Совершенство государственного строя определяется, таким образом, не практическими результатами, которых община может добиться, а отношением к нему граждан. Политика зиждится на убеждении или, если угодно, на искусстве убедить каждого в том, что он играет в жизни государства не последнюю роль. Здесь ощущается опыт оратора, знающего, какую силу имеет слово в театре, где зрители — все граждане города.

Итак, Цицерон поставил себе задачу обрисовать государственное устройство, способное воплотить в жизнь все перечисленные требования, весь тот строй мыслей и чувств. Возникло учение о «смешанном» государственном устройстве, о котором впервые заговорил еще Дикеарх. «Чистые» государственные устройства, то есть монархия, аристократия или демократия, помимо изъянов, отмеченных выше, опасны и сами по себе. Каждое имеет не только привлекательное лицо, но и отталкивающую изнанку: монархия чревата тиранией, аристократия — олигархией, демократия — всесилием разнузданной толпы. Так возникали «дурные» режимы, это Цицерон знал от Полибия, и вовлекали общину в серию переворотов, нередко приводившую к полной катастрофе. Распри между гражданами ослабляли Город, и он, неспособный защититься, попадал в руки врагов. Риму времен Цицерона такое будущее, разумеется, уже не угрожало: поблизости не осталось народов, способных разрушить Вечный Город или хотя бы причинить ему ущерб. Времена Митридата миновали, а могущество парфян только-только начало складываться и впервые проявилось в разгроме Красса в войне, которую начали сами же римляне. Но государства, как сказал в одной из Катилинарий Цицерон, могут погибать под воздействием внутренних сил и уничтожать себя сами. Целые провинции, как при Сертории, например, отпадали от Рима, и ясно обозначался конец империи, конец величия римского народа.

В трактате обращает на себя внимание последовательность глав — Цицерон демонстрирует свое искусство сопоставлять аргументы «за» и «против». Сначала каждому из трех «чистых» режимов воздается хвала, подчеркиваются достоинства, ему присущие. В пользу монархии говорит единство управления, столь очевидно необходимое в любом человеческом начинании, в жизни семьи, в каждом доме, потребное для ведения корабля не меньше, чем для ведения войны. Государство без монархического элемента в устройстве не может поэтому дочитаться прочным. При аристократическом правлении за власть борются люди значительные и знающие, снискавшие уважение и богатством, но прежде всего мудростью, опытностью, осторожностью, верностью традициям и принадлежностью к старинным, издавна прославленным семьям. Без их советов государство стремится к гибели. Демократия отдает высшую власть народу и являет собой — по крайней мере в теории — наиболее устойчивый строй; каждый член гражданского коллектива обладает гражданскими правами: он утверждает законы, отправляет правосудие, заключает союзы и мирные договоры, объявляет войны, регулирует деятельность граждан и устанавливает пределы их обогащения. Все это приносит удовлетворение и с полным основанием порождает чувства личной свободы и независимости. Если интерес каждого совпадает с интересом всех, надолго устанавливается согласие и длится до тех пор, пока все действия граждан направлены на сохранение государства и защиту общей свободы.

В хвалебной характеристике каждого слагаемого «смешанного» государственного устройства без труда можно узнать черты правовой структуры римской гражданской общины, какой она была во времена Цицерона. В принципе народ действительно обладал абсолютным суверенитетом. Он имел, например, право издавать законы — доказательством чего могут служить законодательные акты, принятые по инициативе Клодия, законы в пользу Цезаря, Ватиниев плебисцит и многие другие. Народ подчас отказывался утвердить решения сената, в частности, касавшиеся распределения провинций. Однако большей частью народ своими правами не пользовался и лишь утверждал решения сената, то есть органа государственного управления, составлявшего его аристократический элемент. И, наконец, каждый римлянин знал, что консул — подлинный монарх, унаследовавший от царей знаки власти и полномочия, хотя каждый консул обладал и тем и другим лишь в течение одного месяца. Пока все органы государственного управления действуют согласованно — а для этого необходимо влияние людей, способных внимать голосу разума или хотя бы воспринимать чужое мнение, община живет естественно я спокойно, и каждый гражданин занимает место по заслугам, то есть уверен в своем достоинстве. Так осуществлялся принцип, который Цицерон сформулировал в речи «В защиту Сестия» и осуществление которого считал залогом счастья государства — otium cum dignitate, покой в сочетании с достоинством.

Такой характер римского политического менталитета подтверждается всем, что нам известно о мышлении и эмоциональных склонностях людей того времени. Сохранение dignitas было главным предметом забот Цезаря и Помпея; яростная, осложненная бесчисленными беззакониями борьба за магистратуры, начиная от триумвирата и кончая интригами и сделками Антония, Пизона, Габиния, Аппия Клавдия, имела одну цель — материальное обеспечение otium. В принципе, к тому же стремились и ветераны — ценой походов хотели они обеспечить себе земельные наделы как залог мирной и спокойной жизни. Весь Рим, в сущности, мечтал о мире, и мечта эта родилась не только как реакция на ужасы гражданской войны, она росла из постоянной привязанности народа к сельской жизни. Цицерон с детства воспринял этот строй мыслей и чувств и всю жизнь работал над тем, чтобы претворить идеал мирной жизни в действительность. Мы видели, что любовь к миру и отвращение к насилию как средству управления определили с самого начала его позицию, характер его общественной деятельности. Формула concordia ordinum, из которой он всегда старался исходить, означала для него согласие стремлений и деятельности всех групп, занимавших определенное место и игравших определенную роль в социально-политической структуре республики. Формула эта была для Цицерона не простым словосочетанием, но и не исчерпывалась своим эмоциональным содержанием, она означала установление равновесия между силами, которые все вместе могли обеспечить нормальный ход общественного развития.

Цицерону казалось, что идеал его был близок к осуществлению в конце предшествующего столетия, и именно поэтому, сначала интуитивно, а затем по зрелом размышлении. он отнес время действия диалога «О государстве» к 129 году до н. э., незадолго до внезапной смерти Сципиона Эмнлиана, когда Гракхи своими дерзновенными законами нарушили мирную жизнь общины. Некоторое время Цицерон колебался, не отвести ли в диалоге место более поздним событиям, чтобы не замыкаться в эпохе столь отдаленной и уже как бы ставшей мифом. Не лучше ли вывести в диалоге себя самого или, может быть, брата Квинта? В конце концов автор выбрал нечто среднее: Рутилий Руф — подлинный участник диалога, составляющего содержание трактата, жил в изгнании в Смирне и там беседовал с Цицероном; автор пересказывает этот разговор. Книга снабжена предисловием, где Цицерон говорит о политических событиях, которых был участником, и пытается определить свое особое место в развитии римского государства и античной философии. Цицерон вводит в книгу чисто римскую ноту: ни один философ из рассуждавших до него о политике никогда не занимался ею практически, ни разу в жизни не отправлял магистратуры. Так обстояло дело с платониками и эпикурейцами, даже со стоиками — кое-кто из них, правда, бывал советником при правителе. В то же время подлинные государственные деятели, как ни были они славны своими делами, не умели теоретически осмыслить и описать свой опыт. Цицерон — первый, кто может писать, исходя не из теоретических предпосылок, а из живой политической реальности. Отсюда — важная особенность диалога Цицерона, его отличие от одноименного сочинения Платона: он не пытается сконструировать некоторую новую систему, какой была идеальная гражданская община Платона; он описывает «Ромулов град» и прослеживает его историческое развитие.