Тревога не оставляла ни на минуту. Но первый день путешествия не принес ничего, кроме усталости и сбитых до крови ног. Бродяга изначально задал высокий темп, двигался волчьим аллюром – сто шагов бегом, сто шагом. Успевал осматриваться, прислушиваться и принюхиваться. Иногда ложился на землю, раскидывал руки и затихал. Вставал и менял направление, заставлял бежать быстрей. Пробовал на зуб веточки и листья, кривился и сплевывал горький сок. Слушал землю, бесстрастно поглядывал на страшное небо.

Птиц потерялся в догадках – что же такое зрит нищий? Ведь почему-то не повел по светлому лесному коридору, что образовали древесные кроны. Свернул в чащу, заставил продираться сквозь бурелом. А потом вывел к зарослям терновника, первый опустился на землю и пополз вперед. Бродяга избегал оврагов, заполненных туманом. Шарахался, как от огня, старался поскорее убраться подальше. Обходил заросли дубов. Но Ирн удержался от вопросов, твердо решил довериться чутью нищего. Не зря же порт-долский трактирщик говорил, что Лохматый много раз уходил в Проклятый лес и возвращался.

Лишь под вечер, когда небо из фиолетового стало буровато-зеленым, бродяга сбавил темп. Но вместо того чтобы расслабиться, напрягся сильнее. Помрачнел и принюхался. Заглянул под каждый куст, притронулся к десятку деревьев и разворошил листву у корней. Выдернул из бороды сухие травинки, устало проворчал:

– Ночуем здесь.

Птиц с изумлением огляделся. В сгущающихся сумерках различалось ясно, что место для привала не подходит. Вокруг сплошные деревья, ни одного просвета. Почва сухая и каменистая, невдалеке заросли кустов. Вообще, по логике вещей, надо найти родник. Запасы воды подходят к концу, фляги показывают дно. А еще лучше отыскать широкую поляну – там, по крайней мере, можно развести костер… Но советоваться со спутником бродяга, видимо, не счел нужным. Просто упал на землю, подгреб побольше листьев под бок. Закряхтел, как старик, попытался устроиться удобнее.

– Как насчет костра? – с недовольством спросил Ирн. Уселся на листья, со стоном растер натруженные ноги. Поставил на землю мешок, выпустил изрядно помятого Колючку. Порылся, достал старенькое огниво.

– Не советую, – отозвался нищий. – Пламя привлечет ненужных гостей.

– Так нет никого, – хмыкнул послушник, красноречиво мотнул головой. – Пустота.

– Новерд не любит огня, – пробурчал Лохматый. Повозился, перевернулся на другой бок и глянул на парня с сонным любопытством.

– Новерд? – переспросил Птиц, удивленно приподняв брови.

– Ага, – подтвердил бродяга. С треском поскреб тело, застонал от наслаждения. На мгновение приоткрылась волосатая грудь. Мышцы выпуклые и сухие, ни грамма жира. Кожа густо покрыта извилистыми ниточками, бледными точками и крапинками. Застарелых шрамов так много, будто нищего когда-то резали на ремни. – Древнолесье. По слухам – остатки первого волшебного леса, который возник задолго до появления людей и эльфов. Поговаривают, отдельные рощи блуждают по миру. То тут возникнут, то там.

– Подожди, – пробормотал парень. – А как насчет проклятия, Тьмы и остального?..

– Враки, – лениво отмахнулся Лохматый. – Людям дай посочинять. Тьмы тут не больше, чем в любом другом месте. Лес очень древний. Наполнен старой магией, силами, духами. Кто-то поговаривал, что где-то в глубинах Новерда еще живут племена первых людей. А еще тут могут обитать старые боги, что ушли на покой после Акта Созидания…

– Все знают, что создатель мира – Алар! – возмутился послушник. Выпрямился, упрямо поджал губы. – И мы не какие-нибудь грязные дикари. Несем в душах искры божественного света!..

Сверху зашуршало, посыпались сухие листья. Бродяга насторожился, прислушался. Но сразу расслабился, хмуро посмотрел на одухотворенного парня. Подбородок вздернут, в глазах злость и свет веры. Того и гляди вцепится в горло ради своего Бога.

– И не говори, – задумчиво поддакнул Лохматый. С треском выдрал из спутанной шевелюры кусок подсохшей грязи. С любопытством осмотрел, понюхал. – Точно-точно, никакие мы не дикари. И несем… ага, духовность.

Птиц уловил в тоне бродяги иронию. Нахмурился, сжал кулаки и сказал:

– Бред!

– Слухи остаются слухами, – примирительно хмыкнул безумец.

– Скоро выйдем?.. – поинтересовался послушник.

– Не знаю, – откликнулся нищий. Поерзал на земле, устроился поудобнее. – Если повезет, через день-два. Если нет, сам понимаешь.

– А вернуться той же дорогой? – не унимался парень.

– Нельзя, – проворчал бродяга, поморщившись. – Твои рыцарственные дружки нагоняют. А с ними маги… Безликие крепко держат след. Я слушал землю, бегут, как стадо зубров к водопою. Мы пока быстрее, но завтра будет сложнее.

– Чем же? – поинтересовался Ирн.

– Новерд, – отрезал Лохматый. – Сегодня шли по самому краю. Завтра войдем глубже, и наступит веселье. Я однажды проник настолько далеко. И поверь, чуть не сошел с ума повторно. Первый день должны выдержать, второй не знаю. На удачу полагаться не люблю, но тут придется…

– Мы знакомы немного, но ты… – пробормотал послушник, с подозрением вглядевшись в безмятежное лицо нищего, – ты не похож на безумца.

– И? – лениво осведомился бродяга, тускло улыбнувшись. – Хочешь обвинить в том, что шпионю? Боюсь огорчить, но я тот, кем являюсь. Наши пути сошлись случайно. И та вещь, которую ты так любовно оберегаешь от остальных святош, меня не интересует.

Нищий приподнял бровь, бросил быстрый взгляд на тубус и улыбнулся шире. Птиц покраснел, поспешно убрал руку с футляра – все это время неосознанно прикрывал его ладонью. Да и когда бежали, постоянно придерживал и проверял: а не разошлись ли ремни, крепки ли печати… Послушник быстро справился со смущением, понял: бродяга говорит правду. Но раздражение заставило произнести:

– Безумство – хорошая маска. Удобная.

– Может, и так, – нарочито спокойно ответил Лохматый. Зевнул, причмокнул с удовольствием. – Тебе повезло, сейчас как раз момент просветления.

Нищий заговорщически подмигнул. Птиц хотел возразить, даже рот открыл. Но сразу захлопнул. Нечто в самом тоне или блеске глаз бродяги сказало о нем лучше, чем множество красноречивых слов. Лохматый испытывал боль. Постоянную и жуткую, невозможную. Ведь когда в душе пустота, жить просто не хочется. И каковы же мучения, когда знаешь, но не помнишь? Когда умеешь, но не ведаешь?..

– Как ты… – начал говорить Птиц.

– Не знаю! – неожиданно резко ответил бродяга, чутко уловив интонацию. Но оттаял, добавил мягче: – Каждый человек для чего-то предназначен в жизни. Одни растят потомство, пашут и сеют, строят и торгуют. Другие жгут и грабят первых, приносят смерть и разрушение. Третьи правят и первыми и вторыми…

– А четвертые? – хмуро спросил Ирн.

– Четвертые ищут, – убежденно заявил Лохматый.

– Что? – не отстал послушник.

– А, что угодно! – махнул рукой нищий. – Хотя… я бы сказал иначе. Болтаются в проруби, яки… ну ты понял. Ладно, хватит разводить философию. Настоящие мужчины должны есть, спать и тренироваться с оружием. Хотя да… пока спишь, остальные растят мускулы. Так что ты приступай, приступай… Разбудишь, когда небо станет синеватым. И не вздумай отходить далеко. Не хочу с утра обнаружить сюрприз в виде обглоданного скелета.

Лохматый зарылся в листья с головой и притих. Ирн поколебался и быстро, словно бросаясь в омут головой, сказал:

– Я несу свитки с заклинаниями. Украл в храме. Но не для того, чтобы подорвать мощь воинов Алара. Для благих дел. Мой наставник, один из иерархов Ордена Меча, давно предсказывал пришествие Тьмы. Но его не слушали. И более того – смеялись. Даже когда пробудился Мрон и начались «прорывы», никто палец о палец не ударил для выяснения причин. А наставник сумел понять, как победить, нашел выход. Я вызвался помочь в богоугодном деле. Отправился в Филанд, стал служкой при храме. Выкрал заклятия и теперь несу наставнику, дабы тот провел ритуал и изгнал Мрак…

– Интересно, – буркнул нищий. – Мир, значит, спасаешь… Молодец.