Бамара кусали много раз. И кобры, и гюрзы. Про последние укусы он с некоторой бравадой рассказывает как о чем‑то не очень существенном (уже выработался им­мунитет): «Так не вовремя она меня тогда цапнула, зараза. Работы по горло, людей нет, времени нет, жара. А мне пришлось часа три под деревом сидеть, оклемываться, чайком отпаиваться…»

Это все, может, и так, но принимать подобные рассказы за чистую монету не стоит. Не так все просто. Родной брат Ба­мара, начавший с ним ловить змей, погиб мгновен­но и ужасно от первого укуса. Другой мой знакомый герпетолог, которого кусали, вы­жил, но уже не может после этого иметь детей. Еще я слышал рассказы о том, какое впечатление производит пролежавший всего пару часов на солнце абсолютно чер­ный и непомерно раздувшийся труп погибшего от укуса гюрзы… Хоть и кусают змеи в основном тех, кто связан с ними по роду своей деятельности, я лично предпочитаю помнить, что змеи­ный яд ― это всегда серьезно, даже если укус и не заканчивается смертью.

Экзотичность работы змеелова никого не оставляет равнодушным. Уж больно тре­петно относимся мы, обыватели, к са­мим змеям. Что это? Теплится, не истреблен­ный аж за миллионы лет, страх наших предков перед последними динозаврами? Со­мнительно. Гораздо вероятнее ― просто запечатлеваем с детства ужас и неприязнь людей, которых наблюдаем. Ребенка ведь специально учить не надо: увидит он один раз, как его мамочку передернуло при виде змеи, этого вполне и достаточно. А уж разговоры про то, что змеи противные, «скользкие и холодные», и вовсе несостоятельны. Сколько вы ви­дели людей, впадающих в ступорозный или истерический ужас от прикосновения к крану в ванной?»

ВЫПЕЙ ЯДУ

Мало–по­малу змея ослабла… Ха­тем свер­нул ее в клу­бок, спрятал в золот­ой со­суд и за­рыл в углу…

(Хорас­анская сказка)

«12 мая…. Бамар отбрасывает подоенную змею на кучу скомканного брезента около стола, а сам показывает мне на дне чашки петри два маленьких потека (по паре больших капель каждый). Это вязкий и желтый, как мед, яд.

― Ну что, Сережа? Царапин нет во рту? Зубы целы? Можешь лизнуть, ― Бамар касается пальцем капли на дне чашки петри, пробует ее на вкус, задумчиво глядя на утренние облака, и буднично сплевывает на землю, ― если в кровь не попа­дет ― не опасно. А вот если змеиный череп найдешь в горах, в руках не верти: оцарапаешься даже старым зубом ― хана.

Эх, не могу простить себе, что не попробовал яд на вкус, когда он предлагал. В первый момент не решился, а потом по­тянулся, но тут уж Бамар передумал:

― Вообще‑то ну тебя от греха, еще случится что‑нибудь, а мне отвечать. Отвали, работать надо, а то вон сейчас солн­це выйдет, потеплеет, начнут они у меня ползать…

Брошенная на брезент после дойки змея некоторое время лежит без движения, явно очухиваясь, потом медленно спол­зает с него и уходит в свое обычное укрытие ― под камышовый мат. Пока я наблюдаю за ней, Бамар уже доит следую­щую. Рабо­та пошла.

Я смотрю на все это, подсознательно радуясь повторяемости до секунд и до мель­чайшего движения одинаковых опера­ций: могу снять этот уникальный процесс на всех его стадиях.

Стою неподвижно. Одна из змей, уползая после дойки, проползает по моему кирзо­вому сапогу. Я давно знаю, что, если не дергаться, змея тебя просто не заметит и никакой опасности нет. Да и без лишнего хвастовства скажу, что страха перед змея­ми у меня нет. Есть уважение.

Следующая змея оказывается на столе, голова прижата, перехвачена рукой, открытая пасть на чашке, массаж, готово. Бамар работает на этом смертоносном конвейере, не только зарабатывая себе на хлеб, но и добывая всем другим бес­ценное сырье: змеиный яд входит компонентом во множество лекарств (а не только в популярную змеиную мазь от ради­кулита). По этой причине и в силу дефицитности грамм яда некоторых змей стоит в десятки раз дороже грамма золота. Вот что значит человек ― обязательно все с ценой соотнести надо…»

«ТИХО, ДЕВКИ…»

…девушк­а погрузил­ась в раздум­ье… ее на­чала тря­сти лихорадк­а, и она упа­ла на ко­вер. И тот­час на середину зала выполз­ла огромная черная змея и бросилась на…

(Хорас­анская сказка)

«12 мая…. Из домика на крыльцо выходит Василий ― друг Бамара (росли вме­сте), приехавший сюда вместе с ним за­ниматься змеями, и зовет меня помочь ему покормить кобр.

Вася ― под стать Бамару: такой же мощный мускулистый мужик, головастый, с ше­велюрой курчавых волос и огромными ручищами. Бизон. Приехал из Донбасса, две­надцать лет в забое. Когда мы встретились, я начал уточнять, из Макеевки он или из Горловки (мы студентами были там на практике по экономгеографии и даже спуска­лись в шахту), это сильно ускори­ло наше знакомство. Много лет каждый отпуск он проводил с Бамаром на шабашке ― ловил на Кавказе змей. Теперь он у Володи основной помощник и компаньон.

Мы берем из ящика у крыльца пяток зеленых жаб и входим в дом. Там на стелла­жах несколько небольших ящиков с лампами для обогрева (как в зоопарке, но без се­ток или стекол, просто глухие фанерные стенки, одна из которых закрыва­ется, как ка­литка, деревянной вертушкой. В ящиках ― кобры, какие поодиночке, какие ― по две, по три. Понятное дело, интеллигентная змея, ей, как этим гадюкам, в клубках тусо­ваться не пристало.

Когда кобр надо перевозить с места на место, мужикам приходится упаковывать каждую змею отдельно. Но как! Они укладывают их в алюминиевые коробки из‑под кинопленки! Держа кобру за хвост, Вася приоткрывает у нее перед носом крышку этой плоской круглой коробки, и змея устремляется туда как в укрытие. После чего Вася лишь похлопывает рукой по уползающему хвосту («кыш–кыш–кыш»), чтобы змея и его убрала.

Вася открывает дверцу ящика, смотрит внутрь, а там на него встают капюшонами три кобры и начинают делать выпады, отчаянно шипя. На что Вася озабоченно гово­рит: «Э–э, да у вас вода кончилась».

Он отодвигает проволочным крючком ближайшую змею в сторону, вынимает из ящика поилку, слезает с подставленного стула и идет к ведру с водой. Ящик настежь, кобры качаются и шипят, я стою рядом и думаю о том, насколько же все в мире отно­сительно.

Вася возвращается, начинает медленно ставить ванночку с водой назад в ящик, при этом неосторожно ставит ее на хвост одной из кобр. Она злится, кидается на со­седнюю змею с открытой пастью: непонятно, кусает или просто пугает. В любом слу­чае на это стоит посмотреть. Потому что одно дело, когда «злая» кобра кусает «бед­ную» мышку. Но совсем дру­гое, когда две кобры, стоя напротив друг друга в капюшо­нах, шипят и кидаются одна на другую; это уже какой‑то ужас в квадрате.

Короче, змеи разнервничались, расшипелись еще пуще и начали вовсю кидаться на Васины руки. Честное слово, я не­произвольно отступил на шаг подальше, а он только: «Тихо, девки, тихо. Не психуйте. Ну, чего разорались? Кыш…» Причем ника­кой рисовки. А сам двигает ванночку медленно–медленно, а вода в ней колышется. И две повздорившие кобры зло кусают эту двигающуюся воду, прямо мордами в нее.

Потом он открыл ящик с гюрзой, передвинул ее крючком («У–у, корова…»). Потом полез менять перегоревшую лампочку эфам («Мерзнут они…»). С таким участием сказал. Эфы мелкие, с гадюку, их в этом ящике целый клубок, а Вася влез в этот ящик обеими руками, отвинтил лампочку, ввинтил другую, а сам все время: «Тихо, тихо, тихо. Тихо, девочки».

Потом мы разложили принесенных жаб по нужным ящикам и пошли на солнышко разговаривать. Бамар заканчивал по­следний на это утро ящик: становилось уже слишком тепло, змеи разогрелись, управляться с такими сложно, вероятность ошиб­ки возрастает, а при такой работе ошибок желательно избегать. Вася прихватил из домика спичечный коробок с ядо­витыми зубами: змеи недавно перелиняли, а зубы тоже меняются во время линьки. Он выкинул все в помойку, так что я вам в письме этот южный сувенир не присылаю…»

21