Виктор поднял на Аркадия внимательный взгляд.

– Я обдумал твою семейную ситуацию, – медленно, подбирая слова, сказал он, – и думаю, что Алена могла получить некробиот не только потому…

Он замялся на мгновение.

– Не только потому, что спала с Метальниковым, – закончил Аркадий. – Говори, я через это уже прошел… Что могло быть еще? Нежная дружба?

– Нет, – буркнул Виктор. – Это глупо. Но есть еще, к примеру, одинаковые ментальные параметры. Редко, но бывают такие совпадения.

– Да, – согласился Аркадий. – Один на миллион или меньше. Не проходит. Ты прекрасно понимаешь, что мне известны параметры биополя собственной жены. А параметры Метальникова я знаю с тех пор, как вел дело Гремина. Ничего общего. Ничего. Ничего!

Он понял, что кричит, и взял себя в руки. Виктор смотрел на него смущенно, ему все равно казалось, что Аркадий преувеличивает, и все в его семейной жизни образуется. Доказательств измены никаких. Да если бы и так? Господи, сколько раз женщины изменяли Виктору, и сколько раз он изменял им сам! Проще нужно относиться к таким вещам.

– В любом случае, – сказал Виктор, – ты должен быть в форме. Если завалишь дело Подольского…

– Я пошел, – прервал Аркадий Виктора, – и нечего читать мне нотации.

– Возьми мою машину! – крикнул вслед Виктор. – Я сегодня ночую у Светланы.

Это распоряжение осталось невыполненным. Аркадий не торопился, ему нужно было подумать, и потому не стоило вообще забираться в воздушные коридоры, по земле дольше, но спокойнее. Он спустился в гараж, где его двухместная «сибирь» стояла на зарядке, отключил двигатель от генераторов, забрался внутрь (в кабине было жарковато из-за перекачки энергии, и он включил кондиционер) и вывел машину по пандусу на уличную развязку.

Аркадий заложил в автопилот движение по кольцу и расслабился. Когда не нужно торопиться, езда – самый замечательный способ продувания мозгов. Тихий шелест колес, мелькание машин и перекрестков, легкое подрагивание на стыках электромагнитных дорожных кабелей… Именно то, что нужно. Аркадий читал в одном детективе – то ли Гарднера, то ли Леонова, в общем, что-то из прошлого века, – как герой любил ездить в автобусе, хотя имел свою машину. В автобусе его везли, он мог расслабиться и размышлять, зная, что в запасе у него точно отмеренное количество времени. Нет, наверное, это не Гарднер, адвокат Мейсон в автобусах не ездил. А может, и ездил, все забывается, сегодня читаешь детектив, а завтра не помнишь ничего, кроме одного или двух удачно найденных героем следственных аргументов.

Со следственными аргументами сейчас особенно худо. То, что оказалось записано на клипе Раскиной, к смерти Подольского относиться не могло. Это были медленно и внятно надиктованные мужским голосом (самого Подольского?) описания экспериментов в области биоинформационных пространств (что-то, связанное с переносом ментальных матриц в транстемпоральных туннелях – м-да…), из которых ни Аркадий, ни Виктор почти ничего не поняли. Слова вроде были в основе своей русские, но смысл ускользал. Чтобы разобраться, нужен был эксперт, а кто мог стать экспертом в этой области, кроме самой же Раскиной?

В самом конце был, впрочем, момент, когда мужчина неожиданно перестал насиловать свои голосовые связки и перешел на нормальную речь.

– А после этой процедуры, – сказал он, – я бы предпочел горячую ванну, но не для тела, а для мозгов. С температурой точки Кюри. А?

И голос Раскиной ответил:

– Любопытная идея. Только не делай этого сам. А лучше – вообще не делай.

Мужчина что-то пробормотал, и запись кончилась. Аркадий с Виктором прослушали эту часть раз десять, но только цифровая обработка позволила понять, что мужчина сказал: «Что я, идиот по-твоему?»

Почему Раскина не хотела, чтобы именно этот клип попал в руки следователя, занимающегося смертью Подольского?

На Самотечной площади во второй линии – со стороны Неглинной – возникла пробка, настолько плотная, что никто из водителей не мог развернуть крыльев и подняться над землей. Полиции видно не было – видимо, в районе Цветного бульвара произошла авария, и патрульные с площади направились к месту происшествия. Аркадий, который вел машину на небольшой скорости, успел затормозить, прежде чем подошел к шедшему впереди «транзиту» на расстояние, запрещающие взлет. Он посмотрел в зеркало – машина, шедшая позади, повторила его маневр, там, видимо, сидел достаточно опытный водитель, и теперь между «сибирью» Аркадия и «транзитом» оказался достаточный зазор – можно было взлететь, что Аркадий и сделал.

Он взял на себя управление и вывел машину из потока в третий эшелон. Осмотрелся – он летел над домами Юго-Запада, огибая по широкой дуге Воробьевы горы. Если свернуть к развилке над метромостом, легко попасть в больницу Второго управления, в морге которой находилось сейчас тело Подольского.

Телефон тренькнул, когда Аркадий выполнял маневр разворота под бдительным взором патрульного из вертолета дорожной полиции. Руки у Аркадия были заняты, он не успел переключить аппарат на звуковое управление, и теперь приходилось ждать, пока он завершит маневр, сделает левый нижний разворот и ляжет на новый курс. Номер вызывавшего абонента был Аркадию не знаком. После пятого гудка включился автоответчик, и Аркадий услышал женский голос:

– Это Раскина. Вы хотели пригласить меня на какой-то вечер. Если не передумали, перезвоните мне на работу.

Аркадий вывернул на курс, включил автопилот и освободил руки, но Раскина уже закончила сообщение и отключила связь. Надо было поспорить с Виктором, – подумал Аркадий. Не так уж плохо он знает людей, как кажется начальству. Перезвонить сейчас или подождать? Потом у него может не оказаться свободного времени – мало ли какой сюрприз ожидает его в больнице? Он надавил кнопку возврата разговора.

– Слушаю, – сказала Раскина после первого же гудка.

– Это Винокур, – сообщил Аркадий. – Семь часов вас устроят?

– Вы можете включить видеоканал? – спросила Раскина, помолчав.

– Я в воздухе, – объяснил Аркадий, – и в кабине у меня тесно, вдвоем с вашим изображением мы не поместимся.

– Зато у меня просторно… Ну хорошо. Да, семь часов меня устроят. Где?

– Ресторан «Тамилла», если вы не против.

– Никогда не была в «Тамилле», – голос женщины стал почему-то напряженным. – Хорошо.

Она прервала связь, не попрощавшись, и Аркадий, выждав несколько секунд, переключил аппарат на анализатор. На приборной панели высветились параметры, определенные полиграфом по модуляциям голоса Раскиной во время этого краткого разговора. Аркадий не ждал откровений, на слух он и сам определил, что Раскина взволнована. Числа, однако, его поразили: Раскина умудрилась солгать дважды – когда сказала, что у нее просторно, и когда заявила, что никогда не была в «Тамилле». Значит, говорила она не из лаборатории. Откуда? Раскина понимала, что ему ничего не стоит это выяснить – он знал номер телефона. Но все же солгала – может, чисто механически? Может, она имела в виду вовсе не физическое пространство, а пространство мысли или что-то еще? Анализировать это не имело смысла, да и к делу оговорка Раскиной, скорее всего, отношения не имела.

Впереди появился по курсу двадцатитрехэтажный корпус больницы Второго управления. Машина провалилась на эшелон вниз, Аркадия едва не вынесло из кресла, автоматика посадочной площадки в больнице была, скорее всего, не настроена на прием личного транспорта. Он перехватил управление и посадил свою «сибирь» в боксе приемного покоя. Отогнал на стоянку, вышел и запер дверцу.

Отделение патологоанатомии, вотчина эксперта Селунина, располагалось в глубине больничного парка и с посадочного бокса не просматривалось. Аркадий подумал, что следовало бы предупредить о своем приезде – Селунин очень не любил, когда его отрывали от занятий. Занятия могли быть любыми – например, созерцание бабочек в больничном дворе.

Аркадий сказал в микрофон:

– Диспетчерская, дайте Селунина, бокс четыре один три.