Писатель утверждает, что будущее не за Владимиром Токаревым и не за Варварой Васильевной или Сергеем, оно за такими, как Таня Токарева. Эта девушка из интеллигенции стала «пролетарием до мозга костей», — «с нею можно было говорить только о революции, все остальное ей было скучно, чуждо и представлялось пустяками». Таня рвалась в бой. Бой этот изображается писателем в аллегорической сцене грозы. Когда двинулись тучи, засверкала молния и послышалось «глухое ворчание грома», раскололась интеллигенция. «Я... устал, присядем», — заявил Токарев. — «Ну, что ж, присядем», — согласилась Варвара Васильевна. «И все сели». Только неугомонная Таня пыталась расшевелить «ползучих людей», боящихся «промочить ноги»: «Вперед, господа, вперед!» И, увлекая за собой Шеметова и Сергея, Таня пошла «по дороге навстречу ветру». «Я хочу идти полным шагом, и плевать мне на все и на всех. Кто отстанет, догоняй...»
Таня стремится к практической деятельности, к сближению с рабочими. Теперь уже идейные искания разных слоев интеллигенции безоговорочно оцениваются автором с позиции рабочего-революционера. «Сильный своею неотрывностью от жизни», Валуев изображен в прямой и открытой схватке с колеблющейся и растерявшейся интеллигенцией. После встречи с ним Токарев ощущает «смутный стыд за себя». Даже Таня признает его превосходство.
Как художник В.Вересаев испытывал заметное влияние И.Тургенева, А.Чехова, Л.Толстого, однако в отличие от них считал, что искоренить существующее общественное зло способна лишь пролетарская революция. Ставкой на революцию он решительно отличался и от многих писателей — своих сверстников; И.Бунина, А.Куприна, Л.Андреева.
В начале века неизменно ставились рядом два имени — М.Горького и В.Вересаева, двух «властителей дум русского читателя», художников одной и той же «школы и закваски», как писала, например, газета «Россия» 4/17 апреля 1900 года. Громкая слава В.Вересаева, которой, по его собственным словам, «никогда не имели многие писатели, гораздо более меня одаренные» («Записи для себя»), — не случайная прихоть литературной моды. Русскому обществу, шедшему в страстной идейной борьбе к своей первой революции, остро необходим был именно такой писатель, как В.Вересаев, чутко ощущавший биение пульса общественной жизни.
Сближение М.Горького и В.Вересаева произошло на рубеже двух веков. Еще в 90-е годы М.Горький отметил тяготение В.Вересаева к острейшим социальным проблемам дня, уловил созвучность настроений автора «Без дороги» и «Конца Андрея Ивановича» некоторым собственным настроениям. М.Горький включает произведения В.Вересаева в издания, в которых сам принимает участие, привлекает к сотрудничеству в издательстве «Знание», объединившем наиболее прогрессивных русских писателей. В.Вересаев, в свою очередь, признавался, что отношения о М.Горьким ему «страшно дороги». Вероятно, эти годы прежде всего и имел в виду М.Горький, когда четверть века спустя писал В.Вересаеву: «...всегда ощущал Вас человеком более близким мне, чем другие писатели нашего поколения. Это — правда. Это — хорошая правда; думаю, что я могу гордиться ею».
Понимая, что только революция может избавить Россию от пут царизма, В.Вересаев вместе с тем сомневался в подготовленности народа к строительству нового мира. Писателю думалось, что марксисты-ленинцы идеализируют человека. В.Вересаев радовался, замечая, сколько в людях самопожертвования, героизма, человеколюбия; он убежден: эти лучшие качества будут развиваться. Но пока в человеке еще сильны животные начала, а с другой стороны — цивилизация и рожденная ею рассудочность подавили в нем многие здоровые инстинкты, данные природой. Сегодня человек слишком несовершенен, чтобы в ближайшем будущем построить общество людей-братьев. Требуется время и немалое на «усовершенствование» людей. Так казалось В.Вересаеву.
События 1906 года поначалу властно захватили его. Писатель было совсем уже отказался от своих недавних сомнений. В заключительных главах записок «На японской войне» (1906 — 1907) он рассказал, как революция преображала жизнь. А по возвращении на родину из Маньчжурии с полей русско-японской войны В.Вересаев задумывает повесть о 1905 годе. Но поражение революции усилило его опасения. Причину неудачи он увидел в том, что восставший народ не умел распорядиться переходящей о его руки властью: едва почувствовали люди свободу, как в них проснулся «потомок дикого, хищного зверья».
И В.Вересаев оставляет повесть о 1905 годе, он пишет другую повесть — «К жизни» (1908). В автобиографии, оценивая этот период своего творческого пути, он подчеркнул: «...отношение мое к жизни и задачам искусства значительно изменилось. Ни от чего в прошлом я не отказываюсь, но думаю, что можно было быть значительно менее односторонним».
Что же осталось неизменным в его мировоззрении, а что появилось нового? Несомненно, повесть «К жизни» очень типична для В.Вересаева — это еще одна страница в создававшейся им летописи исканий русской интеллигенции. Прочная связь с предыдущими произведениями подчеркнута даже такими деталями: действие происходит в том же Томилинске, где разворачивались события повести «На повороте», читатель вновь сталкивается и с некоторыми ее персонажами — председателем земской управы Будиновским и бывшим ссыльным революционером, а ныне директором слесарско-томилинского банка Токаревым. Да и Наташа здесь, похоже, та самая, с которой мы познакомились в повести «Без дороги» и рассказе «Поветрие». Она печатает прокламации, выступает на митингах, словом, полностью отдалась революционной работе.
Но еще больше связывает повесть «К жизни» со всем предшествующим творчеством В.Вересаева отношение писателя к борющимся в России социальным силам и политическим партиям. Он с сарказмом рисует кадетов, черносотенцев, либералов. Высмеивает манерничающих декадентов, за изящной фразой которых, намеренно далекой, казалось бы, от социальных бурь, нередко скрывается хищник-эксплуататор. Злобной собственницей оказывается в итоге «прекрасная» Катра, едва крестьяне заявили о своих правах на ее помещичье достояние.
Симпатии В.Вересаева, бесспорно, на стороне восставших рабочих, крестьян и революционно настроенной интеллигенции, отстаивающей интересы трудового народа.
Однако ему теперь кажется, что надежда достичь общества людей-братьев о помощью прежде всего классовой борьбы, социальной революции — это излишне узкий взгляд. Поиски В.Вересаевым нового «смысла жизни» олицетворяет главный герой повести Константин Чердынцев, от лица которого ведется рассказ. В 1905 году он, не щадя себя, шел с восставшим пролетариатом. Но революция потерпела поражение, и растерявшийся Чердынцев мучительно размышляет о причинах неудачи, хочет понять, зачем и как жить дальше. И приходит к выводу, что теоретики и практики пролетарского движения недооценивают роль природного, биологического в человеке, на мироощущение которого в равной мере влияют и социальные обстоятельства жизни и иррациональные силы его души. «Там, глубоко под сознанием, есть что-то свое, отдельное от меня... в глубине души у каждого лежит, клубком свернувшись в темноте, бесформенный хозяин... Могучий Хозяин моего сознания, он раб неведомых мне сил». Чтобы быть счастливым, человеку необходимо научиться побеждать своего Хозяина, то есть темные инстинкты. И помочь в этом больше всего может «живая жизнь»: умение радоваться пустяку повседневности, занятия физическим трудом, общение с вечно юной природой. Культивируя эту «живую жизнь», человек и будет нравственно совершенствоваться. Все это сильно отдавало толстовством.
Нет, Чердынцев вовсе не отказывается от революции: «О, я верю и знаю, воротятся волны, взмоют еще выше и падут наконец проклятые твердыни мира». Да и разрыв его с Катрой во многом объясняется тем, что герой остается верен идеалам освобождения народа от эксплуатации. Однако успех этой борьбы будет зависеть не только от социальной революции, но и от того, насколько людям удастся, проникнувшись идеями «живой жизни», духовно вырасти.
Персонажи повести оцениваются именно в этих позиций. Не мог победить своего Хозяина Алексей и под тяжестью темных инстинктов гибнет — кончает с собой. В отличие от Алексея Иринарх научился радоваться жизни, но совершенно равнодушен к идеям о ее социальном переустройстве — и герой осуждается автором как обыватель. Точно так же несостоятельным оказывается Турман, который, напротив, весь поглощен революционной борьбой, но пренебрегает «живой жизнью». Он перерождается в «великолепнейшего хищного зверя», грабит и кутит. И даже доктор Розанов, возглавляющий революционное движение в Томилинске, хоть и не страдает свойственным Турману слепым фанатизмом, мыслит и чувствует прямолинейно-плоско, говорит «мертвыми словами» — и все потому же: не замечает «живой жизни» вокруг, смотрит «выше людей», так как для него «каждый человек — лишь материал». А наиболее одобрительную оценку получает в повести рабочий Дядя-Белый. В нем органически сочетаются преданность идеям революции и ощущение радости повседневной жизни.
