Ты так далек от земли сырой,

Ты так увлек себя злой ездой,

Скрипкой с одной струной,

С этою стороной

Связано все до конца.

Кто ты? Прохожими тропами

Скачешь ли рысью, галопом ли?

Поле тебе соврет,

Будто летишь вперед –

Звезды не видят лица.

Странные скачки,

В спину поет роса:

«А в полнолуние ведьмы холеные

Пляшут над городом,

Пляшут над городом

Твоим…»

Кружась над лесом в переплетении звуков, Иефа знала, что Зверь услышит и придет. Потому что это абсолютно безразлично, каким получился твой Зов: громким, как горный обвал, или беззвучным, как падающий лист. Главное, чтобы Зов был искренним.

Детеныш совомедведя, убаюканный тихим голосом барда, встрепенулся, широко распахнул глаза и встопорщил перья на загривке. За лагерем наблюдал кто-то чужой. Кто-то прятался в темноте и внимательно слушал пение хозяйки. Вилка угрожающе поднял лапокрылья и тихо заклекотал, но чужак не ушел, а двинулся в обход лагеря, стараясь подойти поближе к Иефе. Вилка точно не знал, чего хочет чужак – украсть пищу или напасть на хозяйку. С одной стороны, хозяйка могла за себя постоять, но чутье подсказывало Вилке, что даже если ее сейчас съедят, она не заметит. С другой стороны, если Вилка бросится на защиту хозяйки, пища останется без присмотра, и чужак вполне сможет ее забрать. Совомедведь несколько секунд нерешительно топтался на месте, но чужак подобрался совсем близко, и тревога за хозяйку пересилила.

Иефа очнулась от грозного клекота и хлопанья лапокрыльев. Вилка, не разбирая дороги, ураганом промчался через весь лагерь, основательно оттоптал Иефе ногу, одним прыжком перемахнул через мирно посапывающего мага и вломился в ближайшие кусты, щелкая клювом и взревывая. Иефа попыталась вскочить на ноги, но накатившая слабость намертво пригвоздила ее к земле. Из кустов доносились треск и топот. Иефа вытащила меч из ножен, встала на четвереньки и поползла на звук. Продравшись сквозь заросли черемухи, полуэльфка обнаружила злого встрепанного детеныша, пугающего темноту.

- Вилка, - осторожно позвала Иефа. – Вилка, что случилось?

Совомедведь булькнул что-то в ответ и яростно щелкнул клювом. Иефа прислушалась. Лесная тишина ответила привычными ночными шорохами. Иефа подползла к детенышу, села и погладила встопорщенные перья.

- Ну что с тобой, маленький? Что тебя так испугало? Все хорошо, видишь, здесь никого нет, - сказала полуэльфка и тихо добавила: - Вроде бы.

Вилка покрутил головой, посверкал глазами, опустился на четыре лапы. Иефа почесала детеныша за ушами.

- Пойдем, боец.

Кое-как добравшись до лагеря, полуэльфка устроилась у костра и принялась ощипывать тетерева. Вилка расположился рядом, моргая на свет и чихая, когда перья падали ему на морду. Иефа отрешенно смотрела в пустоту, чувствуя, как постепенно уходит предательская слабость, и размышляла.

- А знаешь, что странно? – спросила она, наконец, повернувшись к совомедведю. – Она назвала меня полукровкой. Соответствующим тоном. В смысле, оскорбительным. Такого тона можно было ожидать от человека или, на худой конец, от эльфа. Но от дриады… - Вилка согласно фыркнул, Иефа снова повернулась к костру. – И вот еще что: она назвала Зулина колдуном. Такое непривычное слово… Колдунами магов называют только жители глухих деревень. Но дриада не была похожа на жительницу глухой деревни, правда ведь? Еще слово «колдун» я встречала в имперских хрониках, описывающих средневековье. И вообще, она была какая-то… ненастоящая, что ли… Зачем она просила у меня зеркало? Зачем вообще дриаде зеркало? И это дурацкое слово – живность… Забирайте свою живность…Это после того, как она убила Зверя. И самое главное – откуда она знала, как чувствует себя Стив на дне озера? Откуда она знала, что он вообще на дне озера, а не просто в обмороке?

Иефа надолго замолчала, вплотную занявшись тетеревом. Когда она закончила, Вилка давно уже клевал носом, отчаявшись получить свою законную порцию дичи. Иефа потерла красные от усталости глаза, посмотрела на небо и решила, что лучше не спать до рассвета, особенно если учесть недавнее беспокойство совомедведя. Чтобы не заснуть, полуэльфка встала, раза три обошла вокруг лагеря, проверила, хорошо ли укрыты спутники, подкинула хворосту в костер. Не зная чем еще заняться, задумчиво приложилась к фляге…

- Вот черт! – выругалась Иефа, только после третьего глотка вспомнив, что своими же руками всыпала в отвар лошадиную дозу снотворного. Веки отяжелели, желание лечь разрослось до размеров жизненной необходимости. – Вилка, ты за сторожа… - пробормотала полуэльфка заплетающимся языком, из последних сил добралась до своей подстилки и отключилась.

Где-то… После того, как ты обрел форму, очень трудно снова просто быть. Быть никем и нигде – находиться в состоянии полной свободы, которое раньше казалось единственно возможным, единственно верным и прекрасным. Не быть привязанным к нелепому набору звуков, составляющих имя, не быть скованным неуклюжей оболочкой, не быть униженным до разрушающей неразберихи эмоций… Не испытывать чувств, которые делают тебя зависимым, а значит, слабым. Но так хочется вернуться. Избавиться от ощущения потерянности и ненужности. Вновь почувствовать холод и тепло, впитать примитивные, но такие живые импульсы нежности, раздражения, печали, недоумения, любви…

Так хочется идти по проторенной тропке голоса, потому что тянет. Тянет свернуться жалким клубком шерсти и снисходительно быть.

Возможно, когда-нибудь удастся понять свой нелепый выбор.

Глава 2

- Госпожа велела идти на восток!

Иефа вздрогнула, открыла глаза и тут же об этом пожалела: невыносимо яркий солнечный свет плетью прошелся по глазным яблокам, выжимая слезы. Иефа зажмурилась, натянула на голову плащ и тихонечко застонала. Состояние было такое, словно накануне она выпила бочонок дрянного пива, приправленного для крепости мухоморами. Утешало только то, что спутники должны были чувствовать себя не лучше.

Спрятавшись от мира под плотной тканью плаща, Иефа некоторое время прислушивалась к тому, что происходит в лагере. Вот раздался мощный, с подвыванием, зевок, а потом громкое щелканье и возмущенное бурчание – проснулся Вилка. Мимо медленно и с натугой что-то прошуршало – Стив ползает по лагерю и собирает вещи. Хорошо, что он еще способен ползать. Могло быть и хуже. Громкое довольное чавканье, утробное урчание и хруст разгрызаемых костей… Зулин завтракает? Нет, не похоже. Что-то Зулина вообще не слышно. Черт, ну зачем нужно было добавлять в отвар такоеколичество снотворного?..

- Ешь, дружище, ешь…

Иефа тяжело вздохнула, собралась с духом и откинула плащ. Стив действительно упорно запихивал в свою котомку котелок, подолгу отдыхая после каждого, даже самого незначительного, усилия. Вилка с недовольным видом чистил перья, а вот Зулин…

- Ешь, ешь… Тебе полезно…

Иефа вытаращила глаза и мгновенно забыла о своем дрянном самочувствии. На коленях у мага сидел маленький черный невероятно худой и облезлый котенок, который с жадностью поглощал жареного тетерева.

- Еханый карась… - прошептала Иефа. – Зверь…

Котенок оторвался от еды, поднял голову и приветственно мяукнул. Зулин протянул руку – погладить, но не осмелился, словно боялся, что фамильяр растает от прикосновения.

- Представляешь, я просыпаюсь, а тут – он… Сидит… Смотрит… - растерянно пробормотал маг, и по лицу его расплылась такая счастливая улыбка, что Иефа даже смутилась. – Я думал – все, упустили момент, слишком много времени прошло, ничего не получится… Глаза открываю – Зверь… Животинка ты моя… - Голос планара предательски дрогнул.