то. Ей хотелось обнять его, прижать к себе и держать крепко-крепко, пока вся его боль не исчезнет навсегда.

— Я уже сказала, ты — нытик с раненым самолюбием, и причины я не знаю.

— Конечно, не знаешь, — криво усмехнулся он.

— Так скажи мне, — умоляла она, — поговори со мной!

Он не сделал ни одного движения, но Тори почувствовала, как он внезапно придвинулся.

— Наше знакомство до сих пор складывалось не лучшим образом, — пробормотал он, — я предпочитаю другие средства коммуникации. — И он впился в ее губы.

Нет, не так, не со злостью, хотелось крикнуть Тори!

Поцелуй едва не лишил ее дыхания; она знала, что Джонатан не остановится, как в прошлый раз, — он намерен довести дело до конца. Он намерен взять ее.

Она также знала, что не сможет противостоять ему.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Не так это должно быть! Нельзя без любви!

Она уперлась кулачками ему в грудь, рывком оторвалась от его губ.

— Нет, Джонатан, — простонала она, тряся головой. Слезы ручьями струились у нее по щекам, она умоляюще смотрела на него снизу вверх.

Щеки у него окрасились темным румянцем, глаза потемнели и стали почти черными.

— Почему? — Он все еще удерживал ее в стальном кольце своих рук. — Мы хотим друг друга, и ты это знаешь.

Еще бы ей не знать! Но она также успела убедиться, что, кроме физического желания, он не испытывает к ней ничего.

— Я не готова выслушивать обвинения в том, что отдалась тебе, чтобы получить твои песни. — Она насмешливо скривила рот.

Джонатан отшатнулся, руки упали.

— Я бы никогда так не подумал.

— Обязательно подумал бы, — уверенно сказала Тори, отступая. — И не только это.

Несколько долгих секунд он смотрел на нее молча, взгляд вновь стал ледяным.

— У тебя очень низкое мнение обо мне, — наконец произнес он.

— Не о тебе, Джонатан. — Она покачала головой. — О людях вообще. — Чего только она от этих людей не натерпелась!

— Я никогда не считал себя частью толпы! — огрызнулся он.

Тори пожала плечами.

— И тем не менее я хочу выяснить все раз и навсегда. Мне нужен новый материал, не похожий на прежний, привычный. Что-нибудь вроде того, что я слышала в воскресенье.

Взгляд Джонатана не потеплел.

— Извини, я не верю тебе. За всем этим я усматриваю вмешательство Мэдисон и Гидеона.

— Да считай как хочешь, — нетерпеливо ответила она. — Я не благотворительная организация, а ты не нуждаешься в опеке. Если мне понравятся твои песни — а это еще надо посмотреть! — мы заключим контракт в полном соответствии со всеми требованиями.

Джонатан продолжал скептически смотреть на нее.

— Ну вот уже и проблема появилась.

— То есть?

Он шутливо склонил голову.

— Я не пишу песен, я пишу только музыку без слов.

— Так это еще лучше, — оживленно заметила она, — ты пишешь музыку, а я слова.

— Не думаю, что у нас получится, — отрезал он.

— Почему же? — Его упрямство начинало ее раздражать.

— Потому что я не пишу песен в стиле Виктории Кэнан, — надменно проговорил он.

— Я же только что сказала — я хочу подготовить совершенно другой репертуар! — Нет, надо успокоиться, иначе она вообще ничего не добьется.

Джонатан покачал головой:

— Моя музыка тебе не подойдет.

Она уже не могла сдержаться.

— Ты считаешь, что Виктория Кэнан запятнает позором твою музыку?

Джонатан вздохнул и отошел к камину.

— Да, я пишу песни о любви, Тори. У них нет слов, но любой, кто их услышит, сразу поймет, что они — о любви.

— А Виктория Кэнан не поет о любви, — сухо добавила она. — Но в этом-то все и дело, я буду их петь. — Прочтя сценарий Стивена Джеймса, она поняла, что главная тема его постановки — любовь. — Я как раз… Мне недавно предложили роль певицы в пьесе. — Ну вот и проговорилась! Ну и пусть!

Джонатан покачал головой.

— Не этого ждут от тебя твои поклонники.

— Ты думаешь, я не знаю? — ответила она. — Именно поэтому мне так трудно было принять решение.

Все, дальше отступать некуда.

— Так ты для этого приехала на остров? — догадался Джонатан.

— Отчасти, — кивнула она. — Но ведь и ты приехал за этим.

Он напрягся, взгляд стал непроницаемым.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты приехал сюда, чтобы тоже принять какое-то важное решение…

— Это тебе Мэдди сказала? — почти выкрикнул он.