Она по сей день не изменилась, что весьма осложняет мне жизнь, и не хочет понять мои терзания. Мы очень быстро осознали, как нам повезло. Милейший человек, она постоянно удивляла нас самыми неожиданными поступками. Так, вернувшись однажды из трехдневной поездки в Лондон, мы обнаружили, что наша комната сияет чистотой. В пишущую машинку была вставлена записка:

Мы были потрясены, и Даррелл, как и следовало ожидать, набросился на родичей, допытываясь, как они позволили его секретарю заниматься уборкой, что отнюдь не входит в ее обязанности.

– Не дури, милый, – сказала миссис Даррелл, – как я могла ей помешать? И вообще, ты должен быть рад, что она так обо всем заботится.

А я мучилась угрызениями совести и поклялась себе, что постараюсь держать наше гнездышко в относительной чистоте, чтобы бедняжка Софи не чувствовала себя обязанной наводить порядок, как только мы отвернемся. При первом же ее появлении Джерри решительно заявил, что мы, конечно, ценим ее доброту, но впредь она ни в коем случае не должна делать ничего подобного.

– Но почему, Джерри? – спросила Софи. – Мне нечего было печатать, и я вдруг подумала, как приятно вам будет вернуться в чистую комнату. Всегото немного времени понадобилось, и мне это только доставило удовольствие.

– Но смотри, чтобы это не вошло у тебя в привычку. Это было очень мило с твоей стороны, но я нанимал секретаршу, а не уборщицу.

– Ничего не поделаешь, Джерри, я не способна сидеть без дела и даром получать жалованье. Не берите в голову, дорогие, придется вам привыкать ко мне.

С той поры и вплоть до нашего отъезда в Аргентину Софи играла важнейшую роль в нашей жизни, мне даже трудно представить себе, как мы обходились без нее. Ее восхитительное чувство юмора, доходившее подчас до гротеска, вносило оживление и помогало разрядить напряженную атмосферу, в которой проходила наша трудовая деятельность. Она вспоминала потрясающие эпизоды своей охоты за жильем, как она во всех углах искала следы точильщика и гнили; мы представляли себе, как ее страшатся агенты по торговле недвижимостью... Бедная мать Софи предавалась отчаянию у себя в Эссексе, и мы уже потеряли надежду, что дочь когдалибо найдет чтонибудь подходящее, но все же настал наконец день, когда она объявила, что подыскала дом. Правда, не совсем то, чего она желала, но сойдет и этот.

Тем временем вовсю разворачивались наши приготовления к отъезду, и мы не уставали удивляться любезности совершенно незнакомых людей. Таких, как посол Аргентины, доктор Дериси, как персонал аргентинского консульства в Лондоне, сотрудники Британского совета и Министерства иностранных дел; все старались както помочь нам. Вопреки всем ожиданиям нам удалось найти пароход, капитан которого согласился везти нас через океан за смехотворно низкую цену, что должно было сразу насторожить нас, но мы были слишком поглощены мыслями о том, что станем делать по прибытии на место. Даррелл был особенно озабочен тем, чтобы я получила удовольствие от предстоящего вояжа; вопервых, я еще никогда не выезжала за пределы Европы, вовторых, у нас не было медового месяца, и он надеялся, что экспедиция заменит нам свадебное путешествие.

Пока же мы были по горло заняты писанием писем, подготовкой рукописи "Гончих Бафута" для окончательной перепечатки, вылазками в Лондон для посещения различных учреждений, закупкой снаряжения, а заодно и приобретением надлежащей экипировки, что составляло особую проблему, поскольку мы, как значилось в наших паспортах, отправлялись за рубеж с "официальной миссией", а это означало, что нам предстоит посещать официальные мероприятия, требующие респектабельного вида. Марго пришла на выручку, сшила мне вечерние и более строгие платья, и я была ей бесконечно благодарна, хотя мне отнюдь не доставляло удовольствия тратить драгоценное время на покупку ткани и выкроек и подолгу стоять в одной позе для примерки и подгонки готовой продукции. Я никогда не придавала большого значения одежде и если всегда ухитрялась в нужный момент выглядеть вполне прилично одетой, то исключительно благодаря игре случая [28]. Куда интереснее было заниматься подготовкой экспедиционного снаряжения. Так, мы заказали специальные сети для ловли животных, одна лондонская фирма изготовила для нас особые горшочки для кормления колибри; целая армия наших друзей рыскала по аптекам и зоомагазинам в поисках бутылочек и сосок для кормления детенышей. Никто не остался без дела – не то, так другое, включая поиски на чердаках давно забытых ящиков и чемоданов, которые могли служить нам тарой. Сколько дружеских уз подверглись непосильным испытаниям... Наша комнатка уподобилась лавке старьевщика, и бедняжке Софи стоило немалого труда протискиваться внутрь по утрам, не говоря уже о том, чтобы пробраться к рабочему столу между здоровенными жестяными сундуками. Но она никогда не роптала и не ныла, стоически продолжая печатать и готовить чай – еще одна функция, которую она себе присвоила.

В это время возник наш врач с длинным списком прививок, без которых нам не следовало ступать на землю Южной Америки.

– Неужели все это необходимо? – взмолилась я.

– Может быть, и не все, – он покачал головой, – но у меня с вами и так достаточно хлопот, не хватало, чтобы вы приползли оттуда с какойнибудь скверной тропической заразой. Вам необходимы прививки от оспы, столбняка, холеры, дифтерии, желтой лихорадки, тифа, брюшного тифа – всего и не припомню, так что давайтека лучше позвоните моей секретарше, она назначит вам время.

По правде сказать, большинство уколов я перенесла легко, но прививку от тифа явно изобрели какиенибудь садисты, чтобы принудить ни в чем не повинных, несчастных кандидатов в путешественники сидеть дома и не высовываться. В жизни не чувствовала себя так отвратительно... Даррелл, который, естественно, проходил через все это раньше, утешал меня тем, что мои муки окупятся; дескать, только представь себе, какова сама болезнь, если так тяжело переносится прививка. Невелико утешение, когда ваша голова раскалывается, а бедная левая рука отчаянно болит и совсем не двигается. К счастью, всем этим прелестям пришел конец, причем я уверена, что наш врач очень страдал от того, что его возможности мучить нас были ограничены. Непременно следует ввести золотое правило – ни в коем случае не заводить дружбу с врачом, ибо он способен повести себя самым коварным образом.

Основную часть багажа мы отправили вперед, что помогло отчасти расчистить площадь нашей комнаты, освободить место для укладки личного имущества. Помогло также навести относительный порядок – не нам, конечно, а Софи, потому что стоило нам на минутку отвернуться, как она начинала рыскать по комнате, сжимая в руках метлу и совок, чтобы, выражаясь ее словами, "расчистить тропу в мой уголок".

– Слава Богу, что у меня хоть есть теперь в заделе одна книга, – вздыхал Джерри.

Мне представлялось разумным, прежде чем заканчивать упаковку личного багажа, осведомиться в транспортном агентстве, придется ли нам переодеваться к обеду на борту пассажирского парохода, ибо мне не улыбалось забираться в трюм за нужными вещами. Сотрудник агентства заверил нас, что мы вполне обойдемся без вечерних туалетов.

– И слава Богу, – заметил Даррелл, – ненавижу эти плавучие отели.

Ровно за двадцать четыре часа до отплытия мы получили письмо от пароходства, которое напоминало нам, что мы плывем в обществе испанских и португальских иммигрантов, а потому будем вместе с ними пользоваться местами общего пользования – такими, как уборные, столовые и пассажирские салоны. Во избежание какихлибо нежелательных последствий нам предполагалось подписать соответствующую бумагу, снимающую с пароходства всякую ответственность. Даррелл в ярости кинулся к телефону. Учтивый голос в трубке сообщил ему, что так у них заведено, они уже доставили в Аргентину множество пассажиров, и не было ни одной жалобы. Выслушав все уверения, Даррелл подписал бумагу и вернул ее в контору пароходства, однако мы не без содрогания думали о том, что нам предстоит.