Собственно, в Империи сейчас было не хуже, чем до войны. Война грохотала где-то там, и пусть куда-то туда шла изрядная доля государственных доходов, и налоги вынужденно выросли, всё же тут обыватели наслаждались покоем и миром. Каждый из них безмятежно трудился, по вечерам развлекал себя ворчнёй на трудности войны, закусывал вино отменно приготовленным мясом, в свободное время развлекался гладиаторскими играми, если желал, и ночью с удовольствием укладывался в мягкую постель. К жене.

— Тебя надолго отпустили?

— На две недели, — ответил я, сонно гладя Моресну по плечу.

Она изменилась — не сильно, но всё же заметно. Стала увереннее, величавей, словно вдруг осознала собственную значимость. Чванливости я в ней не видел, ни единого крохотного следа, и это успокаивало. Зато ощущал покой, которого рад был, смятённый, причаститься, как иное человеческое существо, истомившись ежедневной схваткой с обстоятельствами за кусок хлеба и крышу над головой, тянется к мгновению совершенства и красоты. Неважно уж, какое обличие то обретает.

На мою жену снизошло наконец божественное равновесие того мига, в котором ты жаждешь мирно существовать. Она больше не тянулась к чему-либо большему или иному. У неё было всё, что только она могла пожелать. Моресне единственной на моей памяти хватало природной мудрости, получив желаемое, наслаждаться им, а не страдать по чему-то большему. Конечно, я, как уроженец чужого мира и к тому же мужчина, мог лишь догадываться, что именно даёт моей супруге возможность быть божественно счастливой. Но это счастье своими отсветами осеняло и меня.

А спрашивать прямо я не решался. Боялся нарушить это хрупкое душевное равновесие.

Зато она спросила меня сама:

— Тебе всё здесь нравится? Может, что-нибудь приказать переделать?

— Ничего, будь уверена, — не обращая внимания на присутствующих в комнате слуг, я обнял жену за талию и притиснул к себе. — Ты — та женщина, о которой хочется думать в походе и к которой хочется вернуться. А наш дом — самый лучший дом в мире.

Служанка, натиравшая каминную полку до блеска, посмотрела на меня с интересом, потом на мою супругу — с сомнением. Она была кругленькая, как шарик, с румяными щёчками и весёлой копной каштановых волос. Красавица по местным меркам. На неё, заулыбавшуюся мне, я взглянул отработанно-бесстрастно. Как на свою демоницу Машу. Понравиться мне хочешь, детка? Флирт со мной затеваешь на глазах у жены? Облезешь.

— Да, милая, купи себе какое-нибудь украшение, — мягко велел я. — В честь победы в Аскенале и благополучного захвата половины Мероби. Это дело надо отметить.

Моресна с ласковым любопытством посмотрела на меня.

— У тебя на родине так принято, Сереж?

— Вроде того.

Когда подошло время возвращаться в демонический мир, на войну, за мной прислали ездового ящера, и это уже было явным знаком особого положения. Да что там, свой карьерный рост я ощутил особенно остро в первый же день отпуска, когда ко мне заявились соседи с прошениями. Казалось бы, мы с ними на одном социальном уровне — а поди ж ты! Я всё-таки был приближён к особе Главнокомандующей, об этом уже все знали. Ведь Аштия всё объявила публично.

Этот факт не делал меня более значимым самого по себе. Но давал окружающим возможность надеяться на моё посредничество в решении серьёзных проблем.

Я ждал немедленного назначения, отправки в новый рейд, но, к огромному облегчению, ошибся. Выяснилось, что за эти две недели мой отряд под предводительством Аканша успел принять участие в паре локальных, но кровопролитных боёв, был потрёпан и отведён глубоко в тыл для отдыха и пополнения. Сейчас при ставке госпожи Солор я был офицером без отряда.

— А тут таких много, — заверил меня Ниршав. Стоило мне появиться близ штабных шатров, как он немедленно перехватил меня и привёл в один из них, в крохотный уютный закуток, где можно было посидеть и даже перекусить, не путаясь под ногами у штабистов. — Я вот тоже, например. Завидую. Ты хоть за эти недели отоспался нормально… Что ты на меня так смотришь? Тоже, как и завистники из низов, веришь, что мы в штабе только и делаем, что в потолок прицельно плюём? Да, я за всё время этой кампании ни разу не спал больше пяти часов в сутки.

— Верю, что не плюёте. Как Аштия?

— Нормально. Вообще не понимаю, зачем она тут торчит. У неё в штабе всё налажено, всё само крутится, могла бы и устроить себе короткий отдых. Как положено дамам в её положении. Но нет, похоже, собирается рожать прямо посреди боя.

Я, не зная, что сказать, лишь пожал плечами.

— Да и вообще, — продолжил Ниршав. — Я здорово был разочарован, когда узнал, что она намеревается жить, как все бабы: муж, дети там… Нельзя сочетать управление войсками и укачивание младенцев.

— Это уж Аше сама решит, что ей можно, а что нельзя… Ей-то ты всё это говорил? Или только так, за глаза посплетничать горазд?

Офицер слегка, но заметно смутился.

— Говорил.

— И что?

— Кхм… Она мне посоветовала… кхм… не бздеть.

Я заржал.

— Согласись, умения ставить собеседника на место Аштии не занимать. И она его не утратила даже в связи со своим положением. А значит, сможет строить офицеров, как и раньше. А те в свою очередь уж как-нибудь построят рядовых.

— Много ты понимаешь. Штабная работа — это круглосуточный труд. И не надо думать, что он лёгкий только потому, что мы не ворочаем камни и не машем мечами. Женщине в положении такая нагрузка не по силам.

— Сам же брякнул, что, мол, всё налажено, и Аше может отдыхать. Так что, раз всё налажено, она может надеяться всё успеть.

— Да война — непрерывный кризис!.. — Ниршав махнул рукой. — Много ты вообще понимаешь…

— Куда уж нам, сиволапым.

— Каким?

— Сиволапым.

— Переведи.

Я пояснил с улыбкой. Мой друг, правда, мало что понял из моего рассказа, это было видно по выражению лица.

— Ладно, ладно, — отмахнулся он. — Ирония, конечно, здорово, но можешь мне поверить — глава Генштаба должна выбирать: дело или дети. То и то она не успеет никогда.

— А если вспомнить мать и бабку Аштии? Ты просто её не любишь.

— Да, знаешь, она меня иногда просто нереально бесит. Слава богу, сейчас, после нашего совместного приключения, могу себе позволить говорить ей это прямо.

— А раньше не мог?

— Конечно, нет. Субординация. Сейчас-то другое дело.

— И что она тебе отвечает?

— Да ничего. Предлагает подумать и сказать ещё что-нибудь.

Я прокашлялся, маскируя смешок, но Ниршав и не думал обижаться. Он смотрел добродушно и явно был согласен на остроты в свой адрес — если, конечно, они не будут слишком уж колкими. Но меня больше интересовали перспективы длящейся войны. На эту тему, как оказалось, Ниш мог много что мне рассказать. И не просто мог — имел право.

— Знаешь, если Мероби удастся быстро взять, Ардаут упадёт нам в руки без проблем. Тут всё завязано на неблагоприятный для магической войны сезон. Если начало вторжения совпадёт с началом этого сезона, большая часть наших проблем будет решена, не возникнув.

— А разве нам этот неблагополучный сезон не страшен?

— Нам-то что? У нас основное магическое снабжение идёт из родного мира. Конечно, коммуникации здорово растянуты, но это не такая уж беда. Я умею действовать в подобных обстоятельствах, и мои товарищи — тоже. Если боевики обеспечат покорность Аскеналя, всё пойдёт как по маслу. Скорее всего, когда твой отряд вернут сюда, как раз и будете область зачищать. Дело грязное и нервное, но необходимое. В Аскенале много где ещё не прошлась человеческая нога. Я тебе советую на такие рейды брать с собой твою демоницу. Если заставишь её указать вам основные перевалочные поселения, считай, полдела сделано, — Ниршав посмотрел на меня задумчиво. — Наверняка рассчитываешь после этой войны оторвать себе титул? С заступничеством Аштии это будет чуть менее нереально. Только, если сложится, выбирай район покаменистее. Аграрные местности — это сплошная головная боль. А в горах могут найтись ценные месторождения. Понимаешь?