Поначалу императрица старательно вникала в государственные дела. В конце 1741-го и за 1742 г. она семь раз побывала на заседаниях Сената, в 1744 г. зафиксировано уже только 4 посещения. Несмотря на внешнюю простоту поведения, Елизавета была далеко не простодушна и не легко подчинялась влияниям. Не сразу, например, были подобраны кадры на важнейшие государственные посты. Почти тотчас же по вступлении на престол Елизавета снова подверглась сильнейшему дипломатическому давлению со стороны Франции. С воцарением дочери Петра на престоле Швеция не прекратила войны, разоблачив тем самым всю фальшь своего лозунга борьбы за наследников Петра I.
Однако Елизавета, поставив вопрос о войне согласно пресловутому манифесту Левенгаупта, объявила, что отныне причины для войны нет, и просила французского посланника Шетарди о посредничестве. На первых порах Шетарди так и поступил, уговаривая К. Э. Левенгаупта прекратить войну, но быстро получил нагоняй из Версаля. Сделав головокружительное «сальто», Шетарди объявил теперь Елизавете истинные причины войны Швеции — реванш за поражение от ее отца. Теперь он угрожал ей уже шведским оружием, если не будет требуемых территориальных уступок. Одна из влиятельнейших и самых близких к Елизавете фигур, лейб-медик Г. Лесток употребил все свои силы, дабы склонить Елизавету к выгодному Франции решению. Ведь недаром Лесток, не в пример абсолютно бескорыстному А. И. Остерману, получал так называемую пенсию от французского короля в 15 тыс. ливров ежегодно.
Шетарди и Лесток решили привлечь нового вице-канцлера Алексея Петровича Бестужева. Однако А. П. Бестужев в присутствии Елизаветы проявил мужество и решительно заявил Шетарди, «что он заслуживал бы смертную казнь, если бы стал советовать уступить хотя бы один вершок земли — надобно вести войну!».
На помощь Шетарди прибыл бывший шведский посланник Нолькен. Напор на Елизавету возрастал. Позиции были неравны, так как, по словам Бестужева, «медик имеет возможность говорить с нею по целым часам наедине». И тем не менее Елизавета приняла сторону А. П. Бестужева — военные действия со Швецией были продолжены. Вернув из ссылки и облегчив участь жертв бироновского режима (в частности, были восстановлены в чинах В. В. и М. В. Долгорукие), Елизавета рискнула вместе с тем смягчить участь и Э.-И. Бирона, переселив его из сурового Пелыма в Ярославль. Окружив себя преданными ей людьми, постоянно покровительствуя гвардии и бывая на пирушках лейб-компании, Елизавета, видимо, ни на минуту не забывала о существовании Ивана Антоновича. Почти тотчас по восшествии на престол она вызвала в Россию своего племянника герцога Голштинского Карла-Петра-Ульриха.
Роковые заботы императрицы о странном племяннике.Герцог был то самое «кильское дитя», призрак которого витал при воцарении Анны Ивановны, и тот «чертенок», о котором с беспокойством вспоминала Анна Леопольдовна. Карл-Петр-Ульрих прибыл в Россию в феврале 1742 г. 14-летним мальчиком. Это был противовес свергнутому Ивану Антоновичу. Это было и исполнение знаменитого «тестамента» матери Елизаветы. Правда, по «тестаменту» герцог Голштинский имел первенство перед Елизаветой как потомок Анны Петровны, но он тогда был неправославным. Теперь же Елизавета крестила мальчика, и, став Петром Федоровичем, он приобрелвсе, так сказать, права на престол. Уже 7 ноября 1742 г. он был официально объявлен наследником. Назначение было неожиданностью для всего окружения Елизаветы. Об этом знали лишь Лесток, О. Брюммер (гофмаршал герцога) да новгородский архиепископ Амвросий Юшкевич. В таких делах Елизавета не советовалась. Первое стремление добросердечной императрицы освободить Брауншвейгское семейство сменилось потом твердым решением отправить их в безвестность.
Меры по отношению к низвергнутой чете были усилены после так называемого заговора Антония де Ботта. Слух о нем разнессяпо Петербургу в июле 1743 г. Дело, как оказалось, заключалось в том, что маркиз де Ботта, австрийский посланник, в кругу лиц, пострадавших от елизаветинского переворота, высказался в пользу Ивана Антоновича и, видимо, встретил словесную поддержку. Аресты и допросы охватили более десятка лиц. Это были главным образом родственники бывшего гене-рал-кригс-комиссара С. Лопухина и жены М. П. Бестужева. Виновным урезали языки либо сослали в отдаленные места. Этот заговор был великолепным поводом для Лестока погубить обоих братьев Бестужевых (что, скажем, во времена бироновщины было совсем нетрудно). Однако Елизавета твердо верила в невиновность обоих братьев и, несмотря на неоднократные нажимы, даже не сняла их с ответственнейших постов. Вскоре после заговора Ботта, в 1744 г. семейство Брауншвейгского принца переводят в Холмогоры, а в 1756 г. принц Иван Антонович попадает в Шлиссельбург. Веселая, добродетельная императрица, бывшая на троне 20 лет, имела постоянную привычку засыпать лишь на заре, даже тогда, когда этот образ жизни стал сказываться на цвете ее лица, и это при ее буквально болезненном отношении к своей красоте. К этой привычке примыкала и другая странность: Елизавета обожала, чтобы перед сном ей щекотали пятки, что часто длилось до самого утра. Видимо, страшны были ночи царственных особ в эпоху дворцовых переворотов.
Поставившая было с помощью нового окружения все на серьезную основу, Елизавета с течением времени государственным делам уделяла все более ничтожное время. Высшие чиновники буквально изнывали от простоев в делах, проистекавших от вихря удовольствий, в котором кружилась эта государыня. Бумаги лежали годами. Известно, например, что ответ на письмо Людовика XV о рождении у него сына она подписала через 3 года. В какой-то мере ситуацию исправляли некоторые министры.
Фаворитизм как закономерное явление эволюции дворянского государства неизбежно развивался и при Елизавете. Фаворитом номер один был Алексей Григорьевич Разумовский. До него, правда, у Елизаветы также были фавориты (А. Б. Бутурлин, гофмейстер С. К. Нарышкин, гвардейский сержант А. Шубин), но певчий императорской капеллы, обладавший могучим басом и не менее могучей фигурой, надолго завоевал сердце Елизаветы. Простой черниговский казак привлек внимание Елизаветы задолго до ее восшествия на трон, сделавшись вследствие этого управителем ее имений. Фавор Разумовского был довольно длительным. Некоторые историки потратили немало сил для доказательства тайного брака Елизаветы и Разумовского. Немало мифов и о детях от этого брака.
Так или иначе, фаворит имел немногих и недолгих соперников. Простой казак был удостоен звания фельдмаршала, ни разу не командуя даже полком. По свидетельству современников, А. Г. Разумовский обладал большой трезвостью ума и многое воспринимал с иронией и не вмешивался в политику. Не скрывая своего происхождения, он навещал своих родных и принимал их в Петербурге. Младший брат его после отбытия срока обучения в Берлине и Геттингене еще совсем юношей был заботливо устроен президентом Академии наук. Фаворит был сыном своего времени, богатство его было сказочным, но это был не Бирон. Наоборот, внешнее бескорыстие его было на устах современников. Особенно известны были его карточные проигрыши, когда жадные до денег партнеры без стыда тащили их со стола. Императрица не оставляла его вниманием и тогда, когда с конца 40-х гг. у нее появился новый фаворит, юный красавец Иван Иванович Шувалов. Человек выдающегося влияния и проницательности, он был надежным помощником царицы в деловых вопросах. С А. Г. Разумовским его сближало важнейшее качество — бескорыстие. Вполне правдивы его собственные слова о себе: «Могу сказать, что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности». И. И. Шувалов сыграл важную роль в создании и становлении Московского университета, он был также основателем и президентом Академии художеств.
Итак, под неустанной опекой Елизаветы находился наследник престола, будущий Петр III Федорович. Императрица сиживала над ним часами во время его болезней. Неугомонная попечительница стремительными темпами стала искать ему достойную невесту. Дело маркиза де Ботта и Лопухиных подстегнуло ее еще больше. Поначалу было две кандидатуры: саксонская принцесса Марианна, дочь польского короля Августа III, и София-Августа-Фредерика, дочь Ангальт-Цербстского принца. Менее знатное происхождение последней советники Елизаветы сочли более подходящим, к тому же принцесса Цербст-ская не была католичкой, а это для набожной Елизаветы было очень важно. Принцессе было послано 10 тыс. руб. и приглашение приехать в Россию. В феврале 1744 г. принцесса была уже в Москве, в июне ее окрестили, и появилась Екатерина Алексеевна, будущая Екатерина II. Летом 1745 г. состоялась свадьба.
