Когда они добрались до коттеджа на восточном побережье острова, был уже вечер. Сюзанна машинально направилась в указанную ей Пейджи комнату. Ее сознание отметило лишь шум моря и чистые, пахнущие лавандой простыни. Затем она уснула.

Когда Сюзанна проснулась на следующее утро, солнечные лучи уже пробивались через закрытые ставни, разбрасывая узкие полоски света на белой штукатурке стен коттеджа. Направляясь в крохотную ванную, Сюзанна почувствовала себя усталой и разбитой. Она приняла душ, надела легкие полосатые шорты и светло-голубую майку на завязках, лежавшие в ногах ее кровати. Войдя в необыкновенно просто обставленную гостиную, Сюзанна вздрогнула от ударившего ей в лицо яркого солнечного света. Острая боль пронзила висок. Она подошла к открытому окну и увидела, что белый оштукатуренный коттедж довольно рискованно прилепился к бесплодному, спускавшемуся к морю склону холма. Хотя Сюзанна и отдыхала несколько раз на Эгейском море, она успела позабыть глубокую голубизну воды. Пространство перед ее глазами было заполнено чистой как слеза лазурью.

Сюзанна отвернулась от ярких красок моря и попыталась отыскать умиротворение в простоте окружавшей ее обстановки. На выскобленном деревянном столе стояла глиняная миска с персиками, на одном из окон в солнечных лучах купался горшок с геранью. Оконные рамы, ставни и двери были выкрашены лазурным цветом в тон морю, а белая штукатурка толстых стен была такой свежей и чистой, словно ее только что обновили. У Сюзанны возникло чувство, что она неожиданно оказалась в мире, где существуют всего три цвета — тусклые серо-коричневые тона холмов, ослепительная белизна стен и неба и насыщенный голубой цвет моря, ставней и дверей.

По вымощенному плиткой полу к Сюзанне подошел жирный кот и стал тереться о лодыжки.

— Это Руди, — сказала, появившись в комнате, Пейджи. — Миша дрыхнет сейчас в патио[20].

На Пейджи была выгоревшая майка в горошек и обрезанные джинсы, настолько потертые, что в нескольких местах виднелась кожа. Пейджи была босиком, без макияжа, волосы собраны в простенький хвост. И выглядела она просто прекрасно.

Сюзанна не могла поверить, что по своей воле угодила в зависимость от сестры. Ей нужно поскорее убраться отсюда. Она должна как можно скорее уехать!

— Вид у тебя совсем дерьмовый, — сказала Пейджи, снимая с крючка около облицованной камнем кухонной раковины посудное полотенце в бело-голубую полоску. С его помощью она достала из духовки ароматную буханку черного хлеба. — Можешь пойти составить Мише компанию. Стол уже накрыт, а завтрак почти готов.

— Можешь не беспокоиться, — холодно произнесла Сюзанна. — Я совершила ошибку. Я должна вернуться.

Пейджи поставила запотевший кувшин с фруктовым соком на поднос с двумя стеклянными бокалами.

— Отнеси это на стол. Я буду через несколько минут.

Было проще подчиниться, чем спорить. Сюзанна вышла через дверь в патио, вымощенный гладкой коричневой галькой. Глаза ее зажмурились, привыкая к яркому свету и изумительному виду неба и моря. Старый стол оливкового дерева, покрытый салфетками ручной работы, с уже расставленными на нем керамическими тарелками укрылся в ажурной тени жасминового куста, росшего по другую сторону оштукатуренной стены. Вокруг стола стояли деревянные стулья, на тростниковых сиденьях которых лежали пухлые голубые подушки. Через края округлых глиняных горшков свисали цветы, а в тени, отбрасываемой старой каменной головой льва, спал кот.

Когда Сюзанна поставила на стол поднос, кот посмотрел на нее, затем потянулся, зевнул и снова заснул. Пейджи стала приносить приготовленную еду: кружки с кофе, миску с вареными яйцами с коричневой, в крапинку, скорлупой и майоликовое блюдо с желтыми, словно солнце, ломтиками дыни. Она нарезала только что испеченный хлеб толстыми ломтями, намазала один из них маслом, растаявшим янтарными лужицами, и протянула Сюзанне.

Сюзанна покачала головой:

— Прости, но мне сейчас не хочется есть.

— А ты попробуй!

Сюзанна не могла вспомнить, когда ела в последний раз, — конечно, не в самолете. Не ела она и на вечере. Когда горячий запах свежего хлеба защекотал ноздри, в желудке у Сюзанны заурчало. Она взяла хлеб и, откусив пару раз, убедилась, что простой процесс жевания немного отвлек ее от страданий. Она сделала глоток из стакана со свежевыдавленным апельсиновым соком и съела часть ломтика дыни. Почувствовав спазмы в желудке, Сюзанна крепко обхватила кружку с кофе и стала смотреть на море.

Когда с едой было покончено, неловкость между ними только возросла. Раньше Сюзанна в подобных ситуациях пыталась завязать непринужденную беседу, но сейчас ее больше не волновали взаимоотношения с сестрой и она сидела молча, думая о своем. Фантазии о любви между сестрами умерли вместе со всем остальным. Пейджи начала рассказывать ей о коттедже и о том, как она все в нем восстановила. Затем она принесла бейсбольную кепку клуба «Сан-Франциско джайентс» для себя и соломенную шляпу для Сюзанны и сказала, что они спустятся на пляж.

Сюзанна последовала за сестрой лишь потому, что ей недоставало духу предпринять что-либо другое. Пейджи повела ее вокруг дома, где начинался более пологий спуск к берегу, — прямо за патио была буквально отвесная скала. Но даже здесь спуск страшно утомил Сюзанну. Ступая по камням и горячему песку, Пейджи добралась до края моря и опустила ступни в воду.

— Ты ничего не сказала мне про завтрак. Как тебе понравился мой домашний хлеб?

— Очень вкусный, — вежливо ответила Сюзанна. «Что я сделала не так? — спрашивала она себя. — Почему Сэм ушел к другим женщинам?»

Пейджи ударила носком набегавшую волну.

— Обожаю готовить.

Последовала долгая пауза. Сюзанна поняла, что должна что-то ответить.

— Правда? А я ненавижу.

Пейджи с интересом посмотрела на нее:

— А ведь ты всегда торчала на кухне, когда у повара был выходной.

— Ну а кто бы еще этим занимался?

Пейджи наклонилась и подняла маленький гладкий камешек.

— Могла бы и я.

— Могла бы, — с горечью произнесла Сюзанна. — А могла бы и послать меня ко всем чертям.

Никогда еще не бывало, чтобы она первой нанесла удар, но Пейджи никак не ответила. Вместо этого она сняла бейсбольную кепку и бросила ее на землю.

Сюзанна посмотрела вверх на холм. Казалось, что до коттеджа добрых пара миль.

— Я лучше поднимусь в коттедж и немножко вздремну. Затем мне надо приготовиться к отъезду домой.

— Не спеши. — Пейджи расстегивала свои обрезанные джинсы. — Мы сначала поплаваем.

— Я слишком устала, чтобы плавать.

— Ты почувствуешь себя лучше. — Пейджи стащила джинсы, под которыми оказались белые кружевные трусики. Она сняла и их и стала развязывать завязки лифчика. — Это мой собственный нудистский пляж. Сюда больше никто не приходит.

Когда Пейджи разделась, Сюзанна стала рассматривать ее тело. Грудь Пейджи была крупнее, чем у нее. Талия была замечательная, живот плоский. Все тело покрывал золотистый загар. Сэму бы понравилось тело Пейджи. Ему нравились большие груди.

— Ну давай! — дразнила ее Пейджи, пританцовывая и отступая в море. — Или ты трусиха? — Она шлепнула по воде, послав в сторону Сюзанны россыпь брызг.

Сюзанна ощутила приступ острой тоски. Ей хотелось забыть о том, что случилось, быть молодой и беззаботной и так же, как сестра, плескаться в волнах. Ей хотелось прикоснуться к детству, в котором ей было отказано, убежать туда, где не бывает предательства. Но вместо этого она покачала головой и стала взбираться по склону холма к коттеджу.

После полудня Пейджи уехала на стареньком мопеде в деревню, а Сюзанна лежала в тени жасминового куста и корила себя. Она должна была больше готовить для Сэма. Она должна была разделить его страсть к их ужасному дому. Сюзанну начал бить озноб — даже греческое солнце не могло с ним справиться. Неужели последние шесть лет так ее ничему и не научили? Почему она так быстро приняла на себя вину за все проблемы их брака? Сэм предал ее уже очень давно — и не только с другими женщинами. Он свысока относился ко всем ее начинаниям, всегда ее критиковал, когда она не вписывалась в установленные им невидимые границы. Сэм издевался над ее желанием родить ребенка, игнорировал ее попытки укрепить брак. Он, словно маленький мальчик, пытался свалить на нее все свои проблемы. Сюзанна терпеливо сносила его тяжелый нрав, надменность и частые проявления жестокости. Но если она закроет глаза на его неверность, Сэм проглотит ее целиком.