Смерть великого хана случилась в Монголии всего во второй раз. Ломалась иерархия власти, рушился установленный порядок вещей. Теперь предстояло выбирать нового великого хана — а это дело было долгим, трудным и требовало присутствия всех представителей «Золотого рода» наследников Чингисхана, имевших право претендовать на власть над миром.

Батыя не могли не беспокоить и наверняка дошедшие до него слухи о том, что великий хан был отравлен. Называли и имя предполагаемой отравительницы: ею будто бы была Абикэ-беги, некогда одна из любимых жён самого Чингисхана, отданная им, вследствие дурного сна, в жёны Кяхтей-нойону. Племянница правителя кереитов Ван-хана (знаменитого «пресвитера Иоанна»), Абикэ приходилась родной сестрой Соркуктани-беги, матери Менгу и одной из самых влиятельных женщин Монгольской империи, давней единомышленницы Батыя (ещё одна их сестра была когда-то старшей женой отца Батыя Джучи). Дело было так. Сын Абикэ-беги служил стольником у Угедея; сама она ежегодно приезжала к великому хану из «Китайской страны, где был её юрт», и устраивала для него пир. В последний свой приезд она тоже устроила пир и по обыкновению поднесла хану чашу с вином. Ночью во сне хан скончался. Тут же стали злословить, что Абикэ-беги и её сын, наверное, положили в чашу яд; первыми слух этот пустили вдова Угедея Туракина-хатун и эмиры. Вскоре, однако, слух был опровергнут. Джалаир Илджидай, весьма влиятельный в окружении Угедея, высказался по этому поводу так: «Что за вздорные слова? Сын Абикэ-беги — баурчи (стольник. — А. К.), он ведь всегда подносил чашу, и каан всегда пил вина слишком много. Зачем нам нужно позорить своего каана, говоря, что он умер от покушения других? Настал его смертный час. Надо, чтобы больше никто не говорил таких слов» ⁸⁵. Так было признано, что Угедей умер своей смертью. Но, несмотря на строгое запрещение, слухи об отравлении великого хана ещё долго ходили в Монгольской империи. Побывавшие в ставке Гуюка в 1246 году монахи-францисканцы Плано Карпини и Бенедикт Поляк внесли их в свои отчёты: по их словам, Угедей «был… умерщвлён ядом»; «умер, отравленный своей сестрой», некой «тёткой» «нынешнего императора» (то есть Гуюка), «убившей ядом его отца, в то время, когда их войско было в Венгрии» ⁸⁶. Г. В. Вернадский, принявший эту версию, увидел в произошедшем едва ли не поворотный момент в истории всего европейского Средневековья. «Кем бы ни была эта женщина, — писал он об упомянутой «тётке» хана Гуюка, — её следует рассматривать как спасительницу Западной Европы» ⁸⁷. Фраза, несомненно, яркая и запоминающаяся, но едва ли соответствующая действительности. Называть Абикэ-беги «спасительницей Европы» я бы всё-таки не спешил. Многое говорит за то, что Угедей умер своей смертью. Его пристрастие к пьянству и неумеренность в этом отношении были хорошо известны (сам Угедей признавал за собой этот порок!), а вот смерть великого хана, кажется, никому не была выгодна — и меньше всего как раз тем людям, которых в ней обвиняли. Так что если уж принимать мысль Вернадского, то логичнее было бы выразить её по-другому: Западная Европа была обязана своим спасением банальному пьянству, которым страдали и великий хан, и многие другие представители элиты монгольского общества.

Батый не мог не понимать, что слухи, пущенные вдовой Угедея, имеют вполне определённую цель: дискредитировать противную ей партию, возглавляемую Соркуктани-беги. А значит, косвенно слухи эти были направлены и против него, Батыя, ибо он уже давно поддерживал с вдовой Тулуя доверительные отношения и надеялся на её поддержку в критической ситуации. Как раз такая ситуация и наступила со смертью великого хана. Тем более что около этого же времени, по одним источникам за семь месяцев доУгедея, по другим — «меньше чем через год» послеего смерти, скончался и старший брат Угедея Чагатай ⁸⁸.

Напомню, что главный недоброжелатель Батыя, старший сын Угедея Гуюк, отправился в Монголию много раньше его. Теперь Гуюк был в числе основных претендентов на освободившийся ханский престол. Правда, сам Угедей завещал престол не ему, а сначала своему третьему сыну Кучу, а затем, когда тот умер, — его первенцу, своему внуку Ширамуну — юноше «весьма умному и способному», который и воспитывался как наследник в ставке великого хана. Но Ширамун был ещё мал, и Туракина-хатун, ставшая после смерти мужа полновластной главой его дома (а значит, и регентшей ханского престола), сделала всё, чтобы не допустить внука к власти. Не спешила она передавать престол и сыну Гуюку, пользуясь пока что теми благами, которые давало ей собственное регентство. Ещё больше Туракина должна была опасаться Менгу, также находившегося в Монголии и уже давно снискавшего славу одного из самых уважаемых представителей «Золотого рода». А ведь был ещё и Бату, возглавлявший Западный поход и ставший после смерти Угедея и Чагатая старшим среди всех потомков Чингисхана. Правда, к счастью для Туракины и других представителей дома Угедея, Бату находился далеко от Монголии и не мог влиять на ситуацию. Наконец, свои права на ханский престол неожиданно выдвинул и младший брат Чингисхана Тэмугэ-Отчигин, не принадлежавший к «Золотому роду», но в качестве «хранителя традиций» вмешивавшийся во все семейные дела Чингисидов.

Этот расклад сил был известен Бату. Неопределённость политической обстановки, казалось бы, требовала его немедленного присутствия в Монголии. Но в том-то и дело, что в Монголию Бату не спешил. Наверное, он понимал, что на этот раз его шансы одолеть Гуюка крайне невелики.

Смерть Угедея и в самом деле должна была привести к немедленному прекращению военных действий; в этом смысле шаги Бату понятны и оправданны. (Точно так же смерть в 1259 году великого хана Менгу заставит монголов прекратить наступление на Ближнем Востоке: узнав о случившемся, возглавлявший поход Хулагу немедленно вернётся в Монголию и страны Арабского мира будут спасены.) Напомню, что именно Угедей отправлял войска на запад; всё, что совершали царевичи в странах Восточной и Центральной Европы, совершалось ими от имени великого хана. Для участия в избрании нового хана в Монголию надлежало отправиться не только самому Бату, но и другим царевичам — Кадану, Бури, Байдару и всем остальным; задерживать их Бату не имел никакого права.

Но была ли смерть великого хана единственной причиной завершения Западного похода? Думаю, что нет.

Прежде всего надо сказать о том, что задачи, поставленные перед Бату в начале Западного похода, были выполнены практически полностью. Все те одиннадцать народов, которые ему было поручено завоевать, были завоёваны (во всяком случае, те народы, названия которых мы в состоянии отождествить). Более того, войска Кадана достигли побережья Адриатического моря — то есть в буквальном смысле прошли по всем землям, по которым могли ступить копыта их лошадей, — а ведь именно так монголы обозначали пределы того обитаемого мира, который должен был быть завоёван ими. (Очень точно выражена эта мысль в заглавии заключительной книги трилогии писателя Владимира Яна: ордам Батыя действительно удалось достичь «последнего моря», так что всё громадное пространство между Жёлтым и Адриатическим морями теперь принадлежало им.)

Но это лишь одна сторона дела. Не менее важно другое. Начиная поход, монголы имели весьма смутное представление о народах Запада. Помимо кипчаков (половцев), им были известны волжские болгары, русские (орусут), асы и черкесы, венгры и некоторые другие племена, населявшие Европу. Но оказалось, что этих народов гораздо больше, что на пути монгольских войск находятся бесчисленные государства с богатыми городами, развитой экономикой, прекрасно организованными армиями (пускай и уступающими монгольской в выучке и техническом оснащении). Монголы считали титул правителя венгров — «келар» (король) — чуть ли не именем собственным, названием народа. Но оказалось, что королей в Европе великое множество и они ничуть не уступают венгерскому ни знатностью, ни могуществом — напротив, даже превосходят его. Покорив Русь, Венгрию, Моравию и Польшу, монголы лишь слегка углубились в тело христианской Европы; они были лишь на окраинах латинского мира. И хватило бы у них сил завоевать его целиком? В разгар монгольского нашествия на Венгрию император Священной Римской империи Фридрих II в письме английскому королю Генриху III воссоздавал — пускай идеальную и несбыточную — картину того, как все христианские государства Запада объединятся и выступят против татар — как «бурно и пылко» поднимется на войну Германия, а за нею «родоначальница и питомица отважного рыцарства Франция, воинственная и смелая Испания, славная мужами и оснащённая флотом богатая Англия, изобилующая неутомимыми бойцами Алемания, морская Дания, неукротимая Италия, не ведающая мира Бургундия, беспокойная Апулия с пиратскими и непобедимыми островами в морях Греческом, Адриатическом и Тирренском, Кипр, Крит, Сицилия с островами и землями, прилежащими к океану, кровавая Гиберния (Ирландия. — А. К.) с бодрым Уэльсом, озёрная Шотландия, ледовая Норвегия и прочие знаменитые и славные на западе расположенные королевства» ⁸⁹. Картина весьма далёкая от реальности, плод богатой фантазии императора! Но ведь сами эти королевства действительно существовали, и монголам ещё надо было покорять их… Нет сомнений в том, что Батый, как и раньше, уделял самое серьёзное внимание разведке и сбору информации о будущих противниках. И он должен был понять, что по мере продвижения на запад задача покорения всей Европы, всего мира становится всё более и более несбыточной, превращается в утопию. Конечно, монгольские ханы и после завершения Западного похода смотрели на Европу как на своюземлю и считали возможным требовать от европейских правителей полнейшей и безусловной покорности. В этом отношении показательно письмо хана Гуюка, переданное им в 1246 году через Плано Карпини римскому папе (вспомним: «Силою Бога все земли, начиная от тех, где восходит солнце, и кончая теми, где заходит, пожалованы нам»), «Ныне вы должны сказать чистосердечно: “Мы станем вашими подданными, мы отдадим вам всё своё имущество”, — указывал великий хан главе христиан Запада. — Ты сам во главе королей, все вместе без исключения, придите предложить нам службу и покорность. С этого времени мы будем считать вас покорившимися» ⁹⁰. Известно, что Гуюк готовился к новому походу на Запад, намеревался завершить то, что начал Батый, — и только смерть не дала ему приступить к исполнению этого замысла. Впоследствии, при преемниках Батыя, монгольские войска ещё будут нападать и на польские, и на венгерские земли — правда, уже не с таким размахом. Но вот Батый от идеи покорения мира, кажется, отказался, и отказался сознательно. Вероятно, он оценивал ситуацию более реалистично — и в этом, несомненно, проявился присущий ему трезвый, практический взгляд на суть происходящих событий.