Рассел посмотрел на нее. В его глазах Вивьен опять увидела ту же печаль, которую заметила несколько дней назад.

—  Я ждал больше десяти лет. Могу подождать еще немного.

Он повернулся и ушел. Растерявшись, Вивьен некоторое время смотрела, как он спускается и выходит из здания. Потом тоже прошла по лестнице и вернулась к своему письменному столу.

К волнению из-за важности полученного задания, которое случай дал ей в руки, примешивалась тревога, вызванная письмом. Безумные слова, унесенные ветром, подобно ядовитым семенам, нашли бог знает где подходящую почву, чтобы пустить ростки.

Вивьен подумала, какие же страдания пришлось пережить этому человеку, оставившему послание, и какое зло могло опустошить другого человека, получившего его, если он решил принять наследство и осуществить эту безумную посмертную месть.

Границы безумия расширились…

Наверное, в таком случае правильнее было бы сказать, что они совсем стерлись.

Она села за стол, вошла в базу данных полиции, набрала в строке поиска слова «единственный флаг» и подождала ответа. На экране почти сразу появилась фотография обнаженного плеча с точно такой же татуировкой, как на трупе, — отличительный знак группы байкеров с Кони-Айленда, которые называли себя« Череполомы».

К досье прилагались фотографии нескольких членов банды, имевших неприятности с законом. Рядом с именем каждого перечислялись малые или большие« заслуги» данного джентльмена.

Снимки выглядели довольно старыми, и Вивьен подумала, что на одном из них может оказаться и тот, кто столько лет покоился в фундаменте здания на Двадцать третьей улице. Это было бы верхом иронии, но не особенно удивило бы. Как только что подчеркнул капитан, вся их работа зависит от случайности.

Снимки одного и того же парня с черным котом в руках, найденные в столь далеких друг от друга месmax и сделанные в столь разное время, служили тому бесспорным доказательством.

Пока записывала адрес байкерской штаб-квартиры, пришло досье из управления Шестьдесят седьмого округа в Бруклине о смерти Зигги Стардаста. Белью не терял времени. Теперь в компьютере у Вивьен имелся весь материал: полный отчет судебного врача, отчет детектива, который вел расследование, и снимки, сделанные на месте преступления. Она увеличила их до предела. На кнопке принтера отчетливо виднелся красный след, словно кто-то нажал на нее окровавленным пальцем. Еще одна деталь в пользу сообщения Рассела Уэйда.

На других снимках Вивьен увидела лежащий на полу залитый кровью труп худосочного человека. Она долго смотрела на него и не находила в себе даже намека на жалость, а думала только о том, что этот ублюдок получил по заслугам. За то, что сотворил с ее племянницей и бог знает со сколькими еще детьми.

Сделав такой обобщенный вывод, она еще раз пришла к заключению, что личная заинтересованность меняет точку зрения.

С помощью пульта дистанционного управления Вивьен издали открыла дверцы своей машины. Рассел Уэйд расположился на пассажирском месте и стал пристегивать ремень безопасности. Вивьен села за руль и оказалась рядом с ним. Посмотрев на него, невольно отметила, что он весьма даже недурен собой, тут же назвала себя идиоткой, и это лишь усилило ее досаду.

Рассел вопросительно посмотрел на нее:

— Куда поедем?

— На Кони-Айленд.

— Зачем?

— Встретиться с людьми.

— С какими людьми?

— Подожди, и увидишь.

Пока она вписывалась в поток движения, Рассел откинулся на спинку, глядя вперед:

— Ты сегодня особенно приветлива или всегда столь общительна?

— Только с важными гостями.

Рассел Уэйд повернулся к ней:

— Не нравлюсь тебе, верно?

Это прозвучало скорее как утверждение, нежели как вопрос. Вивьен осталась довольна таким решительным подходом. Для пользы их отношений в настоящем и будущем она без особых церемоний прямо высказала свое мнение.

— В обычных условиях ты был бы мне совершенно безразличен. Каждый волен как угодно распоряжаться своей жизнью, хоть вообще расстаться с ней, если при этом не причиняет никому боли. Кругом полно людей, нуждающихся в помощи из-за неприятностей, возникших не по их вине. А взрослый нормальный человек, нарывающийся на неприятности, на мой взгляд, может катиться куда угодно. Это всего лишь здравый смысл.

Рассел Уэйд выразительно покачал головой:

— Ладно. По крайней мере выяснили твою официальную позицию в отношении меня.

Вивьен резко свернула вправо и остановилась у тротуара, вызвав бурную реакцию водителей, ехавших сзади. Она оставила руль и повернулась к Расселу:

— Давай объяснимся начистоту. Ты мог навешать лапши на уши капитану этой своей историей об искуплении, но меня провести куда труднее.

Рассел молча смотрел на нее. В его непонятном и вроде бы беззащитном взгляде ей почудилась насмешка, и потому она продолжала с несвойственной ей резкостью:

— Люди не меняются, мистер Рассел Уэйд. Каждый представляет собой то, что представляет, и занимает свое определенное место. Сколько ни крутись, все равно там окажешься. И не думаю, что ты исключение из этого правила.

— Отчего же?

— Ты явился сюда с ксерокопией листа, который дал тебе Зигги. Это означает, что оригинал, тот, что в пятнах крови, все еще у тебя. И он послужил бы тебе доказательством для Федерального бюро расследований, Агентства национальной безопасности или черт знает еще для кого, если бы мы не поверили тебе или отказались разговаривать.

Вивьен разгорячилась и продолжала с еще большим напором:

— Если бы мы почему-либо попросили тебя выложить содержимое твоих карманов на стол, то нашли бы только ксерокопию бумаги, которую ты мог преспокойно отправлять куда угодно и кому угодно в зависимости от твоей фантазии. Тем более что к подмене одного другим, мне кажется, у тебя явная предрасположенность.

Слова эти, похоже, нисколько не задели ее спутника. Он остался невозмутимым, и это говорило о его самоконтроле или о привычке. Несмотря на весь свой пыл, Вивьен склонялась ко второй гипотезе.

Она взялась за руль, отъехала от тротуара и вновь направилась на Кони-Айленд. Следующий вопрос Рассела застал ее врасплох. Наверное, ему тоже хотелось составить определенное мнение о своей спутнице.

— Обычно детективы работают в паре. Почему у тебя нет напарника?

— Теперь у меня есть ты. И твое присутствие только подтверждает причины, по которым я обычно работаю одна.

После этого сухого ответа в машине воцарилась тишина. Вивьен направлялась в Даунтаун и теперь двигалась по Бруклинскому мосту. Когда миновали Манхэттен, она включила радио и настроилась на станцию, которая передавала негритянскую музыку, потом проехала по Бруклин-Квинс-экспрессвей и свернула на Гованус-экспрессвей.

Рассел смотрел в окно. Когда зазвучала особенно ритмичная музыка, он, видимо сам того не заметив, начал отбивать ногой такт.

Вивьен поняла, что ответственность за сложившуюся ситуацию обрушилась на нее в самый неподходящий момент. Мысли о Санденс и странном поведении отца Маккина мешали ей рассуждать спокойно. Или во всяком случае вынудили твердо высказать суждение, которого никто не спрашивал.

Паркуя машину на Серф-авеню на Кони-Айленде, она почувствовала себя немного виноватой.

— Рассел, извини за то, что я наговорила. Каковы бы ни были твои причины, ты нам очень помогаешь, и мы благодарны тебе за это. Обо всем прочем не мне судить. Нельзя было так говорить с тобой, но у меня сейчас личных проблем хватает, и это сказывается на моем поведении.

Рассела, похоже, тронуло такое неожиданное признание. Он улыбнулся ей:

— Не страшно. Никто лучше меня не поймет, как от личных проблем зависит то или иное решение.

Они пешком прошли к зданию, адрес которого Вивьен нашла в файле о «Череполомах». Здесь располагался крупный салон «Харлей Дэвидсон» с ремонтной и тюнинговой мастерскими. Все выглядело как на хорошем предприятии — кругом чистота, порядок — и даже отдаленно не походило на те пристанища байкеров, которые Вивьен видела в Бронксе или Квинсе.