Он посмотрел на нее:

— Но ты тогда разозлилась на меня.

Еще бы! Приехав к нему в отель, она обнаружила там растрепанную рыжую девицу, на которой не было ничего, кроме полотенца!

— Я больше не сержусь, но ответ тот же самый: нет! — твердо произнесла она.

— Знаешь, Виктория, — нараспев начал он, — у тебя вырабатывается комплекс примадонны.

Она едва сдерживалась, чтобы не наговорить ему гадостей. Щеки вспыхнули от гнева, она не отрываясь смотрела на него.

— И вообще, — продолжал он, — ты становишься вульгарной склочной бабой!

— Да как ты смеешь!..

— А в чем дело? — продолжал он дразнить. — Не любишь правды о себе?

Да разве это правда?

— Мне нелегко говорить тебе подобные вещи, Виктория, — продолжал Руперт, кладя руку ей на спину, — но кто-то же должен был это сделать.

Он явно получал удовольствие, наблюдая за ее реакцией. Только он ошибается — она никогда не считала себя центром вселенной. Это он, Руперт, видел в этом мире только себя и запросто мог солгать, чтобы достичь своей цели!

Она криво улыбнулась:

— Неплохой ход, Руперт, ты почти убедил меня, теперь я точно знаю, что я на правильном пути. — Она холодно посмотрела ему в глаза. — Не нужно мне новых ангажементов, ограничимся тем, что есть. У меня другие планы!

— Предупреждаю, ты не можешь позволить себе уйти со сцены на целый год, — зло прошипел он, уставясь на нее ледяным взглядом.

— Осторожно, Руперт, ты теряешь свое очарование, — поддразнила Тори.

— К черту мое очарование!

— Я тоже так думаю, — ядовито проговорила она. — У нас контракт на пять лет, с оговоркой, что его можно возобновить по истечении срока. Контракт заканчивается через три месяца, то есть как раз после окончания европейского турне. После этого наши пути — личные и профессиональные — окончательно разойдутся.

Глаза у него зло сверкнули.

— Без меня твоя популярность не продержится и полгода. — Руперт искривил рот в неприятной усмешке. — Это я сделал тебя такой!

— Это чистое вранье! — Тори укоризненно покачала головой. — Ты помог мне, и я благодарна тебе.

— Ты выбрала странный способ благодарить, — возразил он.

Она подняла брови.

— Я действительно благодарна тебе, Руперт, — твердо повторила она, — но ведь не ты дал мне голос.

— Но ведь и не эти два простака, твои родители. — Он кивнул в направлении фермы.

Тори побледнела.

— Ты забываешься, Руперт, — угрожающе сказала она, сверкнув глазами.

Он скривился в усмешке:

— Почему же? Я лишь напомнил тебе, что Бьюкенены не являются твоими настоящими родителями. — Он насмешливо покачал головой. — Ты родилась в середине марта, значит, вероятнее всего, в результате какого-нибудь кратковременного романа или интрижки во время ежегодного сборища мотоциклистов на острове. Я не прав?

Тори охватила слепая ярость, сдерживало лишь сознание того, что именно этого Руперт и добивался.

Ее никогда не беспокоило, что она приемная дочь — она знала, что не все родители так любят своих детей, как любят ее Дэн и Телма Бьюкенен.

— Уйди, Руперт, — устало проговорила она. — Иначе ты наговоришь такого, о чем мы потом оба пожалеем.

— Ты так думаешь? — зло усмехнулся он.

— Думаю, — кивнула она, выдержав его пристальный взгляд.

Он со свистом втянул воздух, стараясь подавить гнев.

— Давай поговорим серьезно, Тори. — Его голос снова стал вкрадчивым. Он, видимо, понял, что перешел границы. — Мы уже так давно вместе, и зачем нам ругаться? Если ты действительно хочешь годик отдохнуть…

— Не менее года, Руперт, — подтвердила она. — И я искренне надеюсь, что «мы вместе», как ты выразился, касается исключительно профессиональных отношений. — В ней по-прежнему бурлил гнев. — Все личное между нами кончилось давным-давно.

На его губах появилась печальная улыбка.

— Это следует понимать как еще один отказ на мое предложение?

Он решил снова пустить в ход свои чары, но было уже поздно. Слишком поздно!

— Мое отношение не переменилось, — сказала она твердо. — Советую тебе вернуться в Лондон, а я приеду к началу турне.

— Обещаешь?

— Я никогда не обманываю ожидания своих поклонников, — ответила она ровным голосом. В ближайшие три месяца, гастролей он наверняка использует любую возможность, чтобы убедить ее возобновить контракт. Это будет тяжелое время!

— Давай лучше посмотрим, можно ли отправить тебя сегодня, — сказала Тори. — Сейчас улететь легче, чем прилететь, — добавила она, и оказалась права: удалось приобрести билет на самолет, отлетающий после обеда. Она не стала придумывать отговорки и оправдания, а просто отказалась везти его в аэропорт и заказала для него такси.

Руперт задержался у открытой дверцы.

— Извини, сегодня утром я погорячился.

Он сожалел не о том, что обидел ее, а о том, что сорвался в неподходящий момент.

— Я тоже сожалею, — устало сказала она, — но по крайней мере мы все выяснили.

Руперт глубоко вздохнул и коснулся ладонью ее щеки.

— Если тебя это немного утешит, могу сказать, что ты — единственный в мире человек, способный вывести меня из равновесия. — Он неловко улыбнулся.

Ну еще бы, ведь за годы работы в качестве менеджера Виктории Кэнан он заработал немалый авторитет, и теперь не многие посмели бы сказать ему «нет». Иначе им не поздоровилось бы.

— Дело в том, что… — начала она и осеклась. — Что ты делаешь?

Он резко рванул ее к себе, крепко прижал и впился ей в губы.

Тори начала отбиваться, но его руки сжали ее, словно два железных обруча. Таким Тори его никогда не видела.

Ей казалось, что поцелуй никогда не кончится, но тут у нее за спиной по гравию зашуршали шины автомобиля.

Когда Руперт оторвался от нее, на лице его сиял триумф. Руперт мельком бросил на нее взгляд и повернулся в сторону приближающейся машины.

«Ягуар». За рулем сидел Джонатан, и лицо его не сулило ничего хорошего.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Ты сделал это нарочно! — Тори была в ярости.

Руперт радостно усмехнулся.

— В любви, как и на войне, все средства хороши! — Он был очень доволен.

Тори сжала губы.

— Поскольку между нами никакой любви не было, значит, мы, вступили на тропу войны, — проговорила она и повернулась в сторону «ягуара».

Джонатан вышел из машины. На нем были выгоревшие голубые джинсы и черная футболка, серые глаза, обычно такие выразительные, скрывались за черными солнечными очками.

— Джонатан, — мягко сказала она, отталкивая руки Руперта, — ты как раз вовремя. Руперт уезжает, можешь, если хочешь, с ним попрощаться.

— Дела, дела… — вставил Руперт. Джонатан слегка повернул голову, и Тори догадалась, что он посмотрел на Руперта — солнечные очки были непроницаемы.

— До свидания, Руперт, — сказал он безразличным тоном.

— До свидания, Джонатан, — самодовольно ответил Руперт.

Вот подонок, думала Тори, он раньше ее заметил машину Джонатана и решил разыграть эту сцену.

Он еще заплатит за это. Она улыбнулась Джонатану.

— Зайдешь на чашечку кофе?

— Конечно, — легко согласился Джонатан. — Мы не хотим задерживать вас, Монтгомери. Тори сказала, что вам надо успеть на самолет.

Руперт широко улыбнулся Тори:

— Я позвоню, как только прибуду в Лондон.

— Не трудись, — коротко ответила та, — лучше смотри шестичасовые новости.

Руперт беззаботно хохотнул.

— Она любит шутить, — сообщил он Джонатану, потом слегка ущипнул ее за локоть и сел на заднее сиденье машины, захлопнув за собой дверцу.

Тори наклонилась к открытому окну.

— Привет Памеле, — с насмешкой сказала она.

При упоминании имени женщины, которая провела с ним ночь три недели назад, он помрачнел.

— С той ночи я ее больше не видел, — неохотно проговорил он.

— Ей повезло, — бросила в ответ Тори. Руперт посмотрел на нее.

— Уверен, мы еще продолжим разговор на эту тему.

Она пожала плечами.

— Думай как хочешь, только с моей стороны все решено.