Литмир - Электронная Библиотека

– Благодарю вас, – сказал главный инспектор. – А почему отсутствует сержант Пил?

– Он болен, господин инспектор. Лежит в больнице, – отозвался Грегори.

– Да? А что с ним?

Грегори смешался.

– Я точно не знаю, но кажется, что-то с почками.

– Так, может быть, теперь вы доложите нам о ходе расследования?

– Слушаюсь, господин инспектор.

Грегори откашлялся, перевел дух и, стряхнув пепел мимо пепельницы, неожиданно тихо произнес:

– Хвастать нечем. Трупы во всех случаях исчезали ночью. На месте не обнаружено никаких следов и никаких признаков взлома. Да в этом, собственно, и не было необходимости. Как правило, двери в прозекторских не запираются или запираются так, что их откроет кривым гвоздем даже ребенок…

– Прозекторская была заперта, – впервые отозвался полицейский врач Сёренсен. Он сидел, откинув голову – так не бросались в глаза ее неприятные угловатые очертания, – и легко массировал пальцем мешки под глазами.

Грегори успел подумать, что Сёренсен правильно поступил, избрав профессию, которая позволяет общаться главным образом с покойниками. Он чуть ли не с придворной вежливостью отвесил доктору поклон.

– Вы меня опередили, доктор. В зале прозекторской, откуда исчез труп, мы обнаружили открытое окно. То есть оно было прикрыто, но не заперто, словно кто-то через него вылез.

– Сперва этот кто-то должен был войти, – нетерпеливо бросил Сёренсен.

– Очень тонкое наблюдение, – отбрил его Грегори, но тут же пожалел о своем выпаде и оглянулся на главного инспектора, который невозмутимо молчал, словно ничего не слышал.

– Этот зал расположен на первом этаже, – продолжал Грегори после неловкой паузы. – Вечером окно было заперто, как и все остальные, таковы показания служителя. Он настаивает, что все окна были заперты. Говорит, что сам проверял, поскольку похолодало и он опасался, что батареи могут замерзнуть. Прозекторские обычно плохо отапливаются. Профессор Харви, заведующий кафедрой, наилучшего мнения об этом служителе. Профессор говорит, что человек он весьма педантичный и ему можно вполне доверять.

– В этой прозекторской есть где спрятаться? – спросил главный инспектор. Он оглядел собравшихся, как бы заново осознав их присутствие.

– Но… это, собственно говоря, исключено, господин инспектор. Для этого потребовалось бы сообщничество служителя. Кроме столов для производства вскрытия, там нет никакой мебели, никаких темных углов и ниш. Есть шкафчики в стене для студенческих пальто и инструментов, но ни в одном из них не поместится даже ребенок.

– Это следует понимать дословно?

– Не понял?

– Ребенок, значит, не поместится? – спокойно поинтересовался Шеппард.

– Ну… – Грегори свел брови. – Ребенок, господин инспектор, поместился бы, но не старше семи-восьми лет.

– А вы измеряли эти шкафчики?

– Так точно, – последовал немедленный ответ. – Я измерил их все, так как подумал, что какой-то может оказаться большим, но такого нет. Ни одного. Кроме того, на других этажах есть туалетные комнаты, залы для учебных занятий, в подвале – холодильная камера и склад препаратов, а на втором этаже – комнаты ассистентов и кабинет профессора. Все эти помещения служитель обходит вечером, даже по нескольку раз, такой уж он старательный. Об этом мне рассказывал профессор. Там никто не мог спрятаться.

– А если ребенок? – мягко подсказал главный инспектор. Он снял очки, как бы смягчая проницательность своего взгляда.

Грегори энергично помотал головой.

– Нет, это невозможно. Ребенок не отворил бы окна. Там большие, высокие окна с двумя задвижками, вверху и внизу, которые открываются рычагом. Вот, как здесь. – Грегори указал на окно, откуда проникало холодное дуновение ветра. – Рычаги поворачиваются с большим трудом, служитель даже жаловался на это. Впрочем, я и сам пробовал.

– Он обращал внимание на то, как тяжело они поворачиваются? – произнес Сёренсен со своей загадочной усмешкой, которую Грегори не выносил. Он предпочел бы обойти этот вопрос молчанием, но главный взирал на него выжидающе, поэтому он неохотно отозвался:

– Служитель сообщил мне об этом только тогда, когда я в его присутствии открывал и закрывал окна. Он не только педант, но и порядочный зануда. Брюзга, – выразительно подытожил Грегори, словно бы случайно глядя на Сёренсена. Он был доволен собой. – Впрочем, это естественно в таком возрасте, – добавил он примирительно. – Шестьдесят лет, склеро… – Он смешался и умолк. Главный инспектор был не моложе. Грегори отчаянно попытался что-нибудь придумать, но не сумел. Присутствующие сохраняли полную индифферентность. Он им это припомнит. Главный инспектор надел очки.

– Вы кончили?

– Так точно. – Грегори заколебался. – Собственно, это все. То есть, что касается этих трех случаев. При расследовании последнего я обратил особое внимание на сопутствующие обстоятельства, и прежде всего на движение той ночью в районе прозекторской. Констебли, которые несли службу на этом участке, ничего подозрительного не заметили. Начиная следствие, я весьма подробно изучил детали предыдущих происшествий: мне сообщил о них сержант Пил, да и сам я побывал во всех этих местах. Но не нашел ни одной нити, ни одного следа. Ничего, абсолютно ничего. Женщина, которая скончалась от рака, исчезла из морга при таких же обстоятельствах, что и тот рабочий. Утром явился кто-то из родных, а гроб пустой.

– Хорошо, – произнес главный инспектор, – благодарю вас. Вы можете продолжить, Фаркварт?

– Перейти к следующим? Слушаюсь, господин инспектор.

«Ему бы на флоте служить, он держится, как на поверке при подъеме флага, и так всю жизнь», – подумал Грегори. Ему захотелось вздохнуть.

– Через семь дней, девятнадцатого февраля, исчез труп молодого портового рабочего, погибшего в автомобильной катастрофе. У него случилось внутреннее кровоизлияние в результате прободения желудка. Операция, как утверждали врачи, прошла успешно, но он не выкарабкался. Труп исчез на рассвете. Нам удалось установить время с исключительной точностью, поскольку около трех утра скончался некий Бартон. Его сестра, с которой он жил в одном доме, так боялась оставаться наедине с покойником, что среди ночи подняла с постели владельца похоронного бюро. Словом, труп Бартона доставили в покойницкую ровно в три часа утра. Двое служащих бюро положили труп возле тела этого докера и…

– Вы хотели что-то добавить? – подбодрил его главный инспектор.

Фаркварт прикусил ус.

– Нет… – наконец произнес он.

Над зданием послышался протяжный, мерно нараставший гул авиационных моторов. Невидимый самолет пролетел на юг. Стекла отозвались тихим звоном.

– Дело в том, – решился Фаркварт, – что, укладывая доставленный труп, один из служащих отодвинул тело докера, потому что оно затрудняло ему подход. Так вот… он утверждает, что тело не было холодным.

– Хм, – поддакнул главный инспектор, словно речь шла о самой обычной вещи на свете. – Не было холодным. А как он определил это? Способны ли вы повторить его слова?

– Он сказал, что оно не было холодным. Это звучит идио… бессмысленно, но служащий стоял на своем. Он говорит, что сообщил об этом своему напарнику, но тот ничего не помнит. Грегори допрашивал их обоих, по отдельности, дважды…

Главный инспектор молча повернулся к Грегори.

– Этот служащий – очень болтливый и не внушающий особого доверия человек, – поспешил с пояснениями Грегори. – Такое создалось у меня впечатление. Тип из породы дураков, которые обожают привлекать к себе внимание и готовы в ответ на любой вопрос изложить всемирную историю. Утверждал, что это был летаргический сон «или еще того хуже» – по его выражению. Признаться, меня это удивило, ибо люди, профессионально работающие с трупами, в летаргический сон не верят, этому противоречит их опыт.

– А что говорят врачи?

Грегори молчал, уступая право голоса Фаркварту, а тот, словно недовольный тем, что пустяку уделяется столько внимания, произнес, пожав плечами:

2
{"b":"143729","o":1}