– А вы ей скажете? – спросила Кэлли.

– Обязана сказать.

– Мам, – подал голос Аарон. Он всегда заступался за тех, у кого случались неприятности. Наверно потому, что и сам частенько в них попадал.

Просить не пришлось – безвинно пострадавшая всего неделю назад, Кейт быстро уступила:

– Хорошо, не скажу. Но мне хотелось бы услышать объяснение.

Кэлли отпила воды.

– Я… ну, я остаюсь в домах… тех, где убираю. И где никто не живет, – призналась она. – Но никогда никому не мешаю и всегда за собой прибираю. Точно. Я и не знала, что вы сегодня приезжаете. Ей-богу, думала, вы завтра будете.

– Мы решили приехать на день раньше. – Кейт задумчиво кивнула. Глаза у девушки были беспокойные, на лбу пролегли морщинки. – Где твоя семья, Кэлли?

– У меня никого нет, – последовал бесстрастный ответ.

– Объясни, как это получилось.

– Мама уехала, а отца я никогда и не видела. – Она небрежно откинула волосы, показывая, что ее это нисколько не волнует.

– Так ты бездомная? – спросил Аарон. Кэлли взяла из чашки ягоду. Положила в рот.

– Ну, вообще-то меня определили в приемную семью, да только оттуда пришлось уйти. Не смогла остаться.

– Почему? – снова спросил Аарон.

В глазах, серых, как озеро в бурю, Кейт прочла то, что Кэлли никогда бы не признала в присутствии Аарона.

– Я с ними просто не поладила, – сказала она.

– Ты можешь остаться с нами, – предложил Аарон. Кейт едва не проглотила косточку. К счастью, Кэлли предвидела возможную реакцию.

– Нет, малыш, вам я мешать не стану. – Она отодвинулась от стола. – Мне пора сматываться. Поднимусь, заберу свое барахло и смотаюсь. – Девушка встала и направилась к лестнице.

Кейт посмотрела ей вслед. Что-то в Кэлли цепляло ее. В мешковатом спортивном костюме, сером и не своего размера, она выглядела немного неуклюжей, а голову постоянно держала чуть опущенной, словно ожидала удара. И все же, несмотря на грязные босые ноги и страшненькую одежду, в ней ощущались присущие подросткам гордость и самомнение. Ногти на руках и ногах были аккуратно покрашены розовым лаком.

Аарон с упреком взглянул на мать.

– Помолчи, – предупредила Кейт, поднимаясь. – Я сама с ней поговорю.

– Я так и знал. – Аарон слетел со стула и двумя короткими ударами сразил воображаемого противника.

– Пока я буду разбираться, можешь поиграть с Бандитом.

Шторы в большой спальне были уже раздвинуты, и комнату затопил солнечный свет. У стены стоял большой рюкзак, а Кэлли расстилала простыни на кровати.

– У меня с собой спальник, так что вашим бельем я не пользовалась, честно. – Девушка подоткнула край простыни под угол матраса.

Кейт сделала то же самое на другой стороне.

– Меня не белье беспокоит, а ты. Сколько тебе лет?

– В июле будет восемнадцать. – Кэлли отвела глаза. – Стану взрослой и буду делать что хочу.

Интересно, что она хочет, подумала Кейт, но начать решила с другого. На восемнадцать лет Кэлли не выглядела. Мягкость черт, округлость лица, потерянный взгляд говорили о том, что она должна быть моложе.

– Поговори со мной, Кэлли. Я ведь не собираюсь передавать тебя властям. Откуда ты?

Кэлли рывком выдвинула верхний ящик. От резкого движения висевшие в воздухе золотистые пылинки вздрогнули, колыхнулись, словно задремавший дом очнулся от сна. И сразу же появился запах чистого белья.

– Из Калифорнии.

– Понятно. Не хочешь рассказать, почему оказалась в приемной семье?

– Потому что мама связалась с какими-то чудаками, – пожав плечами, ответила девушка. – У них было что-то вроде коммуны возле Бит-Сура. Думали, что смогут жить сами по себе, всем себя обеспечивать. В общем, утопия. – Кэлли, должно быть, заметила, что Кейт удивленно смотрит на нее. – У нас было как бы домашнее обучение, и некоторые действительно получили приличное образование. У брата Тимоти – это основатель коммуны – докторская степень по культурной антропологии. Он в Беркли учился. – Она открыла кедровый сервант. – Это покрывало?

Кейт кивнула и помогла расстелить плотное пестрое покрывало, пошитое кем-то из Ливингстонов еще пару поколений назад и считавшееся одной из фамильных реликвий.

– Так что же брат Тимоти? – напомнила она, почувствовав по тону Кэлли, что с этим доктором связаны не самые приятные воспоминания.

– Никакой он не брат, а в Беркли, наверное, о нем и вспоминать стесняются. Сидит сейчас за совращение несовершеннолетних.

По коже словно поползли мурашки.

– Ты одна из его жертв?

Кэлли работала быстро и проворно, но в самих движениях пальцев ощущалось сильное волнение.

– Пока я была маленькой, мне там даже нравилось. Мы бегали, играли, купались в океане. И учителя попадались хорошие. Но как только подросли… Уф-ф! Брат Тимоти называл нас, девушек помладше, своими ангелами.

Кейт опустилась на край кровати и жестом пригласила Кэлли сесть.

– А твоя мама… – Она замялась, подбирая слова. – Как ты думаешь, другие взрослые в коммуне знали об этом?

Кэлли фыркнула и кивнула:

– Никто из матерей и пальцем не шевельнул, чтобы остановить его. Они все были как будто… ну, как будто он их загипнотизировал. Говорил им, что мы – их дар ему. Даже если кто-то из девочек сопротивлялся, ее все равно отводили к брату Тимоти. Матери делали все, что он скажет. Они были… ну, как степфордские хиппи.

– Кошмар, – покачала головой Кейт.

– Да уж.

Кейт заметила, что Кэлли так и не ответила на вопрос, была ли она одной из жертв брата Тимоти.

– И что? Эта коммуна еще существует?

– Уже нет. Года три назад нас всех спасла одна девушка. Джемма Доннелл. – Кэлли опустила глаза. – Джемма постоянно пыталась сообщить куда-нибудь о том, что там творится, и иногда в коммуну даже приезжали из этих… социальных служб или управления образования. Приезжали, смотрели, но ничего такого не находили. Для посторонних коммуна была настоящей утопией – огороды, цветники, коровки на лужке, все читают Уильяма Карлоса Уильямса. В общем, никто Джемму не слушал, пока она не придумала, как обратить на нас внимание. – Кэлли остановилась и перевела дыхание. – Пришла в бюро помощи семье в Биг-Суре и пригрозила, что покончит с собой, если ей не поверят. – Голос у Кэлли дрогнул, и она продолжала уже шепотом: – Джемма была беременна от брата Тимоти. Его забрали, а Джемму я больше не видела. Что с ней случилось, не знаю.

Кейт положила руку ей на плечо. Девушка вздрогнула, и Кейт тут же убрала руку.

– Извини. Мне очень жаль. Надеюсь, после этого дела у вас пошли лучше.

– Для некоторых – да, лучше. У меня поначалу все тоже было неплохо. Но в последней семье… В общем, пришлось уйти.

– Где сейчас твоя мать?

Девушка потупилась:

– Я давно ее не видела… больше года.

– А ты не думаешь, что она беспокоится о тебе?

– Раньше надо было беспокоиться, когда мы все жили с тем извращенцем, – резко бросила Кэлли. – Вы позвоните в социальную службу?

– Нет, если ты была со мной честна.

– Можете сами все проверить. Посмотрите в Интернете. – Коммуна Миллениум.

– Здесь у меня Интернета нет. Чтобы выйти в Сеть, нужно ехать в библиотеку в Порт-Анджел ее.

– Решайте сами. Я вам правду сказала. – Кэлли посмотрела в окно.

Кейт не сомневалась – секреты остались, даже если Кэлли и не обманула. Она вдруг заметила, что у девушки ясный, четкий профиль и что Кэлли можно было бы даже назвать красивой, хотя красота не бросалась в глаза – возможно, из-за оспинок и темных разводов неотмытой грязи. Портили девушку и неухоженные, отросшие волосы, а мешковатый спортивный костюм и старенькая футболка с надписью «Фолк-фестиваль» просто уродовали фигуру. И все же, когда свет из окна очертил нежный изгиб скулы, Кейт увидела перед собой другого человека, девушку, все еще остающуюся ребенком, что бы там ни было написано в документах.

Защитный инстинкт, всегда сильный у Кейт, понуждал ее и сейчас дать девушке шанс.

– Не хочешь остаться в гостевой комнате? – услышала она собственный голос. В давние времена первые Ливингстоны приезжали на озеро с домоправительницей и кухаркой, которые занимали небольшую спальню с туалетом и отдельным входом. В более поздние времена ее использовали как гостевую.