Бертил Стенссон пододвинул в сторону Ребекки клочок бумаги.
«Здесь действительно есть над чем поразмыслить», – прочитала она.
«Вот как! – подумала Ребекка. – Значит, будем сидеть и обмениваться записками, как школьники на уроке».
Она улыбнулась и чуть заметно кивнула.
Торстен уже закончил свой доклад и ответил на немногочисленные вопросы.
Бертил Стенссон предложил присутствующим выпить кофе на свежем воздухе.
– Местным жителям не стоит упускать такую возможность, – заметил он. – Не так часто мы позволяем себе выносить мебель во двор, мы ее бережем.
Он сделал приглашающий жест в сторону сада и, в то время как народ стал выходить на улицу, увлек Ребекку и Торстена за собой в гостиную. Торстен принялся разглядывать на стенах картины Ларса Леви Сунны, а Ребекка заметила, как Стенссон взглядом приказал Стефану Викстрёму выйти со всеми остальными в сад.
– Думаю, вы предложили именно то, что нам надо, – сказал пастор Торстену. – Однако вы нужны мне именно сейчас и совсем по другому делу.
Торстен продолжал разглядывать картину. На ней олениха с кроткими глазами кормила своего детеныша. Через открытую дверь Ребекка увидела откуда ни возьмись появившуюся женщину с подносом, уставленным чашками и термосами с кофе.
– Мы переживаем трудные времена, – продолжал пастор, – вы, я думаю, слышали об убийстве Мильдред Нильссон.
Торстен и Ребекка кивнули.
– Теперь мне предстоит найти ей замену. А ведь не секрет, что они со Стефаном плохо ладили между собой. Стефан против рукоположения женщин. Я не разделяю его убеждений, но не могу не принимать их во внимание. Мильдред была нашей главной феминисткой, если можно так выразиться, а с такими людьми непросто иметь дело. Я знаю женщину, готовую занять ее место на церковной кафедре. Она хороший священник, и я ничего не имею против нее, тем не менее… Ради сохранения мира в общине я предпочел бы мужчину.
– Даже если он не столь хороший священник? – спросил Торстен.
– Да. Такое возможно?
Торстен погладил ладонью подбородок, не спуская глаз с полотна.
– Понимаю, – ответил он. – Но эта женщина может подать на вас в суд, и вам придется заплатить ей компенсацию за моральный ущерб.
– И принять ее на работу?
– Нет-нет. Если вы возьмете кого-то другого, вас не заставят его увольнять. Я могу узнать, к каким суммам обычно приговаривают в таких случаях. Я готов сделать это совершенно бесплатно.
– Вероятно, ваш начальник имел в виду, что вы готовы сделать это совершенно бесплатно, – со смехом обратился пастор к Ребекке.
Она вежливо улыбнулась, а Стенссон снова повернулся к Торстену.
– Буду вам очень признателен, – уже серьезно сказал он. – Ну а теперь еще один вопрос. Точнее, два.
– Давайте, – ответил Карлссон.
– Мильдред основала фонд в поддержку волчицы, которая бродит здесь, в окрестностях Кируны. Цель фонда – сохранить зверю жизнь. Платить компенсации саамам, наблюдать за ней с вертолета, сотрудничать с Обществом охраны природы…
– Интересно.
– Однако, по всей видимости, Мильдред не получила в общине той поддержки, на какую рассчитывала. Не то чтобы мы настроены против волчицы, но мы должны сохранять в этом вопросе известный нейтралитет. Церковь должна остаться домом для всех, и противников, и сторонников этого животного.
Ребекка видела в окно, с каким интересом председатель церковного совета смотрит в их сторону. Он пил кофе, поднеся к подбородку блюдечко, чтобы не накапать на скатерть. На нем была отвратительная рубашка. Должно быть, когда-то она имела бежевый цвет, пока ее не постирали вместе с синими носками. «И все-таки он удачно подобрал к ней галстук», – заметила про себя Ребекка.
– Мы хотим расформировать фонд, а имеющиеся средства пустить на решение более насущных проблем, – закончил пастор.
Торстен пообещал ему переадресовать этот вопрос специалистам по коммерческому праву.
– Осталась еще одна довольно деликатная проблема, – продолжал Стенссон. – Муж Мильдред Нильссон живет в доме священника в поселке Пойкки-ярви. Конечно, это ужасно, выгонять его из дома, но… это служебная жилплощадь, и ее должен занять другой священник.
– Вот здесь как раз нет никаких проблем, – ответил Торстен. – Ребекка, задержись здесь ненадолго, посмотришь договор аренды и поговоришь с этим… как зовут мужа?
– Эрик. Эрик Нильссон.
– О’кей? – Торстен вопросительно посмотрел на Ребекку. – Если нет, этим займусь я. В крайнем случае прибегнем к услугам судебного исполнителя.
Пастор поморщился.
– И если до этого дойдет, вы можете сослаться на проклятого адвоката, который вынудил вас выселить человека из дома.
– Я займусь этим, – ответила Ребекка.
– У Эрика ключи Мильдред, – добавил Стенссон.
«То есть мне предстоит вернуть им ключи», – подумала Ребекка.
– Хорошо, – сказала она пастору.
– Кроме того, у него остались ключи от ее сейфа в консистории. Вот как они выглядят…
С этими словами Бертил Стенссон достал связку ключей из кармана и один из них показал Ребекке.
– А что в сейфе? – поинтересовался Торстен.
– Деньги, заметки по поводу бесед с прихожанами – то, что желательно сохранить. Священники редко заходят в консисторию, а ведь там бывает так много народа!
– Разве эти ключи не отдали полиции? – не удержался от вопроса Торстен.
– Нет. Полицейские о них не спросили. Однако я вижу, как Бенгт Грапе берет четвертый кусок торта, – заметил священник, взглянув в окно. – Пойдемте, иначе останемся без угощения.
Ребекка везла Торстена в аэропорт. За окнами автомобиля мелькали одетые пожелтевшим березняком скалы. Бабье лето в самом разгаре.
Торстен косился на Ребекку, и ему не давала покоя мысль о том, что между нею и Веннгреном что-то происходит. Во всяком случае, сейчас она выглядела кислой: поджала губы и вся съежилась.
– Сколько ты здесь пробудешь? – спросил Торстен.
– Пока не знаю, – ответила она, – вероятно, останусь на выходные.
– Однако я должен буду объяснить Монсу, где оставил его сотрудницу.
– Вряд ли он спросит.
Они замолчали.
– Полиция, вероятно, и не подозревает, что этот чертов сейф существует, – не выдержала наконец Ребекка.
– Это их проблемы. – Голос Торстена звучал спокойно. – У них своя работа, а у нас своя.
– Но убита женщина, – почти прошептала Ребекка.
– Наша задача – помогать клиентам, если только они не делают ничего противозаконного. В том, чтобы вернуть ключи, принадлежащие церкви, нет никакого криминала.
– Конечно нет, – согласилась Ребекка. – Заодно просветим их насчет того, сколько стоит нынче дискриминация по половому признаку, чтобы они организовали у себя в общине мужской клуб.
Торстен отвернулся к окну.
– А я, – продолжала Ребекка, – должна вышвырнуть на улицу ее мужа.
– Я сказал, что могу сделать это сам.
«Ах, оставь, пожалуйста… – мысленно обратилась к Торстену Ребекка. – Ты так сказал. Но ты заявишься к нему с судебным исполнителем, так что у меня выбора нет».
Она прибавила скорость.
«Деньги прежде всего, – подумала она. – Самое главное для нас – получить прибыль».
– Иногда меня тошнит от моей работы, – сказала она.
– Это издержки профессии, – ответил Торстен. – Вытри обувь и двигайся дальше.
Инспектор криминальной полиции Анна-Мария Мелла подъезжала к дому председателя женской группы «Магдалина» Лизы Стёкель. Он стоял в поселке Пойкки-ярви на отшибе, на вершине холма за часовней. Сразу за домом находился гравийный карьер, а по другую сторону протекала река.
Когда-то в этом здании постройки шестидесятых годов располагался спортзал. Потом оно было перестроено, а крыльцо и наличники украшены витиеватыми резными узорами. И если раньше оно походило на коробку из-под обуви коричневого цвета, то теперь скорее напоминало пряничный домик. К зданию примыкал длинный крашеный деревянный сарай, вот-вот готовый развалиться, с плоской крышей и одним-единственным зарешеченным окном. «Должно быть, дровяной сарай или кладовка», – догадалась Анна-Мария. Она подумала, что раньше здесь наверняка стоял такой же жилой деревянный дом. Но потом его снесли и построили спортзал, а от старого дома остался только сарай.
