– Что касается одежды, возможно, золотое шитье и камни имеют большую цену. С вашего разрешения я упакую их и пошлю в Нагасаки. – (В порту Нагасаки, на самом южном берегу южного острова Кюсю, располагались торговые фактории португальцев.) – Варвары могут хорошо заплатить за эти диковины и безделушки.

– А что в тюках в другом трюме?

– Там теплая одежда. Совершенно бесполезная для нас, господин, вовсе не имеющая рыночной цены. Но это порадует вас. – Дзукимото открыл сундук.

Там хранилось двадцать тысяч чеканных кусочков серебра. Испанские дублоны. Высшего качества.

…Ябу забарахтался в ванне. Он вытер пот с лица и шеи маленьким белым полотенцем и глубже погрузился в горячую ароматную воду. «Если бы три дня назад, – сказал он себе, – прорицатель предрек нечто подобное, ему скормили бы его собственный язык, чтобы врал да не завирался…»

Три дня назад он был в Эдо, столице Торанаги. Послание Оми попало туда к вечеру. Очевидно, что корабль нужно было обыскать сразу же, но Торанага отлучился в Осаку, чтобы окончательно объясниться с Исидо, и предложил Ябу и всем дружественным соседям-даймё дождаться его возвращения. Отказ от такого приглашения грозил самыми ужасными последствиями. Ябу знал, что он и другие даймё, а также их семьи служили заложниками безопасности Торанаги и – хотя об этом не говорилось вслух – благополучного его возвращения из неприступной вражеской Осакской крепости, где проходила встреча. Торанага возглавлял Совет регентов, который тайко назначил на смертном ложе, повелев ему управлять страной до достижения совершеннолетия его сыном Яэмоном, которому сейчас было семь лет. Из пяти регентов, сплошь даймё, только Торанага и Исидо имели реальную власть.

Ябу тщательно взвесил все резоны в пользу поездки в Андзиро, связанные с ней опасности и неотложные дела, требующие его присутствия. Потом послал за женой и любимой наложницей.

Мужчина мог иметь сколько угодно наложниц, но только одну жену одновременно.

– Я только что получил от моего племянника Оми секретное послание: корабль варваров прибился к берегу в Андзиро.

– Один из «черных кораблей»? – Его жена пришла в большое волнение. Речь шла об огромных, невероятно богатых торговых кораблях, которые ежегодно в сезон муссонов плавали между Нагасаки и португальской колонией в Макао, которая лежала почти в тысяче миль к югу от китайского берега.

– Нет. Но он может быть богатым. Я уезжаю немедленно. Вы скажете, что я заболел и меня нельзя беспокоить некоторое время ни под каким предлогом. Вернусь через пять дней.

– Это очень опасно, – предупредила его жена. – Господин Торанага приказал нам всем оставаться. Я уверена, он добьется согласия с Исидо, и он слишком силен, чтобы его сердить. Господин, мы не можем поручиться, что кто-нибудь не догадается, в чем дело. Здесь повсюду шпионы. Если Торанага вернется и обнаружит, что вы уехали, ваше отсутствие будет неправильно понято. Ваши враги настроят его против вас.

– Да, – добавила наложница. – Пожалуйста, извините меня, но вы должны послушать госпожу, вашу жену. Она права. Господин Торанага никогда не поверит, что вы ослушались его только для того, чтобы поглядеть на корабль варваров. Пожалуйста, пошлите кого-нибудь другого.

– Но это не обычный чужеземный корабль. Это не португальское судно. Слушайте меня. Оми говорит, что эти люди из другой страны. Эти люди говорят между собой на языке, звучащем совсем иначе, у них голубые глаза и золотые волосы.

– Оми-сан сошел с ума. Или выпил слишком много саке, – заявила его жена.

– Это слишком важно, чтобы шутить… для него и для тебя.

Его жена с поклоном извинилась и признала, что он совершенно прав, но что ее замечание не обидная насмешка. Это была маленькая, тоненькая женщина, на десять лет старше его, в течение восьми лет она приносила ему по ребенку в год, пока чрево ее не усохло, и пятеро из них были сыновья. Трое стали воинами, храбро сражались в войне против Китая и приняли достойную смерть. Еще один стал буддийским монахом, а последнего, которому сейчас было девятнадцать, он презирал.

Его жена, госпожа Юрико, была единственной женщиной, которую он когда-либо боялся, и единственной, которую он ценил, за исключением покойной матери, она правила его домом мягко и осмотрительно.

– Еще раз, пожалуйста, извините меня, – произнесла она. – Оми-сан написал, что за груз?

– Нет. Он не осмотрел его, Юрико-сан. Он сообщает, что сразу же опечатал корабль, настолько тот необычен. До сих пор здесь не видели ни одного судна, не принадлежащего португальцам. Он также доводит до нашего сведения, что это военный корабль. С двадцатью пушками на палубах.

– А! Тогда кто-то должен поехать туда немедленно.

– Я собираюсь сам.

– Пожалуйста, откажитесь от этого решения. Пошлите Мидзуно. Ваш брат умен и осмотрителен. Я умоляю вас не ехать.

– Мидзуно слаб для такого дела, и я ему не доверяю.

– Тогда прикажите ему сделать сэппуку, – отрезала она.

Сэппуку, иногда называемое харакири, – ритуальное самоубийство путем вспарывания живота с удалением внутренностей – было единственным способом, позволяющим самураю искупить позор, грех или бесчестье, и составляло привилегию самурайского сословия. Все самураи – включая женщин – с детства готовились либо совершить харакири, либо участвовать в нем в качестве помощника. Женщины совершали сэппуку только одним способом – вонзая нож в горло.

– Позже, не теперь, – возразил Ябу жене.

– Тогда пошлите Дзукимото. Ему наверняка можно доверять.

– Если бы Торанага не приказал своим женщинам оставаться здесь, я бы послал тебя. Но это слишком опасно. Я должен ехать, у меня нет выбора. Юрико-сан, ты все твердишь мне, что моя казна пуста, что я не имею кредита у этих мерзких ростовщиков. Дзукимото говорит, что мы собираем предельно большой налог с крестьян. Мне нужно больше лошадей, оружия, снаряжения, самураев. Может быть, корабль даст мне все это.

– Приказы господина Торанаги звучали ясно, господин. Если он вернется и обнаружит…

– Да. Если он вернется, госпожа. Я думаю, он сам попал в ловушку. Господин Исидо имеет восемьдесят тысяч самураев только вокруг Осаки и в самой крепости. Для Торанаги безумием было ехать туда с несколькими сотнями человек.

– Он слишком хитер, чтобы рисковать собой без необходимости, – заявила она уверенно.

– Если бы я был Исидо и он оказался в моих руках, я бы убил его сразу.

– Да, – согласилась Юрико. – Но мать наследника остается заложницей в Эдо, пока Торанага не вернется. Господин Исидо не осмелится тронуть Торанагу, пока она не окажется в Осаке.

– Я убил бы его. Жива госпожа Отиба или мертва, не имеет значения. Безопасность наследника зависит от Осаки. Если Торанага умрет, дела пойдут вполне определенным образом. Торанага – единственная настоящая угроза наследнику, единственный, кто может, используя Совет регентов, узурпировать власть тайко и убить мальчика.

– Пожалуйста, извините меня, господин, но, может быть, господин Исидо способен привлечь на свою сторону трех других регентов, объявить Торанагу изменником и это станет концом Торанаги, а? – спросила наложница.

– Да, госпожа, если бы Исидо мог, он бы так и сделал, но я думаю, это не по силам ни ему, ни даже Торанаге. Тайко очень хитро подобрал регентов. Они презирают друг друга так сильно, что не способны хоть в чем-то найти общий язык. Прежде чем принять власть, пять великих даймё поклялись перед умирающим тайко в вечной верности его сыну и его семье. И они прилюдно дали священную клятву править единодушно и передать государство в целости Яэмону, когда тот достигнет пятнадцати лет. Единодушное правление означает, что ничего не изменится, пока Яэмон не получит власть.

– Но однажды, господин, четыре регента объединятся против одного из ревности, страха или тщеславия. Четверо решат, что приказов тайко достаточно для войны, так?

– Да, но это окажется маленькая война, госпожа, и один будет непременно разбит, и его земли разделят победители, которые затем назначат пятого регента, и через какое-то время один снова встанет против четверых, и опять одного победят, и его земли поделят – все как тайко задумал. Моя единственная задача – решить, кто будет этим одним на сей раз – Исидо или Торанага.