Однако концепция, созданная Фюстелем де Куланжем, была не менее предвзята и в классовом, и в национальном отношении. Полностью отвергая общинную теорию, Фюстель де Куланж разошелся и с классической вотчинной теорией. Он утверждал, что вотчина, а не община была исконной формой земельной собственности у всех народов. Отрицая факт германского завоевания и разрушение основ римского аграрного строя при переходе от античности к средневековью, он считал единственным источником феодального аграрного и социального строя (не говоря уже о политике и праве) позднеримские институты и прежде всего римскую рабовладельческую виллу, из которой путем медленной эволюции выросла мало чем отличавшаяся от нее средневековая феодальная вотчина. Общественный строй германцев, по мнению Фюстеля де Куланжа, никак не повлиял на процесс феодализации не только потому, что не было завоевания, но и потому, что этот строй ничем не отличался от позднеримского, ибо базировался на частной земельной собственности, патронатных связях, отношениях зависимости разного рода. Следовательно, согласно названной концепции, складывание феодальных отношений не сопровождалось ни аграрным, ни социальным переворотом. Близкую к этой теорию применительно к Англии выдвинул в начале 80-х годов английский буржуазный медиевист Ф. Сибом. Вопреки фактам он настаивал на существовании в Англии сильной романской традиции, в частности в аграрных отношениях; утверждал, что у англосаксов еще на континенте, а затем в Англии искони господствовал вотчинный (манориальный) строй, сходный с позднеримским, и крепостная (а не свободная!) община. Как и Фюстель де Куланж, Сибом подчеркивал мирный, эволюционный характер феодализации Англии, проходивший путем постепенного и малозаметного превращения исконных римских вилл и англосаксонских майоров в средневековые вотчины.
В 90-е годы аналогичную концепцию генезиса феодализма, но на германской основе развивали немецкие медиевисты так называемой «страсбургской школы» — главным образом В. Виттих и Ф. Гутман, утверждавшие исконное господство у германцев вотчинной собственности на землю и эксплуатации зависимых людей. При этом они считали, что первоначально у них существовали мелкие вотчины, владельцы которых (а не свободные крестьяне, как считалось раньше) составляли древнегерманскую общину.
Соответственно эти ученые также отрицали какой-либо аграрный и социальный переворот при переходе от варварского к феодальному обществу. Процесс генезиса феодализма трактовался ими как перестройка вотчинной системы — переход от господства мелкой к господству крупной вотчины.
Все рассмотренные теории об «исконности» вотчинного строя у германцев и в «романистическом» и в «германистическом» варианте были направлены не только против общинной теории и классической вотчинной теории, но в первую очередь против марксистской трактовки проблемы.
Еще отчетливее антимарксистская тенденция проявилась у медиевистов «критического» направления (см. выше), которые вообще сняли вопрос об экономических и социальных сдвигах, лежавших в основе процесса феодализации. Определяющую роль в нем они отводили политике государства, которое отчуждало постепенно верховную власть в пользу своих военных слуг, должностных лиц, церковных учреждений. С помощью таких политических средств лица, располагавшие властью, получали возможность постепенно захватывать землю подвластных им людей или расширять за их счет уже находившиеся в их руках ранее земельные владения. Г. фон Белов, например, считал вотчинную эксплуатацию крестьянства следствием Лишь политических, в частности, судебных прав сеньора; Г. Зелигер этими же правами объяснял личную зависимость крестьян эпохи средневековья. Русский ученый Д. М. Петрушевский рассматривал феодализм как порождение государства, создавшего для своих потребностей эту систему «соподчиненных тяглых сословий».
Историки «критического» направления не только полностью отрывали процесс складывания феодализма как «системы управления» от экономической эволюции общества, но стремились свести на нет и самую эту эволюцию. В частности, они отвергали и марковую теорию и классическую вотчинную теорию происхождения феодализма. Это особенно наглядно проявилось в работах А. Допша. Во многом повторяя Фюстеля де Куланжа, он отрицал существование общинного строя у древних германцев (и других народов) как нормальной формы отношений на определенной стадии развития общества; признавал исконность частной собственности на землю и вотчины как у кельтов и римлян, так и у германцев. А. Допш утверждал, что поглощение мелких свободных крестьян и их земельной собственности вотчинной происходило постоянно и не было связано с каким-либо определенным историческим периодом, в частности с периодом раннего средневековья, так же как и процесс освобождения крестьян из-под власти вотчины. Тем самым он решительно отрицал какой-либо глубокий социальный переворот в результате германских вторжений, а также аграрный переворот VII— IX вв. В противовес теориям «скачка» («цезуры») при переходе от античности к средневековью А. Допш пытался обосновать теорию непрерывного развития («континуитета») римских и германских традиций (почти одинаковых в его представлении) в этот период. При этом германо-романская проблема в его концепции утратила свое былое значение.
Теория «континуитета» с начала XX в. стала оказывать все возрастающее воздействие на буржуазную медиевистику. Не избежал некоторого ее влияния даже такой противник «критического направления, как А. Пиренн. В 20-е годы он выдвинул новую концепцию генезиса феодализма в Западной Европе, согласно которой германские вторжения V—VI вв. не нарушили континуитета римских порядков и институтов, так как якобы не затронули оживленных торговых связей в Средиземноморье, а следовательно, и внутри континента. Однако Пиреннвсе же вынужден был признать разрыв этого континуитета в ходе арабских завоеваний VIII в., которые, как он считал, привели к господству натурального хозяйства, а следовательно, вотчинного строя и феодализма. В отличие от А. Допша А. Пиренн связывал генезис феодализма с экономическими изменениями в обществе, в частности с уровнем торговли, хотя первоисточником этих изменений также считал политический фактор — завоевание.
Более глубоко расходилась с допшианской трактовкой генезиса феодализма в Западной Европе концепция М. Блока, выдвинутая им в конце 30-х — начале 40-х годов. Он включал в проблему генезиса феодализма как его органический элемент экономические процессы, и в первую очередь эволюцию общины и вотчины. В противоположность А. Допшу М. Блок считал общину первичным социальным явлением по сравнению с вотчиной, присущим на определенной стадии развития всем народам Европы — кельтам, римлянам, позднее галло-римлянам и германцам. Вотчину же (сеньорию) он рассматривал как вторичное образование, возникавшее у всех этих народов позднее в результате выделения в общине более состоятельных и влиятельных людей. Эти люди — вожди, старейшины, жрецы — постепенно присваивали себе право распоряжаться общинной землей, подчиняли себе рядовых общинников, обязывали их нести в свою пользу те или иные повинности.
М. Блок считал, что в странах, входивших до германских завоеваний в состав Римской империи (в частности, во Франкском государстве), феодальные вотчины (сеньории) вырастали на двойной основе: в значительной мере из галло-римских крупных землевладельческих комплексов (вилл, латифундий), но отчасти также за счет расслоения внутри свободных еще крестьянских общин или их подчинения власти крупных землевладельцев не только римского, но и германского происхождения.
В странах же, которые не знали римского господства или были слабо романизованы, определяющим был путь формирования вотчин в результате разложения общины или подчинения ее более крупным собственникам из числа ее членов. В силу более длительного сохранения свободной общины и ее сопротивления процессу феодализации большую роль в этом процессе в таких областях играло открытое и скрытое насилие со стороны складывавшегося класса крупных землевладельцев и государства. В романизованных же областях он протекал более стихийно и спонтанно.
