– Ему обязательно сражаться? – спросила Джернисавьен, усаживаясь возле Добби.

– Завтра утром нам нужно сесть на небесный галеон, отплывающий на юг. А это стоит тысячу кредитов – как иначе достать такие деньги? – шепотом объяснил Добби.

Рядом с ними на жесткую скамью опустился мутант, и чародей еле-еле успел подобрать полу своей фиолетовой накидки.

– Но почему бы просто не уйти из города пешком или не отправиться на юг на пароме? – недоумевала маленькая неокошка, подергивая хвостом.

– Рауль ведь объяснял: Магам известно, что мы в Карвнале. Они наверняка поставили охрану у городских ворот и в доках. К тому же их летающие платформы нам не обогнать – ни пешком, ни на пароме. Нет, Рауль прав. Это наш единственный шанс.

– Но Шрайка никому не одолеть! Ведь так? Это совершенная боевая машина, его же специально вырастили генетики во время Войн с Магами, – мрачно сказала Джернисавьен, прищурившись, словно от света факелов у нее болели глаза.

– Да, но, чтобы получить деньги, Шрайка и не надо побеждать. Просто продержаться на арене три минуты и остаться в живых.

– А кому-нибудь это удавалось? – гневно прошептала кошка.

– Ну… Думаю…

Добби не успел договорить: громко заиграли трубы. Факелы, казалось, вспыхнули еще ярче, а в каменной стене поднялась тяжелая решетка. Толпа затихла – все ждали, когда появятся гладиаторы.

(– А что такое гладиаторы?)

Это такие люди, которые сражаются на арене. Ну так вот, зрители не сводили глаз с открывшейся в стене черной дыры. Все молчали, и в полной тишине слышно было даже, как шипит и потрескивает пламя светильников. И тут появился Шрайк.

Чудовище семи с половиной футов ростом сверкало и переливалось полированной сталью. Из гладкого металлического экзоскелета выдавались невероятно острые изогнутые лезвия, напоминавшие серпы. Локти и колени прикрывал панцирь, утыканный короткими шипами. Длинный шип торчал и посреди высокого лба, прямо над красными фасеточными глазами, сверкавшими, как два рубина. Вместо пальцев на каждой руке существа было по пять изогнутых металлических когтей. Они сжимались и разжимались так быстро, что рябило в глазах. Вжик-вжик.

Шрайк выдвинулся в центр арены неуклюже и медленно – точно железная статуя, которая вдруг решила научиться ходить. Чудовище вскинуло голову, щелкнуло страшным клювом и посмотрело на собравшуюся толпу, словно выискивая жертву.

Неожиданно все зрители разом закричали, заулюлюкали и принялись швырять на арену что попало. Шрайк стоял молча и неподвижно, не обращая внимания ни на вопли, ни на град летевших в него предметов. Шевельнулся он только раз: когда прямо ему в голову метнули большую дыню. Но какой это был прыжок! На добрых двадцать футов в сторону, да так стремительно, что никто толком не успел ничего разглядеть. Толпа в ужасе примолкла.

Снова заиграли трубы. Открылась большая деревянная дверь, и вошел первый гладиатор Смертельных Игр – каменный гигант. Почти такой же преследовал Добби в Туманных горах, только этот был гораздо больше – почти двенадцать футов ростом. И он, казалось, состоял из одних мышц.

– Надеюсь, ему не удастся победить Шрайка и забрать деньги, – сказал Добби, а Джернисавьен неодобрительно покосилась на чародея.

Двадцать секунд – и все кончено. Вот двое воинов стоят друг напротив друга в колеблющемся свете факелов – а в следующее мгновение Шрайк уже опять один посреди арены, тогда как от каменного гиганта остались лишь разбросанные по песку фрагменты. Некоторые из них еще продолжали подергиваться.

За первым несчастным последовало еще четверо участников. Двоих толпа громко освистала: у них явно не было никаких шансов. Потом вышел пьяный солдат-ящер с огромным арбалетом, а после него грозный мутант с собственным панцирем-броней и боевым топором размером с двух неокошек. Никто не продержался против Шрайка и минуты.

Затрубили глашатаи, и на арену галопом выбежал Рауль. Джернисавьен сквозь пальчики, которыми закрыла глаза, смотрела на величавого кентавра, чей могучий, обмазанный маслом торс блестел в свете факелов. Рауль был вооружен только охотничьим копьем и легким щитом. Нет, постойте – у него на шее болталась на шнурке какая-то маленькая бутылочка.

– Что это? – жалобным, дрожащим голосом спросила Джернисавьен у Добби.

Чародей не сводил взгляда с арены:

– Это снадобье я нашел в Человечьих руинах. Боги, только бы я правильно смешал все компоненты!

Шрайк бросился вперед.

Дорогая Уитни!

Да, ты права, я тут действительно в седьмом круге адовом – в круге запустения. Бреду иногда вниз по улице (мой «дом» находится на вершине холма, если, конечно, меблированные комнаты в старом полуразвалившемся кирпичном бараке можно назвать «домом»), смотрю на реку Миссури и вспоминаю, как мы на четвертом курсе, во время весенних каникул, веселились на море. Помнишь, как мы поехали кататься по пляжу, и вдруг разразилась гроза, и Гранатка страшно перепугалась? И нам пришлось… ммм… пережидать непогоду в лодочном сарае?

Я рад, что тебе нравится работать на сенатора. Скажи-ка, все барышни из Уэллсли так же удачно устроились или большинство все-таки оказывается в славной школе секретарей Катарины Гиббс? Прости, пожалуйста, не мне кидаться камнями и шпильками – сам-то застрял тут, в Миссури, в столице трубок из кукурузных початков. А ты знала, что в этом городке изготавливают такие трубки для всей Америки? Представляешь, у меня на подоконнике и на капоте машины каждый день оседает по нескольку дюймов белой сажи!

Нет, я нечасто езжу в Сент-Луис. До него около пятидесяти миль, а мой «вольво» вот уже месяц стоит на приколе. Прокладка головки цилиндра полетела, а здесь надо запасных частей дожидаться лет по десять, не меньше. Мне еще повезло: в моей мастерской хотя бы есть метрические инструменты. Так что в Сент-Луис ездил три недели назад на автобусе. Отправился в пятницу после школы и вернулся в воскресенье вечером: как раз успел подготовить план уроков и впасть обратно в уныние. В городе не очень много видел: посмотрел три фильма и обошел кучу книжных. Еще залез на Врата (нет – этими подробностями утомлять тебя не буду). Самая лучшая часть путешествия – приличный гостиничный номер со всеми удобствами.

Отвечаю на твой вопрос: нет, я не особенно жалею, что приехал сюда и поступил в магистратуру в Сент-Луисе. Очень повезло с программой – всего одиннадцать месяцев, но вот не рассчитал и остался совсем без денег, поэтому и пришлось задержаться на целый год и наняться в школу в этом чертовом штате. И все бы ничего, если бы я смог устроиться где-нибудь в Уэбстер-Грувз или Юниверсити-Сити… но эта вот столица трубок из кукурузных початков? Такое впечатление, что я попал прямиком в фильм «Избавление».

Но я тут всего на год, и, если получу работу в академии Хован или в экспериментальной школе (ты давно, кстати, видела Фентворта?), здешний опыт мне очень пригодится.

Ты, кажется, просила рассказать об учениках? Что тут скажешь – четвероклашки-селяне. Я уже писал о некоторых проделках Чокнутого Дональда. Он бы точно загремел в какое-нибудь специальное исправительное заведение, если бы в этом Богом забытом захолустье таковые водились. За неимением лучшего мне всякий раз приходится накидывать на него лассо, чтобы никого не покалечил. Кто у меня там еще?

Моника. Наша девятилетняя секс-бомба. Положила на меня глаз, но в случае чего вполне утешится Крейгом Стирзом из шестого класса.

Сара. Очень милая, вся в кудряшках, лицо сердечком – настоящая лапочка. Она мне нравится. Ее мать в прошлом году умерла, и, по-моему, девочке недостает любви и заботы.

Брэд. Местный дурачок. Не верится, но он даже глупее Дональда. Два раза оставался на второй год (да, в этом штате ставят двойки на экзаменах и… шлепают детей). Зато никаких проблем с дисциплиной – просто глупый, дурной детина в джинсовом комбинезоне, стриженный под горшок.

Тереза. Уит, тебе бы она точно понравилась. Просто повернута на лошадях. Участвует на собственном мерине в соревнованиях в Миссури и Иллинойсе. Но, боюсь, она насквозь ковбойская девочка – не имеет ни малейшего понятия, что такое английское седло. В класс является в ковбойских сапогах и со скребком в кармане. Есть еще Чак, и Орвилль (!), и Уильям «Зовите меня Билл», и Тереза (еще одна), и Бобби Ли, и Элис, и ее сестра-близнец Агнес, и так далее и тому подобное.