– Ты же знаешь Похьянена. Он указал, как именно стекала с нее кровь: сначала она бежала с груди в сторону спины.
– Значит, тело лежало на спине.
– Да, криминалисты осмотрели это место. Совсем недалеко от берега, где стояла ее лодка. Иногда Нильссон использовала ее, чтобы переправиться на тот берег, в Пойкки-ярви. На берегу возле лодки обнаружены ее туфли.
– Что дальше? Я имею в виду кровотечения.
– Дальше были менее обильные кровотечения от ран на лице и голове в области темени.
– О’кей, – согласилась Анна-Мария. – Убийца нес ее, обхватив за плечи, головой вниз.
– Да, это все объясняет. Согласись, слишком большая нагрузка для утренней гимнастики сельской домохозяйки.
– Вероятно, и я смогла бы перенести ее, – заметила Анна-Мария. – Да и повесить на органе тоже. Она ведь была совсем маленькая.
«Особенно если бы я была вне себя, в ярости…» – добавила она мысленно.
– Кровотечения от последних повреждений идут в направлении ног, – продолжал Свен-Эрик.
– Это когда ее уже повесили?
Свен-Эрик кивнул.
– То есть тогда она еще не умерла?
– Не совсем. Так написано в заключении.
Анна-Мария посмотрела в документы. Небольшое кровотечение на коже пониже раны на шее открылось, когда Мильдред уже повесили. Судмедэксперт Похьянен полагал, что тогда она умирала, то есть была чуть жива, вероятно, без сознания.
– А что с этими…чулками… во рту? – спросила Анна-Мария.
– Это ее чулки, – ответил Свен-Эрик. – Ведь ее туфли нашли на берегу. Когда Нильссон повесили, у нее ничего не было на ногах.
– Такое мне приходилось видеть и раньше, – заметил прокурор. – Когда убивают таким способом, жертва дергается и хрипит. Это довольно неудобно. И чтобы заставить ее замолчать…
Бьёрнфут оборвал фразу, вспомнив один случай из своей практики. Тогда муж лишил жизни жену, предварительно избив ее. В горле женщины обнаружили полгардины.
Анна-Мария разглядывала фотографии. Разбитое лицо. Зияющий провал рта без передних зубов.
«А руки? – вспомнила она. – Если она сопротивлялась, должны остаться следы на внешних ребрах ладоней».
– И никаких следов борьбы? – спросила Анна-Мария.
Прокурор и Свен-Эрик покачали головами.
– И никаких отпечатков пальцев?
– Удалось обнаружить отпечатки на одном чулке.
В это время Густав принялся обдирать листья на фикусе, который стоял на полу в кадке. Анна-Мария попыталась оттащить мальчика, но тот ударился в крик.
– Нельзя, нет, – повторяла Анна-Мария отбивающемуся сыну, который рвался обратно к фикусу.
Прокурор хотел было что-то сказать, но тут Густав завыл, как сирена. Анна-Мария попробовала занять его своими ключами от машины и мобильным телефоном, но все это с грохотом полетело на пол. Густав решил ободрать фикус и был не намерен отступать. Анна-Мария ухватила его под мышки и потащила из комнаты.
– Я опубликую объявление под рубрикой «Отдам даром», – выдавила она сквозь зубы. – Или нет, лучше «Меняю». «Здорового мальчика полутора лет на газонокосилку».
Свен-Эрик проводил Анну-Марию до машины. «Все тот же потрепанный «Форд Эскорт», – отметил он про себя. Густав забыл о своей обиде, лишь только его поставили на землю. Сначала его внимание привлек голубь, клевавший что-то из картонной коробки. Завидев Густава, птица устало взмахнула крыльями и улетела прочь, а мальчик принялся рассматривать коробку, из которой потекло что-то розовое, похожее на рвоту. Он не успел добежать до нее, когда Анна-Мария подхватила сына. Ребенок заревел, словно настал его последний час. Наконец мать устроила его на детском кресле в машине и захлопнула дверцу. Изнутри раздался приглушенный крик.
– Вот там я его и оставлю, а сама прогуляюсь до дома, – слабо улыбнулась она Свену-Эрику.
– Подумать только, как он протестует, когда ты мешаешь ему сделать задуманное, – Свен-Эрик кивнул на коробку.
Анна-Мария содрогнулась в притворном ужасе, подтверждая его мысль.
На несколько секунд они замолчали.
– Да, – усмехнулся Стольнакке, – мне опять предстоит работать с тобой.
– Бедняга, – улыбнулась в ответ Анна-Мария. – Да, спокойной жизни пришел конец, – добавила она серьезно. – Мильдред была не из робкого десятка, судя по тому, что писали о ней газеты. Организовала курсы самообороны и все такое. И никаких следов борьбы!
– Я заметил, – кивнул Свен-Эрик.
Кончики его усов встали торчком, а лицо приняло сосредоточенное выражение.
– Похоже, она не ожидала нападения и знала его, – проговорил Свен-Эрик, усмехнувшись. – Или ее, – уточнил он, сделав паузу.
Анна-Мария задумчиво кивнула. Стольнакке смотрел вдаль, на ветровые турбины в Пеураваара. Это была одна из их излюбленных тем для обсуждения: Свен-Эрик полагал, что они красивы; Анна-Мария находила их похожими на уродливые утюги.
– Возможно, – произнесла она в ответ на его предположение.
– Вероятно, у преступника есть собака, – продолжал Свен-Эрик. – На одежде Мильдред криминалисты нашли волоски собачьей шерсти, а она не держала животных.
– Что за собака?
– Неизвестно. После Хелен из Хёрбю мы пытались развивать технологии, но… Породу определить невозможно, однако если найдется подозреваемый с собакой, можно будет сравнить образцы шерсти.
В это время крик из салона автомобиля усилился, и Анна-Мария села за руль. Должно быть, разорвало выхлопную трубу, когда машина тронулась с места. Во всяком случае, звук был такой, будто по ней прошлись бензопилой. «Форд Эскорт» дернулся и помчался в сторону района Яльмар-Лундбумсвеген.
– Черт, ну ты и водишь! – крикнул Свен-Эрик вслед удаляющейся машине.
Сквозь облако маслянистого газа он видел, как Анна-Мария на прощание помахала рукой.
Ребекка Мартинссон вела взятый напрокат «Сааб» в сторону Юккас-ярви. Торстен Карлссон дремал на пассажирском месте, откинувшись на спинку. Он расслаблялся накануне предстоящей встречи и время от времени смотрел в окно.
– Предупреди, если будем проезжать что-нибудь достойное внимания, – попросил он Ребекку.
Та криво усмехнулась.
«Здесь все достойно внимания, – подумала она. – Вечернее солнце в просвете между соснами. Мошкара, клубящаяся над кустами иван-чая в придорожной канаве. Трещины в асфальте. И все то, что лежит на дороге, расплющенное и мертвое».
Встреча со священниками должна была состояться не раньше завтрашнего утра. Однако по телефону пастор сказал Торстену следующее:
– Если приедете вечером во вторник, дайте мне знать. Я покажу вам две красивейшие церкви Швеции, в Кируне и Юккас-ярви.
– Едем во вторник! – решительно заявил Торстен. – Хорошо бы поговорить с ним до начала совещания. Надень что-нибудь поприличнее.
– Сам надень что-нибудь поприличнее, – огрызнулась Ребекка.
В самолете они сидели рядом с женщиной, которая сразу же завязала разговор с Торстеном. Она была высокого роста, в просторной льняной куртке и с огромным медальоном на шее, изображающим что-то из «Калевалы». Когда Торстен сообщил ей, что направляется в Кируну в первый раз, она восторженно хлопнула в ладоши. А потом принялась давать советы, что ему обязательно следует посмотреть.
– Со мной мой собственный гид, – кивнул Торстен в сторону Ребекки.
Женщина повернулась к ней.
– Вы уже бывали в Кируне?
– Я родилась там.
Попутчица оглядела Ребекку с головы до ног – и в глазах ее мелькнуло недоверие.
Ребекка отвернулась к окну, предоставив Торстену одному продолжать разговор. Она знала, что в Кируне будет выглядеть чужой в этом сером костюме и туфлях от «Бруно Магли»[10], и ей это не нравилось.
«Ведь это моя родина», – с возмущением подумала она.
Тем временем самолет пошел на посадку. Внизу открылся город: скопление зданий, упорно цепляющихся за склоны гор, богатых железом. А вокруг болота, низкорослые леса да реки. Ребекка затаила дыхание.
