Жила на левой руке. Все как обычно. Это – моя последняя… Со второй попытки я нашла вену. Кровь… Я влепила полграмма. Подумала потянуть снова, чтобы добрать остатки, но, к сожалению, сердце моё разорвалось, и череп буквально разлетелся на куски…
Когда я очнулась, снаружи было уже светло. Грохотали машины. Я лежала рядом с толчком. Игла в вене. Очень хотелось встать, но я заметила, что правая нога парализована. Я могла ей только чуть-чуть подвигать, и эти движения причиняли адскую боль в суставах. В бедре. Как-то я открыла дверь. Носом. Сначала ползла, потом встала. Можно было прыгать на одной ноге, держась за стену.
Перед туалетом стояли два парня, так пятнадцати где-то лет. Тесные джинсы, сатиновые куртки. Два маленьких гомика. Я была рада, что они голубые. Они быстро подхватили меня на руки, когда увидели, как я приведением выпрыгиваю из туалета.
Сообразили, что к чему, и одни сказал: «Что, мать твою, за вещи, мать твою, ты тут делаешь?!» Я их не знала, но они видели меня на вокзале. Парни посадили меня на скамейку. Было холодное октябрьское утро. Один дал мне «Мальборо». Я подумала:
«Смешно, что голубые всегда курят „Мальборо“ или „Кэмел“. Должно быть, из-за этой рекламы…» О, я была даже счастлива, что не грохнула себя этим полграммом…
Я рассказала парням, как меня надула Стелла, и что было потом. Милые ребята…
Спросили, куда меня проводить. Ох, как меня нервировал этот вопрос, думать я не хотела! Я сказала, чтобы они меня оставили на скамейке. Но я тряслась от холода, и они сказали, что мне надо к врачу.
Я не хотела к врачу. Они сказали, что знают одного совершенно классного типа, врача, голубого, к которому могли бы меня отвести. Меня успокоило, что врач – голубой. Голубым я больше доверяла в таких ситуациях. Парни тормознули такси и отвезли меня к этому голубому доктору. Крутой тип! Он сразу положил меня на свою кровать и осмотрел. Хотел поговорить о вреде наркотиков, но я не хотела. Я попросила его дать мне снотворное. Он дал мне снотворное и ещё какие-то медикаменты.
Меня лихорадило, и опять это дурацкое кровотечение из носа… Два дня я проспала как убитая. На третий день голова снова стала работать. О, нет, я не могу, я не хочу думать…! Мне приходилось буквально сдерживать себя, чтобы не начать думать и не сломаться, в конце концов. Я сконцентрировалась на двух мыслях: «Дорогой бог не захотел, чтобы ты откинула коньки!» И другая: «В следующий раз возьму целый грамм…» Я хотела на улицу, на точку, добыть, не раздумывая, героина на следующий золотой, но еле могла ходить. Голубой доктор обо мне позаботился. Раздобыл мне костыли. Я выпрыгнула от него на костылях и потом выбросила их где-то по дороге.
Я не хотела всплыть на точке с костылями. Можно было и без костылей попрыгать – недолго уже оставалось…
Я допрыгала до вокзала и сделала фраера. Черножопого. Правда, он был не турок, а грек. Какая разница!
Мне давно уже было наплевать на тот торжественный договор, который мы когдато заключили со Стеллой и Бабси. Теперь мне на всё было наплевать.
Может быть, у меня таилась ещё маленькая надежда, что мама – мама придёт искать меня на вокзал. Если бы она меня искала, то пришла бы на вокзал. Поэтому я не пошла на Курфюрстен-штрассе. Но, собственно говоря, у меня было такое чувство, что меня уже никто не ищет. И я подумала на минутку: ах, как это было бы хорошо, если бы моя мама ещё ждала меня…
Я купила героин, вмазалась и пошла обратно на Цоо. Мне нужны были деньги на тот случай, если я не найду клиента на ночь, и придётся ночевать в пансионе.
На вокзале встретила Рольфа – бывшего клиента Детлефа, у которого мы часто спали на выходных. Детлеф последние недели снова жил у Рольфа, но Рольф уже не был его клиентом. Он давно сидел на системе, и сам ходил работать на вокзал. Ему в его двадцать шесть было тяжеловато найти клиента. Я спросила Рольфа о Детлефе.
Рольф захныкал. Да – Детлеф в клинике… Да – очень херово без Детлефа… Рольфу жизнь казалась бессмысленной, он хотел отколоться, любил Детлефа, хотел покончить с собой. И так далее… Меня расстраивала эта болтовня о Детлефе. Я не понимала, какие собственно права на Детлефа может иметь этот опустившийся голубой! А он даже хотел, чтобы Детлеф бросил свою терапию и вернулся к нему.
Даже отдал ему ключ от квартиры… Когда я это услышала, то просто вскипела:
«Какой же ты всё-таки говнюк! Дал ему ключ, чтобы он знал куда бежать, если в клинике ему не понравиться, да? Да если ты его любишь, то должен всё сделать, чтобы Детлеф откололся! Но ты просто мерзкая голубая свинья, что с тебя взять!» Рольфа ломало, и я легко могла его уничтожить. Передумала, мне пришло в голову, что могу у Рольфа переночевать. Я сказала, что сделаю ему одного фраера и куплю героина. Рольф был бесконечно рад, что я буду у него спать. Он знал вообще только двоих людей: Детлефа и меня.
Я спала с ним в его французской кровати. Мы понимали друг друга – Детлефа с нами не было. Эх, он всё-таки был просто бедной свиньёй, этот Рольф! Хотя я и находила его тошнотворным.
Так, два любовника Детлефа лежали рядом, и Рольф каждый вечер заводил одну и ту же пластинку: как сильно он любит Детлефа! Регулярно перед сном он рыдал.
Меня это раздражало страшно, но я держала рот на замке – мне же нужно было место в кровати. Я молчала, даже если он начинал рассказывать, как они обставят с Детлефом квартиру, когда оба будут чисты. Мне всё это было чертовски всё равно! Я говорила себе, что и этот Рольф на нашей с Детлефом совести, и мы в ответе за него…
Он бы так и оставался бедным одиноким голубым крановщиком, регулярно пьющим, если бы не встретил нас…
Так прошла неделя. Отсос, укол, отсос, укол и эти завывания Рольфа. Потом я проснулась рано утром оттого, что кто-то хлопнул дверью и теперь громыхал в прихожей. Я подумала, что это Рольф и заорала: «Тише там, ты, я хочу спать!» Детлеф стоял в комнате…
Поцелуи и радость! Пока до меня не дошло: «Чёрт, да ты сбежал из клиники?» Он кивнул и объяснил почему.
Как и каждый новенький, первые три недели Детлеф работал будильником. Это самое сложное для каждого иглового – быть пунктуальным. Каждое утро просыпаться в семь – нет, это просто нереально! Потому этого и требовали в клинике, чтобы отобрать для лечения тех, у кого ещё есть воля. Детлеф не выдержал: проспал три раза и был вынужден собирать чемоданы.
Детлеф сказал, что ему очень понравилось в клинике. Тяжеловато было, но в следующий раз он точно выдержит, да. Теперь он собирался оставаться по возможности чистым и попробовать получить ещё одно место. Сказал, что с ним в клинике были ребята, которых мы хорошо знали по сцене. Франк, например, чей друг Инго умер в четырнадцать лет, как Бабси.
Я спросила Детлефа, что он собирается делать, и он сказал: «Для начала – разжиться кое-чем!» Я попросила его принести и мне порошка. Детлеф ушёл и явился только через два часа. Привёл с собой своего бывшего фраера, Пико. Пико вытащил из сумки пластиковый пакет и положил его на стол. Я подумала, что плохо вижу…
Мешок, набитый доверху героином! Десять грамм! Столько героина я ещё не видела в своей жизни. После того, как столбняк прошёл, я спросила Детлефа: «Ты что! Сдурел? Десять грамм сюда в квартиру?» Он сказал «Определённо я не сдурел, нет! Я же дилер теперь!» Я спросила: «Ты хоть раз подумал головой? Если тебя поймают, ты гарантировано въедешь на новую квартиру. Так это – на пару лет подальше от окон!» Детлеф сказал: «Нету у меня времени думать о полицаях! Посмотрим немного, как я вообще справлюсь! И кончай грузить!» Он принялся отмерять на перочинном ножике дозы и заворачивать их в фольгу. Я заметила, что чеки что-то слишком маленькими получаются, и сказала: «Приглядись, старик! Люди хотят быть обманутыми. Ты должен брать побольше фольги, совать туда поменьше ширева и как следует закручивать. Чеки кажутся больше. Люди клюют на оптику! Вспомни: универмаг, стиральный порошок! Огромные пачки и только на две трети полные.»
