Жюстин взглянул в сторону флигеля. Селия все еще спала. Он хотел разбудить ее, когда уходил под утро, но, заметив морщинки усталости на ее лице, решил дать ей поспать. Ей надо как следует отдохнуть, чтобы выдержать напряжение следующих нескольких дней.

Макс проследил за направлением его взгляда.

– Она тебе небезразлична?

– А ты этого не одобряешь?

– Дело тут не в моем одобрении, – ответил Макс. – Узнай я, что ты воспользовался ее беззащитностью… Ты сам понимаешь. Но, по-видимому, все обстоит не так. С того самого момента, как тебя сюда привезли, я заметил, что вы привязаны друг к другу. И я не имею права вмешиваться в ваши отношения. – Макс сделал паузу и, улыбнувшись, добавил:

– Меня, откровенно говоря, удивило твое увлечение Селией.

– Почему? Она красива, – заметил Жюстин.

– Да, но у нее неброская красота. К тому же ее внутренние качества – ум, доброта, чувство достоинства… Нет, насколько я знаю, это совсем не тот тип женщины, который мог бы заинтересовать тебя.

– Это нечто большее, чем интерес.

– У тебя серьезные намерения? А если жив Филипп?

Жюстин, сунув руки в карманы, в отчаянии уставился в землю:

– Тогда я не буду даже пытаться отобрать ее у него. Да и ей чувство долга не позволит покинуть моего брата.

– Вполне возможно, что сказанное Легаром – ложь.

– Возможно, но я так не думаю. Филипп жив, – твердо и решительно сказал Жюстин. – Джон Риск отправился на остров, чтобы выяснить все. Завтра ночью он возвратится. Если Филипп у них, клянусь жизнью, я спасу его.

– Я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью, – прервал его Макс. Они посмотрели друг другу в глаза. – Мы найдем другой способ, сынок. – Золотистые глаза смотрели на него с тревогой и любовью. – Твоя жизнь так же дорога мне, как жизнь Филиппа.

Жюстин замер от удивления. Его отец всегда отличался сдержанностью и не выдавал своих чувств. И вот сейчас. Как не хватало ему этой любви в детстве!

– Другого способа нет… – начал он, но Макс остановил его. Жюстин еще никогда не видел отца таким взволнованным.

– Ты думаешь, я не понимаю? Ты похож на меня, Жюстин, даже больше, чем Филипп. Долгие годы тобой руководили гаев и чувство вины – то же самое было и со мной. Ты повторял мои ошибки. Не твоя вина, что Филиппу многое давалось легче, чем тебе. Я ушел в собственные беды и обиды и совершенно не замечал своих сыновей. Об этом я буду жалеть до конца своей жизни.

– Ты не виноват в том, что я стал мерзавцем, – пробормотал Жюстин. – Я пошел не в тебя. Я похож… на нее…

– На Корин? – переспросил Макс и задумался. – Твоя мать была эгоистичной и расчетливой женщиной, Жюстин. Но не злой. Значит, ты считал, что обречен быть негодяем только потому, что ты ее сын? Но в тебе ее крови не больше, чем в Филиппе.

– Да, но он… – Жюстин отвел взгляд от Макса. – Но из нас двоих он был лучшим.

– Вздор, – коротко сказал Макс.

– Неужели? Я знаю одно: Филипп был таким, каким я сам хотел бы быть, но не мог.

Жюстину даже стало жарко от усилия выразить словами то, о чем он никогда не говорил. Странно, но желание заставить отца понять его было таким же сильным, как потребность сказать Селии о своей любви. Жюстин всегда был скрытен в том, что касалось чувств, опасаясь, что откровенность может быть использована против него. А теперь почему-то он не мог остановить себя.

– Я долго не понимал, почему она нас бросила и почему ты стал таким равнодушным и сердитым. Я тогда думал, что все произошло из-за меня: если бы я был хорошим, как Филипп, она не стала бы тебе изменять. Она полюбила бы свою семью. И осталась бы жива, а ты…

– Нет, – резко прервал его Макс, – это не имеет к тебе никакого отношения. Посмотри мне в глаза! – В его голосе прозвучала властная нотка. – Что бы ты ни делал, как бы себя ни вел, ты ничего не смог бы изменить. Это не твоя вина.

Легкий ветерок шуршал в листьях и доносил запах кипарисов. Жюстин вдруг почувствовал, будто тяжесть свалилась с его плеч. На глаза навернулись слезы. О Господи, этого только не хватало!

– Я тебе верю.

– Ты не обязан искупать несуществующие грехи и жертвовать собой ради Филиппа.

– Кроме меня, никто не вызволит его с этого проклятого острова. В Новом Орлеане ты не найдешь ни одного человека, которому была бы известна хотя бы десятая доля того, что знаю о Доминике Легаре я.

– А если я верну Филиппа, но потеряю тебя?

Лицо Жюстина вдруг расплылось в улыбке.

– Неужели тебя это волнует?

Макс схватил его за шиворот, словно пес шкодливого щенка. Этот жест мог бы показаться смешным, если бы его сделал человек менее внушительного роста, чем Макс.

– Представь себе, волнует! Именно это я и пытаюсь втолковать тебе, глупец.

– Ты мне тоже дорог, отец.

– Я не хочу тебя потерять.

– Не потеряешь, если не будешь вмешиваться.

Они пошли по аллее дальше. Макс вдруг неожиданно сказал:

– Есть еще кое-что, о чем я хочу рассказать тебе.

– О чем это ты? – осторожно спросил Жюстин.

– Комендант базы Мэтьюз и лейтенант Бенедикт собирают силы, чтобы напасть на остров.

Жюстин остановился.

– Что? И ты давно об этом знал?

– Несколько недель, не меньше.

– Почему, черт побери, ты не сказал мне об этом? – сердито спросил Жюстин.

– Мне казалось, тебе это ни к чему.

– Тысяча чертей! И когда же планируется операция?

– Послезавтра.

– Послезав… – Жюстин, не договорив, выругался:

– Идиоты! Там в гавани стоят суда, вооруженные дальнобойными орудиями. Они перебьют половину солдат, прежде чем Мэтьюз успеет подойти к острову достаточно близко, чтобы его обстрелять.

– Возможно. Но Легар стал слишком серьезной угрозой. Власти не могут больше не обращать внимания на его наглость.

– Ты рассказал Мэтьюзу о Филиппе? О том, что его, возможно, держат в плену на острове?

– Конечно, не рассказал. Если бы рассказал, то тебя немедленно арестовали бы.

– Поезжай к ним и расскажи все, отец. Обо мне, о Филиппе и о спектакле, который мы перед ними разыграли.

– Нет, – решительно заявил Макс. – Если ты надеешься на их милосердие, сынок, то ты быстро убедишься: по отношению к тебе они по-прежнему непреклонны. И дня не пройдет, как ты будешь качаться на виселице.

– Я могу им помочь. Убеди их в этом. Узнай, на какое время назначена атака – с точностью до минуты. Уговори их подождать, пока я не поменяюсь с Филиппом местами.

– Интересно, и как ты собираешься помогать военным морякам?

– На Вороновом острове со мной будут мои люди, меня поддержат. Мы будем действовать из лагеря врага, с острова. Скажи Мэтьюзу, что мы подожжем склады боеприпасов, захватим крепостные пушки и сомнем линию обороны в гавани. Тогда эскадра сможет легко захватить остров.

Макс покачал головой:

– Слишком велик риск, что-нибудь может не сработать.

– Такую возможность никогда нельзя исключать, но нам придется на это пойти, отец. Ради Филиппа. Заставь Мэтьюза понять, что я могу им помочь. Убеди его. Макс молча кивнул.

Жюстин с облегчением понял, что отец сделает так, как он его просит.

– Отец, ты, конечно, понимаешь, что потом мне придется исчезнуть навсегда?

– Я не теряю надежды добиться для тебя помилования.

– На это не хватит ни твоих денег, ни влияния. Если меня не поймают, я уеду и, будем надеяться, меня сочтут погибшим.

– И мы никогда больше тебя не увидим? – тихо спросил Макс.

– Нет, – чуть помедлив, ответил Жюстин.

– А Селия?

Жюстин ответил не сразу. Макс взглянул на сына. Тот смотрел куда-то вдаль отсутствующим взглядом.

– Ей будет лучше с Филиппом, – сказал он наконец.

До самого вечера Жюстин работал по хозяйству: забил доски на колокольне, убрал с дороги упавшее дерево, которое перекрыло аллею, ведущую к дому. Ему помогали рабы, и он невольно поймал себя на парадоксальной мысли: на Вороновом острове среди жестоких пиратов темнокожие пользовались такой же свободой и авторитетом, как и любой белый человек, а здесь, в цивилизованном, благополучном мире, они были бесправными рабами. Например, его товарищ Ог, умный, проницательный, талантливый человек, был бы рабом, и они не могли бы даже сидеть рядом за обеденным столом. Дружба с Огом и годы суровой жизни бок о бок с другими чернокожими матросами с «Бродяги» в корне изменили его представления о справедливости.