– Сука! Ах, ты ж, сука! – Гвоздь спихнул с себя содрогающееся тело.

Вскочил, вырвал из скрюченных пальцев автомат.

– Да я! Тебя! Я сейчас тебя, сука!…

Хлопок. Чуть дернулся подствольный ампуломет. Гвоздь всадил в скрюченное тело второй шприц. Попал в живот.

На пластиковой ампуле с иглой был накарябан маленький гвоздик. Такая, значит, у него метка. Простенько и понятно. Такой можно пометить уйму шприцов и не устать.

– Что, нравится тебе, сука?! – хрипел разъяренный хэд.

– Гвоздь, уймись! – крикнул Борис, подбегая ближе.

Какое там! Хлоп… Третий шприц воткнулся под распахнутую куртку, в левую грудь.

Окостеневшее тело дикой никак не реагировало на новые инъекции. Первая судорога закончилась. Сведенные мышцы были напряжены, как при столбняке. Дикая лежала на камнях неподвижно. Страшное перекошенное лицо, зажмуренные глаза, оскаленный рот. Слезы, сопли. Пена изо рта… Это уже не имитация. Это – по-настоящему.

– Нравится, я тебя спрашиваю?! – брызгал слюной Гвоздь.

Позабыв обо всем, даже о том, что боеприпасы следует экономить, он снова положил палец на спусковой крючок ампуломета.

– Хватит!

Борис кинулся к нему, вырвал у Гвоздя автомат, отбросил оружие в сторону.

Это не помогло.

Обезумевший хэдхантер принялся пинать одеревеневшее тело девчонки. Гвоздь лупил ее ногами яростно и остервенело, что было сил. По голове, по животу, по груди, по бокам. Дикая не вскрикивала, не вздрагивала. Только покачивалась, да перекатывалась под ударами всем телом, словно деревянная колода или мороженная туша. На живого человека она сейчас походила мало.

Борис выматерился. Как-то сразу забылись и бутылки с зажигательной смесью и то, как он сам выцеливал эту чернявую из ампуломета. На войне оно как на войне, конечно. А на охоте – как на охоте. И дикие – всего лишь будущие тресы. А тресы, вроде как, и не совсем уже люди. Но, все же, такое избиение беспомощной, трижды уже подстреленной, скрюченной от боли и паралича девчонки… Как-то оно…

– Хватит, я сказал! – рявкнул Борис.

– Хватит?! – Гвоздь, медленно повернулся к нему.

Лицо его было страшным. Глаза налились кровью. На обожженной щеке взбухали волдыри. Казалось, он только сейчас заметил Бориса. А того, что именно Борис спас его от верной смерти, похоже, и не понял вовсе.

Гвоздь ощерился.

– Нет, не хватит, салага! Я только начал! Да я эту тварь прямо здесь, прямо сейчас!.. Во все дырки!.. Суку эту!

Вот ведь хрень! Похоже, Гвоздь, в самом деле, собирался осуществить задуманное. Прямо здесь и прямо сейчас. И именно, что во все…

Жизнь у этой девчонки была, явно, не сахар. И Гвоздь намеревался добавить свою долю соли и перца.

Долговязый хэдхантер пыхтел и тяжело дышал. Он уже не просто злился, он был возбужден до крайней степени. Стащил ниже колен джинсы со сведенных параличом ног девчонки. Потянулся к трусикам.

Извращенец, мать его! Борис поморщился. Поиметь вот так парализованную дикую – это ж, наверное, все равно, что совершить акт некрофилии. Что за кайф трахаться с неподвижным твердым бревном? И вообще…

Вообще, все происходящее сейчас ему не нравилось. И, в конце концов, какого хрена?! Ведь это он, Борис, первым подстрелил чернявую. Значит, она – его добыча. Его законный трес-балл. Так что Гвоздя здесь ни с какого боку не стояло.

И к тому же Ухо запретил калечить диких.

– Гвоздь, прекрати! – Борис поднял автомат.

Демонстративно тронул пальцем спуск ампуломета.

Конечно, стрелять в Гвоздя он не станет, но, может быть, хотя бы вид оружия утихомирит взбесившегося охотника.

– Прекрати, говорю!

Он ткнул стволом в шею Гвоздя, над воротом бронежилета.

«Интересно, а если все же выстрелить из подствольника вот так, в упор, можно ли убить человека? – пронеслось в голове. – Способна ли шприц-ампула перебить позвонки?» Нет, вряд ли: конструкция инъекционного дротика не позволит игле проникнуть слишком глубоко. И убойной силы пневматического подствольнику не хватит. Ампуломет создавался не для того, чтобы убивать и калечить. У него другое предназначение.

– Ты?! – Гвоздь, наконец, поднял глаза на Бориса. В первый миг хэдхантер ничего не понял. Или не поверил. – В меня?! Автоматом?!

Но уже в следующий…

– Ах ты, сука! – оттолкнув направленный в него калаш, он шагнул к Борису. – Да я ж тебя положу рядом с ней! Да я ж тебя сейчас вместе с ней…

Руки Гвоздя вцепились в автомат Бориса. Глаза хэда горели нездоровыми огоньками.

Первоначальное намерение просто попугать Гвоздя, улетучивалось. Борис уже почти готов был выстрелить шприц-ампулой. Хотя… К чему напрасно расходовать нелеталку? Буянов можно успокаивать и иначе.

– Да я!..

Борис вырвал автомат из пальцев Гвоздя.

– …Тебя! Тоже…

Развернулся всем корпусом.

– …во все ды…

Нанес быстрый и точный удар прикладом. Не очень сильный – чтобы не убить ненароком. Но достаточно ощутимый, чтобы сбить с ног.

– …Ы! – удивленно икнул Гвоздь, заваливаясь на валун.

На обожженной щеке лопнули волдыри. На скуле отпечатался след от приклада.

В нелепом полулежачем положении, опершись спиной о камень, Гвоздь потянулся к своему автомату.

– Не-а! – качнул головой Борис, стараясь быть убедительным. – Я ведь больше бить не буду, Гвоздь. Стрелять буду.

Чем именно стрелять – этого он уточнять не стал. В лицо Гвоздя смотрели и подствольный ампуломет, и автоматный ствол.

Гвоздь не дергался. Гвоздь словно врос в камень. Дурак, а соображает, что нажать на спусковой крючок – оно по-любому быстрее будет. Дотянуться до оружия у него не было никаких шансов.

– Ты че, думаешь, самый крутой, да? – неожиданно оскалился Гвоздь. Очень нехорошая вышла у него улыбочка. – Ну, мы с тобой еще поговорим об этом, салага. Я на тебя еще посмотрю. Потом… После рейда…

Гвоздь, наконец, отлип от камня. Он говорил громко, взволнованно, брызжа слюной:

– Башку хотела прострелить. Ну, я ее и того… Поучить немного решил, короче. А этот вот влез…

Гвоздь бросил неприязненный взгляд в сторону Бориса.

– И правильно сделал, что влез, – пробурчал Ухо. – Нехрен товар портить! Приказ забыл?

– Да она ж, сука…

– Что сука – не спорю, – перебил сержант. – Все остальное – не твоя забота, Гвоздь. Ты своими баллами за порченный товар не расплатишься.

Гвоздь умолк и смотрел исподлобья.

Сержант склонился над дикой.

– Нормалек, – оценивающе прикинул он. – Молодая. Здоровая, вроде. Правда, покоцанная чего-то…

Ухо поморщился.

– Шрамы эти на сиське и на шее все портят… И руки в пятнах каких-то. Ну, да ладно. Все равно за девчонку кучу бабла отвалят.

Он снова повернулся к Гвоздю:

– Так, говоришь, дикая у тебя автомат выхватила.

– Ага, – снова оживился и энергично закивал Гвоздь, – выхватила, а потом…

– Значит, ее подстрелил не ты, – перебил его Ухо.

Гвоздь прикусил язык, злобно засопел.

Ухо перевел взгляд на Бориса.

– Ты девочку завалил?

– Ну я, – без особого энтузиазма ответил Борис.

– Выходит, твой первый трес, салага? Треска, вернее.

– Выходит, так, – Борис пожал плечами.

– Ну что ж. С зачином тебя, Берест. Хорошая добыча. За такую девку тебе аж целых два трес-балла полагается. Только я их аннулирую. Штраф за внутригрупповые разборки. Гвоздь, с тебя тоже – минус два трес-балла.

– Да ты че, Ухо! – возмутился, было, долговязый хэд.

– Молчать! – рыкнул сержант.

– Есть минус два балла, – сник Гвоздь.

– Вот так-то! Чтоб никому обидно не было. А теперь взяли ее вдвоем – и потащили из камней. Сейчас тресовозка подъедет.

– Так а это… – снова вскинулся Гвоздь. – А охота как же, а?