Станислав Лем

Заклятие превидизма

Я давно уже заметил, что степень точности выдумок в беллетристике может быть существенно независимой от точности предвидения вообще. Иначе говоря, удачные предсказания могут прятаться в неудачных с литературной точки зрения произведениях (et vice versa). Можно легко привести пару конкретных примеров. В "красной утопии", каковой было написанное мной "Магелланово облако", и которое я, кстати, не разрешаю переиздавать ни в Польше, ни за ее границами (поскольку это "утопия коммунизма"), можно найти по крайней мере два вида прогнозов, которые были реализованы в последующие сорок лет. То, что сейчас называется data base и является основным информационным ресурсом, предназначенным для различных экспертов или "сетевиков" (я имею в виду Интернет), в "Магеллановом облаке" я назвал "трионами". Это можно легко проверить, раскрыв книгу. А так называемая "видеопластика" из "Облака" - это предвосхищение "виртуальной реальности": мои астронавты, хоть и живут в замкнутом космическом корабле, могут испытывать ощущения, будто находятся в джунглях, на море и т. д. А в еще более соцреалистическом рассказе "Топольный и Четверг", вышедшем в сборнике "Сезам", полном и других столь же скверных новелл, из-за чего я не соглашаюсь переиздавать и их, говорится о сверхтяжелых элементах трансурановой группы, а также о методе, с помощью которого можно "перескочить" через нуклиды, более тяжелые, нежели уран и торий, но распадающиеся с огромной скоростью, то есть неустойчивые, к таким элементам, которые, будучи синтезированными, оказываются устойчивыми, поскольку их ядра не подвергаются самопроизвольному распаду: так вот, повторяю, рассказ убогий, но о таких элементах, как цели нуклеарного синтеза, теперь уже говорят физики.

С такого рода прогнозами, которые иногда являются существенной частью фабульного скелета беллетристического повествования, я оказался в затруднительном положении, когда писал "Философию случайности", книгу о теории литературы . А трудно мне было прежде всего потому, что непонятно, стоит ли, а если стоит, то как следует оценивать внехудожественные, а значит, и внелитературные, достоинства удачных предвидений, размещенных в "неудачном", а точнее, плохом произведении. Ведь если выдается просто "обычный прогноз", лишенный претензий, свойственных "художественной литературе", то при его оценке нет никаких препятствий и закавык: или футурологическая гипотеза оказывается меткой (хотя бы наполовину), или же она попросту ничего не стоит. Однако неизвестно, является ли прогностический вклад в литературное произведение отдельной ценностью, совершенно или частично независимой от художественного качества, или же это вообще не так. Эту проблему можно, конечно, расширить таким образом: будем ли мы считать, что произведение (главным образом, SF) имеет прогностическую или познавательную (эпистемологическую) ценность, или нет. Здесь следует (в некоторой степени отступив от темы и едва ли не с диверсионными целями) заметить, что точные науки довольно широким фронтом вошли нынче в такое фазовое пространство, что провозглашаемые в них новейшие гипотезы часто все меньше подвержены (или вообще не подвержены) экспериментальной проверке ("CORROBORATION" в смысле Поппера ), а потому как бы начинают приближаться к областям, до сих пор находящимся в компетенции исключительно SCIENCE FICTION. Не говорю, что это хорошо, и не утверждаю, что это плохо: и вообще это не я обнаружил данную тенденцию (в "Одре" я писал об этом , ссылаясь на американца Хогана (Hogan), одного из редакторов "Scientific American", журнала, который вообще никогда никакой беллетристики, ни фантастической, ни нефантастической, не печатает). Это проблема одновременно имеет характер как познавательный, так и философский - из области философии науки или ненормативных эстетик. Пока что я попросту не знаю ответа на этот вопрос, ибо когда мы имеем дело с плохим произведением, содержащим исполнившуюся прогностическую начинку, это примерно то же самое, как если бы мы взяли в руки сгнивший фрукт, который нельзя употреблять в пищу, в то же время содержащий в себе косточку, в которой оказывается скрытым отборное зернышко.

Одна ученая дама, американская критикесса, в опубликованной рецензии на произведения Лема заметила сходство концепции, на которой основана книга лауреата Нобелевской премии Ж. Моно (J. Monod) "Hazard et necessite" ("Случай и необходимость"), и концепции, на которой основаны многие мои творения. Сочтя, однако, что все-таки нельзя сравнить Лема с французским лауреатом, поспешно добавила, что сходство в обоих случаях столь гомологически построенных конъектур (в некоторой степени на них и тут, и там опирается весь костяк современной теории естественной эволюции жизни на Земле, и немалый вклад в эти построения сделал также И.Пригожин) не может быть результатом акцидентального параллелизма в мышлении Моно и какого-то Лема. Ad hoc, затем она выдвинула дополнительное предположение, что Лем перед написанием своих книг (avant la lettre) познакомился со статьями, публиковавшимися Моно в научной прессе Франции, или же Лем был вдохновлен перепиской с самим Моно. Все это было бы для меня необычайной, а может, и чрезмерной честью: ничего я не читал ни в прессе, ни в письмах, а попросту измыслил то, что измыслил.

Я прекрасно понимаю, что моя меткость прогнозирования может и даже должна особенно нервировать или раздражать критиков из числа гуманитариев, которым обычно не хватает компетенции в конкретной области, доступного библиографического описания которой, когда публикуются мои вещи, вообще не существует в мире. Что же касается ученых, о них мне известно меньше, а потому я не буду пока забираться на их территорию. Во всяком случае после фантоматики (virtual reality) и после Интернета появились первые, но все же реальные вестники совершенно особого явления, которое коротко и предварительно я назову эволюцией саморепродуцирующихся, чисто информационных (пока цифровых) внутрикомпьютерных систем - или говоря иначе на современном сленге - в CYBERSPACE возникли программы, способные к репродуцированию, затем к самостоятельному размножению, следующий же этап, еще в зачаточном состоянии, это внутрикомпьютерная эволюция, не только и не столько цифровая имитация естественной биологической эволюции, сколько ее информационное, возникающее в Cyberspace, неизвестно еще ни как, ни куда, развитие. О том, что в моих книгах предвещало Интернет, можно было прочитать еще в первом "предисловии Голема" (опубликовано в сборнике "Мнимая величина" в 1973 году ). На 108-й странице этого издания имеется фрагмент, который я процитирую дословно:

"До этих пор каждое следующее поколение компьютеров конструировалось реально; идея создания новых образцов с огромной - тысячекратно более высокой! - скоростью хотя и была известна, не могла быть осуществлена; тогдашние компьютеры не обладали достаточной вместимостью, чтобы стать "матками", или "искусственной средой" эволюции Разума. Положение изменилось с появлением Федеральной информационной сети. Разработка следующих шестидесяти пяти поколений заняла всего десятилетие. Федеральная сеть... производила на свет один искусственный вид Разума за другим; это потомство ускоренного компьютерогенеза созревало в виде символов, то есть нематериальных структур, впечатанных в информационный субстрат, в "питательную среду" Сети". Конец цитаты.

Что же такое произошло, что я осмеливаюсь болтать об очередной возникающей реализации моего все же "научно-фантастического" прогноза? А произошло то, о чем, например, сообщает "New Scientist" от 18 июля текущего года в статье "A life in silicon". Речь там идет о коллективе, который называется Tierra Working Group, с Томасом Реем (Thomas Ray) во главе, а задача, которую этот коллектив себе поставил, описывается словами: "Last month, an evolutionary biologist working with group of computer scientists created an universe". Это не белковая и не основанная на атомах углерода вселенная, а "большая, пустая экосистема", которая не смогла бы разместиться ни в одном, даже самом большом, параллельном компьютере, для которой "местом рождения" является Cyberspace в сетях Интернета. Еще в 1990 году Том Рей, биолог, научившийся программировать, сконструировал "an universe of small creatures that evolved with astonishing diversity, and developed parasites, immunities and even social interaction" . О чем "New Scientist" писал еще 22 февраля 1992 года на стр. 36 в статье "Life and death in a digital world" , но я тогда сидел тихо, поскольку меня самого терзало ощущение, что предвидение с такой эффективностью как-то плохо пахнет и натравит на меня различных комендантов отечественной критики. Но как раз в то время в Германии в Эссенском университете вышла книга философа науки "LEM'S Golem", а в издательстве "Suhrkamp" вышел труд "Entdeckung der Virtualitat" другого автора: я уже не мог дальше прятаться в кустах со своими прогнозами, хотя было бы лучше не высовываться.