И в этот миг за спиной у него громыхнуло. Барон качнулся, едва не сброшенный за борт ударной волной. Лодки слуг Ктулху больше не существовало. Несколько мгновений немецкий офицер смотрел на то место, где только что покачивалось удивительное подводное судно, а потом снова повернулся к барону Фредериксу:

— Разрешите представиться, бригаденфюрер СС Карл Вилигут…

Глава 1

Монастырь, архив и командарм

Ельск. Август 1941

Я вам мозги не пудрю — уже не тот завод.

В меня стрелял поутру из ружей целый взвод.

За что мне эта злая, нелепая стезя?

Не то чтобы не знаю — рассказывать нельзя.

В. Высоцкий. «Тот, который не стрелял»

Василий поднес к глазам бинокль и вновь принялся разглядывать забитую беженцами переправу. Телеги, пара грузовиков и люди с поклажей образовали пробку. Молодой сержант метался туда-сюда, пытаясь навести порядок, но его никто не слушал. Поморщившись, Василий попытался представить, какой там сейчас гам, но тут, на вершине холма, крики людей, столпившихся на переправе, просто вплетались в монотонный гул канонады. Фронт был рядом, и Красная Армия, отступая, отчаянно сопротивлялась фашистским интервентам… Повернувшись, Василий передал бинокль майору — дородному вояке с длинными, лихо напомаженными буденновскими усами. Тот на мгновение припал к окулярам, внимательно разглядывая переправу и противоположный берег.

— И каково ваше мнение, Василий Архипович? — наконец поинтересовался он.

— Мое мнение? — фыркнул Василий. — Будете смеяться, но у меня его нет. Зато у меня есть приказ, и каким бы дурацким мы его не считали, выполнить его мы обязаны.

— И как вы себе это представляете?

— Пойдем налегке. Машину придется оставить.

— Но…

— А у вас, что, будут другие предложения? — Василий с интересом посмотрел на майора, и тот поежился под проницательным взглядом оперуполномоченного.

— Нам же приказали вывезти архив…

— Или уничтожить, — добавил Василий. — Вы, Андрей Андреевич, не перегибайте. Сразу было понятно, что ничего вывезти нам не удастся.

— Тогда…

— Никаких «тогда». Пойдем налегке. Если удастся, реквизируем машину на том берегу, если нет, сожжем все к чертовой матери!

— Очень легко вам это говорить, — фыркнул в ответ майор. — Вам-то что, вы — большая шишка из другого ведомства. Я вообще не понимаю, зачем они вас послали. Как говорится, задание не вашего калибра.

— Ну, это, положим, не вам решать, — отрезал Василий. — Но на машине мы туда определенно не попадем.

— И наши действия?

— Оставим машину здесь, под присмотром водителя. В случае чего, драпать на колесах будет быстрее.

— Драпать?

— А вы что думаете! — возмутился оперуполномоченный. — Немцы с минуты на минуту могут войти в город. Мост наверняка рванут. Так что, вернувшись с той стороны, нам придется драпать, чтобы не попасть в окружение, а то и хуже того, в плен… Вы читали постановление товарища Сталина о том, что сдавшийся в плен приравнивается к предателю?! Или вы хотите, чтобы мы с вами вдвоем… ах, что я говорю, вчетвером, вот, с Мишей и водилой, — и Василий кивнул в сторону грузовика, оставленного за холмом в овраге, — так вот, чтобы мы вчетвером остановили немецкую армию?

— Не Мишей, а Мойшей, — машинально поправил майор, и голос у него при этом был убитый.

Конечно, он отлично сознавал, что Василий прав. Прав на все сто… И в то же время не мог с ним согласиться. Не тому учили его на высших курсах НКВД. Ах, если бы не война, был бы он давно полковником… Впрочем, ныне эти мысли были совершенно бесплодны, хотя… Хотя многие говорили, что тут, на передовой, у самой линии фронта чины порой растут, как на дрожжах.

— Ладно, пойдем, время терять не стоит, а то и в самом деле придется с фашистами воевать, — и, чуть прихрамывая, Василий начал спускаться к машине по узкой тропинке, вьющейся по склону холма.

Два рядовых, куривших на подножке в ожидании начальства, тут же вскочили на ноги. Один — мужик средних лет, тощий, низкорослый, с бурым лицом, а второй — юноша в очках, еще младше того сержанта на переправе. Совсем мальчишка.

— Хватит курить! — объявил, подходя к машине, Василий. — Значит, так: Ярошенко, прикроешь грузовик ветками и сидишь в кабине тихо. Если мы с майором завтра к вечеру не вернемся, заводишь мотор и дуешь к нашим. Что сказать, сам знаешь. А ты, Михаил, возьми боеприпасов как можно больше и канистру с бензином. С нами пойдешь.

— Так я ж, Василий Архипович… — жалобным голосом начал было Мишка Вельтман, но Василию достаточно было бросить в его сторону суровый взгляд, как юноша замолчал.

— Вот так-то лучше. А ныть хватит!

Михаил, а точнее, Мойша Вельтман, заткнулся, так как знал, с Василием шутки плохи.

— И рекомендую поспешить, — добавил, подходя, майор. — А то повоевать придется, а к войне вы, молодой человек, судя по всему, не слишком-то расположены.

Василий же, не обращая внимания на своих спутников, быстрым шагом направился в обход холма, к дороге. Однако, дойдя до обочины, подниматься на дорогу не стал, она была забита телегами и беженцами.

— Вдоль дороги, — не оборачиваясь, бросил он своим спутникам.

Майор на мгновение замялся. Опустил взгляд на свои хромовые, блестящие, словно только что начищенные сапоги.

— А может, по дороге?.. — неуверенно поинтересовался он.

Но Василий его даже слушать не стал.

— Хотите, попробуйте, я вас ждать не стану, — на ходу, не останавливаясь, объявил он и быстро пошел вперед.

Майору и рядовому ничего не осталось, как только последовать за своим командиром. Вообще Кузьмин майору не нравился. Имевший достаточно большие связи майор Галкин так ничего и не смог узнать про своего нового командира. Стоило ему сделать какой-нибудь запрос или попытаться выйти на какие-то архивы через многочисленных «друзей» в управлении НКВД, как он всякий раз натыкался на упоминание о таинственном Третьем отделе с грифом «Совершенно секретно». И что удивительно, допуск к этому «Совершенно секретно» имели только члены правительства, да и то не все. Так кто же такой в самом деле был его нынешний командир Василий Архипович Кузьмин? Что скрывалось за его простецким, открытым лицом, какие тайны он хранил? Многое майор отдал бы, чтобы узнать хоть малую толику о своем командире. Ведь он о нем практически ничего не знал, да и звание у Кузьмина было какое-то странное: «особый оперуполномоченный». А ведь командовал генералами, и те, невзирая на свои погоны, слушались его. А случись что, как он будет докладывать: оперуполномоченный приказал мне… Да ведь никто ему не поверит. И тем не менее, сейчас майору ничего не оставалось, как следовать за своим странным командиром.

В приказе, который они получили три дня назад, говорилось совершенно ясно: вывезти архив, хранящийся в Ельске. В крайнем случае — архив уничтожить. Только вот почему послали их, а не отдали приказ одной из отступающих частей? Зачем посылать их на передовую? Или в этих бумагах хранилось что-то столь важное, что ни в коем случае не должно было достаться фашистам.

Одно дело сидеть при штабе войск НКВД и слушать в бомбоубежище сводки с фронта, а совсем другое отправиться для выполнения какого-то дурацкого задания на передовую…

Пока майор заново прогонял в голове все эти мысли, бесплодно пытаясь решить загадку своего нового командира, они добрались до моста. В этот раз, хочешь — не хочешь, пришлось перебираться через канаву на дорогу. Хотя тут-то как раз ничего сложного не было. Вся канава оказалась завалена брошенными вещами. Совсем недавно — нужными вещами, без которых их хозяева жизни себе не представляли. Именно поэтому, убегая от немцев (а скорее даже не от них, а от войны и смерти), люди захватили их с собой, а теперь в придорожной пыли рядом валялись и вещи, и чье-то подвенечное платье, и битая посуда, и икона — первые жертвы войны.