Миллз снял фонарь с крючка на переборке и подошел к аппарату номер три.

Хансен сказал, обращаясь ко мне:

— Приходится все время глядеть в оба. Сначала Джордж открывает пробный кран на задней крышке, чтобы убедиться, что внутри аппарата нет воды. Вообще-то ее быть не должно, хотя иной раз она все же затекает — через переднюю крышку. Если пробный кран показывает, что все в норме, Джордж откроет заднюю крышку, осветит фонарем переднюю и проверит, нет ли повреждений в трубе торпедного аппарата. Ну, как там, Джордж?

— Третий в норме, — Миллз трижды поднимал и опускал рукоятку пробного крана, однако никаких следов воды внутри аппарата не было. — Можно открывать.

Он налег на здоровенный рычаг — и тяжелая круглая крышка открылась. Затем он осветил фонарем трубу торпедного аппарата изнутри, выпрямился и доложил:

— Чисто, как в аптеке.

— А ведь докладывать он должен совсем по-другому, — с досадой вздохнул Хансен. — Ну и молодежь пошла! Ладно, Джордж, теперь давай четвертый.

Миллз улыбнулся, наглухо задраил крышку третьего аппарата и перешел к четвертому. Подняв рукоятку пробного крана, он проговорил:

— Ух ты!

— Что такое? — спросил Хансен.

— Вода, — бросил в ответ Миллз.

— Много? Давай-ка поглядим.

— Да так, лужица.

— Дело плохо? — поинтересовался я.

— Бывает, — коротко ответил Хансен.

Он дернул рукоятку вверх-вниз — из крана вытекло немного воды, не больше столовой ложки. Потом сказал:

— Если передняя крышка задраена неплотно, на большой глубине под сильным давлением вода, конечно, может попасть внутрь аппарата. Сейчас, похоже, оно и случилось. А вот если бы крышка была открыта совсем, дружище, на такой глубине струя воды выстрелила бы вон из того отверстия, точно пуля. Так что давайте не будем рисковать.

Хансен снова взял микрофон и спросил:

— Какая лампочка у передней крышки четвертого — зеленая? А то нас тут малость подмочило.

— Да, зеленая.

Взглянув на Миллза, Хансен сказал:

— Сколько там воды?

— Пока немного.

— Центральный! — проговорил Хансен в микрофон. — Проверьте на всякий случай показания дифферентомера по вахтенному журналу.

После короткого молчания динамик проскрежетал:

— Говорит капитан. По записям в журнале, дифферент в норме, во всех аппаратах — «сухо». Подписано лейтенантом Хансеном и старшим механиком.

— Благодарю, сэр, — Хансен выключил микрофон и улыбнулся. — Ручательства лейтенанта Хансена мне вполне достаточно. Как там дела, Джордж?

— Течь прекратилась.

— Открой-ка крышку.

Миллз надавил на тяжелый рычаг. Тот опустился на дюйм-два — и застопорился.

— Странное дело, — проговорил Миллз.

— Что, твоим матросам никогда не приходилось слышать про смазочное масло? — спросил Хансен. — Сильнее нажимай, Джордж, сильней.

Миллз навалился на рычаг всем телом. Тот опустился еще на пять дюймов. Миллз нахмурился, встал поудобнее, ила точку опоры, глубоко вздохнул, приготовившись натечь на рычаг со всей силой, но тут Хансен закричал:

— Нет, стой, ради Бога, постой!

Но было уже поздно. Миллз остановился почти сразу — и все равно опоздал. Рычаг резко ушел вниз, какая-то чудовищная сила, ударив изнутри, резко открыла тяжеленную заднюю крышку, и из торпедного аппарата в отсек с ревом хлынула вода — напор был такой сильный, что, казалось, бьет гигантский брандспойт. Шальной поток, обрушившись на Миллза, сбитого с ног внезапно открывшейся крышкой аппарата, подхватил его, протащил через весь отсек и со всей мощью швырнул на заднюю переборку; на какой-то миг лейтенант замер, будто его пригвоздили к стене, потом, когда сила потока ослабла, он медленно осел на палубу.

— Продуйте весь главный балласт! — крикнул Хансен в микрофон, держась за заднюю крышку соседнего аппарата, чтобы избежать участи, постигшей Миллза. Силясь перекричать рев все прибывающей воды, он орал: — У нас авария! Продуйте весь главный балласт! Четвертый аппарат открыт со стороны моря. Продуйте весь главный балласт!

Затем, опустив крышку и стараясь удержать равновесие, Хансен сделал несколько неуверенных шагов ко мне и воскликнул:

— Ради всего святого, скорее выбирайтесь отсюда!

Даже в таком критическом положении Хансен не терял силы духа. Я схватил Миллза под мышки попробовал оттащить к выходу, но не тут-то было. Дифферентовочная система подводной лодки — штука довольно чувствительная, и теперь, когда в носовую часть «Дельфина» залилось несколько тонн воды, корабль дал большой крен на нос. Сохранять равновесие в таком положении и одновременно тащить Миллза в ревущем потоке, доходившем уже до колен, оказалось выше моих сил. Тогда Хансен, подскочив к нам, схватил Миллза за ногу, желая, как видно, мне помочь; я, почувствовав облегчение, тут же потерял равновесие и, споткнувшись о высокий порог двери торпедного отсека, упал в пространство между торпедными переборками, увлекая за собой Миллза.

Хансен остался по ту сторону переборки. Я слышал, как он ругался на чем свет стоит, тщетно пытаясь открыть вертикальную задвижку и освободить тяжелую дверь, но из-за сильного крена ему это никак не удавалось. Как ни старался Хансен, задвижка сидела намертво. Тогда, бросив Миллза, я кинулся на помощь Хансену, и вскоре совместными усилиями мы освободили дверь. Ничем не закрепленная дверь тут же отбросила нас под ледяную струю морской воды, бившую из трубы четвертого торпедного аппарата. Отплевываясь и отфыркиваясь, чтобы не захлебнуться, мы все же добрались до выхода, перелезли через порог и попытались закрыть за собой дверь. Но усилия наши оказались напрасны: притянуть дверь к себе и потом наглухо ее задраить было делом нелегким, поскольку носовой крен все увеличивался. Одному человеку, тем более изнуренному схваткой со стихией, это было совершенно не под силу, а протиснуться вдвоем в узкий дверной проем мы не могли.

Дважды мы пытались закрыть дверь, и оба раза тщетно. Вода прибывала на глазах — вскоре она уже кипела на уровне порога. Крен «Дельфина» увеличивался с каждой секундой — мы уже едва могли удержаться на ногах.

Вскоре вода хлынула через порог и растеклась по палубе между таранными переборками.

Повернувшись ко мне, Хансен улыбнулся. «Слава Богу, у него еще хватает сил улыбаться», — подумал я, глядя на стиснутые в напряжении белые зубы старпома; когда же я посмотрел ему в глаза, ни малейшего признака радости я в них не заметил. Стараясь перекричать рев бурлящего потока, он воскликнул:

— Ну же, еще разок! Или сейчас, или никогда!

С ним трудно было не согласиться. Что правда, то правда: или сейчас, или никогда. По команде Хансена мы вдвоем с большим трудом протиснулись в дверной проем, одной рукой ухватились за ручку двери, а другой, ища наиболее удобную точку опоры, уперлись в переборку.

— Сможете удержать ее хоть немного? — прокричал я.

Хансен кивнул. Опустившись на пол, я вцепился обеими руками в левую нижнюю ручку, уперся ногами в порог и изо всех сил начал тянуть дверь на себя. Хансен, со своей стороны, сделал то же самое. И дверь наконец стала на место. Мы с Хансеном одновременно повернули две ручки: я — нижнюю, он — верхнюю, и дверь была задраена наглухо. Теперь можно было и дух перевести.

Оставив Хансена закрывать остальные ручки, я бросился открывать дверь в задней таранной переборке. Не успел я дотронуться до первой ручки, как она и другие повернулись сами по себе — старшина Боуэн и его парни, смекнув что к чему, спешили нам на выручку. Меньше чем через минуту вторая дверь была открыта, и тут я услышал, как сжатый воздух со свистом ворвался в цистерны, которые еще час назад были заполнены балластом. Я приподнял Миллза за плечи, чьи-то сильные руки тотчас подхватили его, увлекая за вторую переборку, а через пару минут там же оказались и мы с Хансеном.

— Слава Богу! — обратился Боуэн к Хансену. – Что случилось?

— Передняя крышка четвертого аппарата открыта.

— О Господи!

— Задрайте эту дверь. Только как следует! — приказал Хансен и бросился вверх по наклонной палубе из отсека запасных торпед. Взглянув на лейтенанта Миллза, — мне было достаточно одного только беглого взгляда, чтобы понять, что с ним случилось, — я не спеша двинулся вслед за Хансеном. Теперь торопиться было некуда — спешкой уже никому нельзя было помочь.